потеряла мать. Она ненавидела эту комнату. Но, похоже, та решила преподнести ей новые ужасы, потому что Миён увидела, как Джихун вгрызается в тело своего бессознательного отца.
– Джихун-а!
Он даже не поднял головы.
– Джихун! – крикнула она, пытаясь остановить его. – Ан Джихун!
– Синхе, – окликнул Чуну.
Лисица подняла глаза, ее лицо было забрызгано кровью, и усмешка, которая застыла на нем, была злобной и голодной.
– Прекрати. – В голосе Чуну прозвучала сталь, которой Миён никогда раньше не слышала.
– Ты что, думаешь, я буду подчиняться твоим приказам? – спросила Синхе. И Миён поняла, что, хотя она говорила голосом Джихуна, звучала она по-другому. В ее речи была какая-то ритмичность и легкий акцент, который Миён не могла определить.
– Я надеюсь, что ты воспримешь это как просьбу. Мольбу, – проговорил Чуну. – Если ты явилась наказать меня, так накажи меня. А не кого-либо еще.
– Похоже, твое бессмертие не принесло тебе особой пользы. – Синхе фыркнула. – Ты все такой же мягкий и слабый. Позволил себе привязаться к этим людям. – Господин Ан лежал у ног Синхе, но Миён наконец заметила, как грудь у него поднимается и опускается при неглубоких вдохах. Он был жив, но Миён не была уверена, как долго он продержится.
– Я ни к кому не привязывался, – возразил Чуну, и Миён что-то уловила в его словах. Он повторял то же, что раньше говорила она. Так же она когда-то лгала себе, уверяла, что может жить без связей. Как она не понимала этого раньше? – Я одинок, – сказал Чуну, и от этих слов Миён стало грустно. – Так что не наказывай больше никого за мои ошибки.
– Ты действительно думаешь, что способен отделить себя от мира, частью которого ты все еще отчаянно желаешь стать? – Синхе засмеялась. – Ты, которого всегда так сильно заботило, что о тебе думают окружающие? Я была неправа; ты уже не тот, что раньше. Ты еще хуже, потому что теперь ты обманываешь себя. Притворяешься сильным, когда внутри ты все тот же испуганный мальчик, которого я знала.
Голос Чуну прозвучал сдавленно, приглушенно:
– Ты меня больше не знаешь.
– Мне не нужно знать тебя, чтобы видеть насквозь. Твоему слабому сердцу небезразличны эти люди.
– Оставь его в покое, – оскалилась Миён. Ей хотелось защитить Чуну от жестокости этого лисьего духа. Потому что, хотела она это признавать или нет, Чуну стал частью ее жизни. Частью, которой она еще дорожила.
– А ты заставь. – Синхе холодно улыбнулась.
Миён сделала шаг вперед, но Чуну остановил ее.
– Я прошу тебя оставить этих людей в покое и отпустить Джихуна, – потребовал Чуну. – И я помогу тебе найти другой способ выжить.
Синхе усмехнулась:
– Ты думаешь, мне нужна твоя помощь? Разве ты не понимаешь? Я не хочу и не нуждаюсь ни в чем от тебя, мне нужна только твоя боль.
– А это, ты думаешь, поможет? Мне плевать на этого человека. – Чуну махнул рукой в сторону господина Ана.
– Да, зато тебе дорог этот человек и его друзья. – Синхе указала на тело Джихуна. – Давай-ка посмотрим, как ты справишься с болью, которую сам им причинил.
– Что?..
Чуну умолк: глаза Синхе закатились, а тело обмякло.
42
Тело Джихуна упало, ударившись головой о твердый пол. Когда Миён подбежала к нему, Чуну крикнул, пытаясь остановить ее. Они понятия не имели, что сделает Синхе, если завладеет еще кем-нибудь. Но Миён не слушала.
Джихун застонал, и Чуну приготовился отбиваться.
– Миён-а? – пробормотал Джихун. Голос его звучал совершенно обычно, как голос Джихуна, но Чуну все еще был на взводе. Он ждал хотя бы малейшего намека на то, что это ловушка. – Что случилось?
– Ничего. – Миён попыталась заслонить собой господина Ана, который лежал посреди пола. Но Джихун, проведя взглядом по кровавому следу, увидел тело отца.
– Это?.. – вздох ужаса вырвался у него из горла. Джихун поднял руки, как будто хотел спрятаться за ними; затем его глаза расширились, когда он увидел кровь, покрывавшую его кожу. – О боже. Это я натворил? Я что, убил…
– Нет, – твердо сказала Миён. – Это сделал не ты.
– О боже мой. О боже мой. – От волнения Джихун задрожал всем телом, провел красными руками по лицу, оставляя кровавые следы на щеках, в волосах, придав себе жуткий вид. Сжав кулаками виски, он всхлипнул: – Я вспомнил. Я помню, что произошло. Я убийца. Я убил его. Я убил собственного отца. – Последние слова были сродни воплю боли, такой мучительной, что даже Чуну это почувствовал.
– Нет, – возразила Миён. – Это сделала Синхе, и теперь она ушла.
– Нет, не ушла. – Джихун отчаянно замотал головой. – Она все еще здесь. Я ее слышу. Она говорит, чтобы я посмотрел, что мы наделали. Она хочет, чтобы я смотрел, как он умирает.
Отец Джихуна дернулся, закашлялся, изо рта у него потекла кровь.
– Он не мертв, – Миён поспешила обрадовать Джихуна. – Смотри, он не умер.
– Пока, – добавил Чуну, и Миён метнула в него сердитый взгляд.
– Помолчи, ты все портишь, – процедила она сквозь стиснутые зубы.
– Ты тоже, если думаешь, что это поможет ему справиться с чувством вины. Мы ничего не можем сделать для этого человека.
И, когда господин Ан умрет, Джихун никогда себе этого не простит. Эта смерть будет мучить его всю оставшуюся жизнь. И это – наказание, понял Чуну. Его наказание – осознавать, что он принес в этот мир еще больше боли. Потому что господин Ан не умер бы, если бы не Синхе, а Синхе не стала бы его убивать, если бы не Чуну.
Он и так чувствовал вину за ту роль, что сыграл в смерти Йены, а теперь она и вовсе грозила задушить его.
«Ты никогда ничего не сможешь сделать правильно, – эхом отозвался у него в голове голос отца. Злой и жесткий. – Мне стыдно, что у меня такой сын».
Чуну чуть не поднял руки, чтобы заглушить голос, но он знал, что тот исходит из его собственной памяти. И как бы Чуну ни старался, от него никуда не деться.
«Давай-ка посмотрим, как ты справишься с болью, которую сам им причинил», – сказала Синхе. И она была права. Это было отличное наказание. Ничего хорошего не случалось с теми, кто общался с Чуну, и она это доказала.
– Никто из нас ничего не может сделать, – наконец произнес Чуну. – Этот человек умрет.
– Ладно. – Миён опустилась на колени рядом с господином Аном, чье хриплое дыхание эхом разносилось по кухне. Из его груди донесся предсмертный хрип, с которым Чуну был слишком хорошо знаком.
– Что ты делаешь? – спросил Чуну.
– Я убью его. Эта смерть будет на моей совести. Ты меня слышишь? – окликнула Миён Джихуна. – Я убила его. Не ты.
Затем она подняла руку, чтобы нанести смертельный удар. Чуну остановил ее прежде, чем она успела что-либо сделать.
– Нет, – запротестовал он. – Ты не можешь этого сделать.
– Отпусти! – крикнула она. Слезы текли по ее щекам, пока она пыталась вырваться. – Я
