в силах даже охнуть, я пошевелил пальцами рук, словно какой-то падишах, таким способом подзывающий верных подданных, но, несмотря на то, что пальцы шевелились (это вселяло некоторую надежду), никто ко мне не бросился, упрашивая сказать, чего мне хочется. Было немного обидно, что я не падишах, но я справился с этим и, дрожа от напряжения, сумел подняться со старенького дивана, используя все имеющиеся конечности.
Что-то шумело на кухне, но мне было все равно, что за звук раздается оттуда. Хотелось в туалет, и чем быстрее, тем лучше. Совмещенный с ванною, гордость советских архитекторов, туалет находился метрах в пяти от того места, где, покачиваясь от слабости и головокружения, я пытался устоять на ногах. Я боялся сделать даже шаг, потому что тогда нарушилось бы то хрупкое равновесие, которое удерживалось моим вестибулярным аппаратом, этим замечательным прибором, благодаря которому я в свое время выиграл немало призов.
Шум с кухни обрел иные интонации, и в открывшуюся дверь я увидел большое, знакомое тело, протискивающееся в узкий дверной проем.
– Привет, соня! Очнулся? – голос Германа доносился как из-под ведра.
– Ты жив или это я умер? – Я реалист, но когда ты пару дней ходишь, убежденный, что твой друг убит, причем у тебя на глазах, трудно заставить себя поверить, что этот ухмыляющийся гигант не привидение.
– Жив, как видишь, – он был почему-то весел, и как всегда от него веяло жизнелюбием. В данном случае оно было просто невыносимо.
– Я же видел, как ты умер, – мне хотелось ему нагрубить, но я генетически вежливый человек, поэтому решил немного обождать. До выяснения.
– Нет, хотя мне тоже так показалось, – Герман произнес странную фразу, которая не укладывалась в моем угнетенном сознании.
– Помоги мне добраться до туалета, а потом расскажешь, кто и за что тебя воскресил.
– Держи лапу, – Гера протянул свою объемистую ладонь, ухватившись за которую, мне было уже намного проще добраться до пункта назначения.
В ванной-туалете я пробыл довольно долго. Сначала естественные потребности полуживого организма, потом я внимательно изучал ставшее чужим и неузнаваемым собственное лицо, про которое еще совсем недавно говорили, что оно… Да что теперь вспоминать! Не решаясь трогать яркие, красно-лиловые вздутия, я слегка смочил опухшие пальцы и, почувствовав себя человеком процентов на двадцать, что уже было неплохо, вышел из маленького помещения.
Из кухни теперь доносился не только шум, но и запах чего-то жутко вкусного.
«А что здесь делает Надя?!» – подумал и жутко удивился своей мысли. При чем здесь Надя? Но тут же нашел ответ. Наверное, теперь все, связанное с вкусной едой, будет ассоциироваться с администратором сауны на Профсоюзной улице. Уже без посторонней помощи я добрел до кухни.
У плиты, закрывая ее своим невозможным телом, стоял мой бывший одноклассник, и шкворчанье чего-то безумно вкусного наполнило рот такой обильной слюной, что я чуть не захлебнулся, пытаясь ее проглотить. Герман обернулся и, увидев меня, приветственно помахал металлической лопаткой, разбрызгивая вокруг себя маленькие, блестящие капли.
– Садись, я накормлю тебя так, как ты не ел ни в одном ресторане Москвы.
Я сел, так и не ответив ему. Силы были ограничены, и мне даже казалось, что я вижу тот стаканчик, в котором они все и находятся. Герман что-то шумно передвинул на плите, напевая незнакомую мне мелодию, и почти иллюзионистским движением в два-три приема расставил на столе приборы, нарезанный хлеб, сыр и какие-то соусы. Наконец он торжественно водрузил на разделочную доску громко шипящую сковороду, на которой парились куски мяса. Запах был таким необыкновенным, что захотелось поплакать, но, пересилив женскую половину своего характера, через несколько секунд я понял, как прекрасна жизнь и как много вкусных блюд я еще не ел.
– Блюдо мексиканских королей, – произнес Гера, с удивлением глядя на то, как я запихиваю в себя кусок за куском нежное, сочащееся каким-то необыкновенным соком, мясо неведомого животного. – Называется… – и произнес такое длинное и мудреное слово, которое я не выговорю ни за что на свете. Что-то вроде кетцалькоатля в теночтитлане. Ну да и бог с ним, с названием. Я понял, что со вкусом у мексиканских королей было все в порядке. – Между прочим, поварам, кто не добивался определенного вкуса, не предлагали сделать еще одну попытку, – продолжал Герман экскурс в древнюю историю ацтеков, майя и разных толтеков.
– Ммм? – Я не мог оторваться, и этот звук должен был показать ему, как я внимательно слушаю.
– Им просто отрубали голову и делали из нее кубок для питья. Также не разрешалось никому даже прикасаться к этому священному блюду. Считалось, что сам запах, – он снова произнес длиннющее слово, и я удивился, как быстро и без запинки он его произносит, – приближает человека к богам. Так вот, цени.
С этими словами он присоединился к поеданию королевского блюда с невозможным названием. Минут пять прошло в полном молчании, нарушаемом лишь нечленораздельными звуками, которые всегда сопровождают процесс принятия пищи. С каждой секундой, точнее, с каждым невообразимо вкусным кусочком я чувствовал, как жизнь по капле возвращается в меня. А с ней возвращались вопросы, которых становилось все больше и больше.
Утолив первый, самый жестокий голод, я отпил из стакана, в котором оказался апельсиновый сок (откуда у меня апельсиновый сок?). С трудом, но мне удалось заставить себя отложить вилку и задать первый вопрос:
– Почему ты жив?
Герман отреагировал на него как-то странно, но если учитывать его национальность, то все становилось понятным. Он откинулся, чуть не сломав спинку стула, и, засмеявшись, ответил вопросом:
– Ты что, расстроился?
– Не ерничай, ты знаешь, о чем я.
Видимо, в моем тоне Гера услышал нечто такое, что заставило его отказаться от всегдашней своей балагуристости, и, сделав непривычно серьезное лицо, начал рассказывать.
– Я должен тебе признаться или, как у нас говорят, открыться – иногда я выполняю деликатные поручения по просьбе одной компании.
– Другими словами, – я пристально смотрел на него, – ты шпион?
– Я бы не стал так это называть, – показалось, что он смутился, – шпионы, они специально обученные люди, а я лишь выполняю мелкие заказы. Что-то привезти, что-то увезти.
– И как ты это делаешь? – Мне не то чтобы было очень интересно, просто больше не хотелось никаких недомолвок.
– Тебе я могу довериться. Я поставляю сюда растения, почву, а отсюда уходят грузы с удобрениями.
– И ты в них прячешь, – не хотелось говорить, но я должен был все прояснить, – наркотики?
– Боже упаси! – Герман едва не перекрестился. – Ты что?! Я же говорю, мелкие поручения. Бумаги, диски и прочую мелочь, найти которую в грузе практически невозможно. Тем более меня знают и, что самое главное, доверяют.
– Ты имеешь в виду таможню? – спросил я, догадываясь, каким будет его ответ.
– И их тоже. Славные люди, – он даже улыбнулся, – да и обходятся не очень дорого.
– И что привело тебя в этот раз?
– Я же говорил, мама умерла. И я собирался лететь к тебе, чтобы ты занялся переоформлением квартиры, когда мне позвонили. Представь мое удивление, когда я услышал, что у твоего соседа есть какой-то компромат на одну леди. Очень высокопоставленную леди. Я еще подумал, что это судьба.
– Ты ошибаешься, не леди, а мистер. Или, правильнее будет сказать, сэр.
– Нет, друг мой, – Герман вздохнул, – именно леди.
Мне подумалось, что у всей этой истории и должен быть такой финал, но что-то тревожило,
