судя по вороху разорванных бумаг, высящихся перед ним, ничего у него не получалось.
Но артефактор не унывал. Я начинала думать, что он на это в принципе не способен. Хотя его рассказ в Лайстовице полнился глухой скорбью, и то, как Тилвас говорил о своей истории и своих ощущениях, звучало далеко не оптимистично.
«Ты можешь заткнуть уши, закрыть глаза – но ты слышишь это бормотание смерти и беззвучные шаги, уходящие за горизонт. Этот шорох, похожий на тихий, с ума сводящий шепот мёртвых из-подо льда».
Я вздохнула.
Других посетителей в таверне в этот поздний час не было. Нам бы тоже уже стоило разойтись по комнатам, но я слишком увлеклась чтением и не заметила наступления темноты, Талвани, видимо, так же сильно погрузился в работу, пока не отрубился, а Мокки…
Мокки вообще был как на иголках: лихорадочное остервенение сквозило в каждом его жесте, и мне все сильнее казалось, что добром это не кончится. Ревность виновата или нет, но у темпераментного папочки воров наступала беспокойная фаза его психического (не)благополучия. Насколько я его знаю, в ближайшие дни он станет совершенно бесчувственным и агрессивным, будет мыть руки по пятьдесят раз и педантично соблюдать симметрию в предметах, а если кто-то случайно толкнет его – вполне сможет сломать неосторожному человеку руку и расхохотаться. В гильдии в такие периоды все ходят по струнке и работают впятеро усерднее, за неделю-две делая чуть ли не годовую выручку. Но братьев и сестер Полуночи под рукой нет, так что отдуваться придется нам с Талвани.
Подумав над этим еще немного, я все-таки убрала свое колено от колена Бакоа.
Я дочитала последние абзацы книги: «И хранительница Дану, протянув мне руку на прощание, сказала, что никогда еще у нее не было такого настойчивого спутника, как я, и она счастлива, что теперь я решил написать книгу о наших путешествиях, пусть даже это значит, что я больше не буду сопровождать ее.
Глубоко вздохнув и счастливо улыбнувшись – ибо ей нужно было преподать мне урок смелости перед лицом выбранного решения, – она ушла, не оборачиваясь и вскинув две руки в кулаках над головой. ”Свобода!” – крикнула Дану, и голос ее был полон ужаса перед грядущим одиночеством. Но я знал – я должен написать эту книгу и донести будущим поколениям всю мудрость моей богини. Так что я крикнул: ”Благость!” – заставив богиню вздрогнуть, зашел в дом, взял стопку превосходного пергамента и, обмакнув деревянную палочку в чернила, начал писать…»
Я закрыла «Поучения благого ассасина» и задумчиво побарабанила пальцами по вощеному корешку. Пора было будить парней и рассказывать им о доступных вариантах. Я снова посмотрела на прядку волос, так маняще и бесстыже упавшую на глаза Талвани, и в итоге ощутимо ткнула артефактора в бок.
– Подъем!
– Боги, да почему ты меня так не любишь! – застонал Тилвас, отпихивая мою руку и, не открывая глаз, отполз дальше по лавке.
Не просыпаясь, конечно. Я уже хотела ткнуть его повторно, возмущеннее – негодная прядка стала еще прельстительнее, – но тут проснулся Мокки.
Бакоа с урчанием потянулся, одновременно выбрасывая по сторонам сразу все конечности, пальцы и даже отмычки в сладкой истоме, зевнул, пристально посмотрел все на ту же тилвасовскую прядь и, резко перегнувшись через стол, сдул ее.
Вот и увели игрушку.
– От тебя табаком воняет, – мгновенно отозвался артефактор.
– Сейчас еще и вином будет, – снова зевнул Бакоа, деловито заглядывая во все подряд кружки в поисках хотя бы одной не пустой.
Все в сборе и более или менее вменяемы; пора возвращаться к делам.
– Я бы сказала, что у нас всего один приличный вариант для поиска святых кораллов. – Я протерла глаза и махнула рукой подавальщику, чтобы принес кофе.
Ночь за окном медленно перевоплощалась в утро. Она снимала черные тени аллей и острые каблуки преступных кинжалов, смывала алые губы-фонари, пушистые ресницы полночных шепотов – заменяла все это на розовую комбинацию рассвета и душистую росу пробуждающихся клумб. Я завидовала ее обновлению и спешила закинуться хотя бы кофе, раз закинуть саму себя в постель пока что не вариант.
– Согласно книге Дану и ассасин точно видели коралловые рифы в четырех местах: в Жемчужном море (это нам не подходит, другой конец света), у атолла Невервайл (тоже), в ста километрах к югу от Пика Волн (уже лучше, но все еще далеко) и неподалеку от Дабатора. Буквально в нескольких километрах от берега. Собственно, вот этот вариант кажется мне наиболее удачным.
– Дабатор – это ведь плавучая рыбацкая деревушка на западном побережье острова, верно? – припомнил Талвани, отпивая глоток горяченного кофе по-русалочьи, который варят с солью. Я кивнула. – И впрямь неплохо. Отсюда всего три дня пути: тогда предлагаю поспать и двинуться туда.
– Поддерживаю… Мокки, что с тобой?
Вор так мрачно смотрел в кружку, будто увидел там в отражении врага. В принципе в какой-то степени так и было, наверное, ведь у всех нас есть претензии к собственному «я», но…
– Ничего, – яростно прошипел вор и встал так резко, что весь стол подпрыгнул, зазвенев посудой.
Бакоа сорвал с ремня шаровар мешок с золотом и чуть ли не с вызовом швырнул в меня:
– Расплатитесь. Я спать. Выезжаем на закате.
При этом скользнул по мне, а потом по Тилвасу настолько невидящим и одновременно ненавидящим взглядом, что я даже растерялась. Не успел кто-либо что-то сказать, как Бакоа быстро и бесшумно исчез из обеденного зала – причем провернул свой уход в воровском стиле, утонув в тенях.
– Это что сейчас было? – нахмурился Тилвас, уже без дневных прибауточек.
– Понятия не имею.
– Но явно не ревность, да?
– …Талвани, что у тебя вообще в голове творится?
– Разнообразные восхитительные процессы, частично гениальные.
– Это был риторический вопрос.
– Ну-ну. Хм. Может, Мокки не любит русалочий кофе? Он же из Рамблы. Вдруг это для него оскорбление? – Тилвас задумчиво качнул в руках чашку.
Это было бы очень странно, но в теории возможно.
– Ладно, пойдем спать, – вздохнула я, оставляя свою порцию недопитой.
– Это приглашение? – артефактор встрепенулся и подмигнул.
Я скорчила рожу.
– Нет, серьезно, учитывая, что у нашего лохматого друга психика разъезжается по швам, мне просто опасно ночевать с ним в одной комнате. А на третий номер у нас уже не хватает бюджета.
– Иди к гурху, Талвани.
– Да, по сути, к нему и иду, – аристократ закатил глаза. – Гурхи – это ведь те сумасшедшие и глазастые степные сущности, которые выворачивают кости путешественникам, забывшим поприветствовать их перед сном? Чем-то похоже на Мокки.
На прощание он пробарабанил пальцами
