чтобы спасти отраженческую себя.
– Секунду! Дай закрою каналы! И всё, прекращаем! – крикнул сзади реальный Талвани, не давая мне вырваться, и вдруг с силой провел ладонью по моей спине снизу вверх, а потом вновь странно ущипнул за позвонок на шее, прошептав какую-то формулу.
Черное видение рассыпалось хлопьями пепла.
Но я уже все-таки пнула артефактора – острым локтем в солнечное сплетение – заставив его отшатнуться, а сама по инерции сделала пару шагов вперед, врезавшись в угол журнального столика и уронив его.
– Твою мать! – взвыла я, когда к очевидным душевным невзгодам добавилась еще и острая боль в колене.
– Так тебе и надо… – проворчал сзади Талвани, потиравший грудь, и комком швырнул в меня мятую рубашку. – Я же сказал: секунду!
– Знаешь, учитывая, что за жесть я видела, там и секунду прождать нельзя было!
– Видела ты, а виноват я? – язвительно поинтересовался он.
Я поморщилась и промолчала. Что есть, то есть.
– Тебе удалось разорвать мою связь с тем рёххом? – буркнула я наконец.
Аристократ вздохнул.
– Нет, я не могу вот так с ходу разорвать ее. Но теперь я знаю, какие травы тебе надо пить, чтобы у врага сбилась к праховой бабушке вся наводка. Мы возьмем их с собой и дважды в день будем устраивать изысканное чаепитие по всем правилам, благодаря которому нашим преследователям придется искать нас безо всяких там магических поблажек. Я обещаю тебе: в этом смысле ты будешь в безопасности.
– А в каком не буду?
– Ну, слушай, мы вроде как в состоянии войны с кем-то из характерных – и я пока не знаю с кем, потому что за свое долгое существование пэйярту успел насолить практически всем…
Я фыркнула. Это точно. Хорошо хоть, главный враг лиса – волк горфус – вне игры, потому что до сих пор сидит в тюрьме.
– Плюс жизнь в принципе полна неприятных сюрпризов, плюс нам надо найти святые кораллы – и вся моя интуиция, что человеческая, что лисья, утверждает, что по пути мы нахлебаемся приключений, так что… Безопасности почти нет, – Тилвас развел руками.
– Класс, – подытожила я, прикидывая, хватит ли мне терпения собрать с пола все пуговицы от рубашки и пришить их обратно. Солнечный свет, льющийся в окно, действовал умиротворяюще и помогал забыть неприятный опыт, но шитье… Это какой-то новый уровень садизма.
– А зачем ты меня нюхал, Талвани?
Артефактор небрежно пожал плечом.
– Да просто. У нас с тобой это как-то с первого дня повелось: или как, по-твоему, я нашел тебя тогда в горах после нашей сделки в «Приюте пилигрима»?
Я вытаращилась на него.
– Так там не было маячка?!
– Сначала был – после дерева и нашей встречи, – но он саморазрушился через пару часов. Дальше – чисто обоняние. Ты всегда пахнешь лавандой и перцем, что чистая, что грязная, что в гостинице, что в склепе – ты в курсе? Я специально замеряю и экспериментирую.
– Ты сейчас раскаяньем запахнешь, экспериментатор гурхов! – зарычала я, кидаясь на него.
Тилвас с хохотом увернулся, щелкнул меня по плечу – осалил! – подмигнул и проворно сбежал с лестницы. Мне так и виделся у него за спиной пушистый лисий хвост.
А ведь он бы ему пошел.
22
Бал-Варал
Mendacem memorem esse oportet.
«Лжецу надо иметь хорошую память».
Как и было намечено, мы ушли из долины в пятницу утром. На прощание Галаса Дарети снабдила нас каким-то невозможным количеством пузырьков и смесей – что-то для Тилваса, что-то для меня.
Только Мокки не полагалось никаких лекарств. Вор умудрился оскорбиться на это и в ответ устроил небольшую диверсию: стащил несколько зелий на свой вкус, о чем, впрочем, никто из нас не догадывался до определенного момента, которому еще лишь предстояло наступить.
– Пожалуйста, держи меня в курсе событий, – попросила целительница Тилваса на пороге. – И я бы хотела помочь тебе, насколько это в моих силах.
– Галаса, я боюсь, помощь может потребоваться уже на этапе прямой конфронтации. Вряд ли это то, что ты любишь, – шевельнул бровью Талвани.
– Если бы мы делали только то, что любим, мир был бы достаточно странным местом, – пожала плечами она.
Мы попрощались и уехали на ее лошадях – отправим их обратно, когда доберемся до ближайшего города и разыщем себе какой-то другой транспорт. В городке – он назывался Бал-Варал и был населен сплошь горняками – мы собирались разделиться.
Я направлялась в библиотеку за экземпляром «Поучений благого ассасина» – нашей маршрутной картой. Тилвас хотел пойти в банк – снять немного денег со счета, потому что наши финансы таяли – ко всеобщему огорчению.
Но Мокки внезапно воспротивился этому:
– Нет. Никаких денег.
– Да ладно? – хмыкнул Тилвас, глядя на Бакоа сверху вниз. – В тебе что-то сломалось, что ли? Деньги, деньги – прием, прием. Просто хочу напомнить, что это – те самые круглые золотые штуки, которые ты так любишь.
– Еще сильнее я люблю свободу, – ядовито отозвался Мокки. – Я смирился с тем, что ты накачиваешь Джерри непонятной травой, убирая Якобы Магическую Связь, но ты полный придурок, аристократишка, если… Хотя нет, погоди, – вдруг перебил сам себя вор. – Полный придурок ты в любом случае, это не обсуждается. Но деньги в банке ты снимать не будешь. Потому что для знающих людей это – куда более четкий след, чем какая-то потусторонняя гадость, давшая тебе, кобелю, повод раздеть Коготочка!
Последние слова Мокки неожиданно для всех почти проорал, что было совсем не в его характере. Мы с Тилвасом аж с шага сбились. Бакоа и сам встал как вкопанный посреди улицы, кажется, слегка ошарашенный собственной вспышкой.
Я почувствовала, как мое лицо непроизвольно каменеет, не понимая, как тут реагировать, а сердце замирает, будто прислушиваясь: что там происходит снаружи? Мне доложите, будьте добры.
– Он тебя Коготочком зовет, серьезно? – после паузы Талвани повернулся ко мне с неподражаемым и неподдельным выражением ужаса на лице.
Впрочем, за этим ужасом скрывалось что-то вроде восторга.
– Обычно не зовет, – я странно посмотрела на Мокки.
Он все еще стоял как оглушенный, и его уши медленно краснели. «Какого гурха с тобой творится, Мокки?» – подумала я.
Тилвас никак не мог угомониться:
– Значит, сегодня есть особенный повод, а, Джеремия?
– Спроси у него сам.
– Эй! Очень странно, что два таких образованных сноба, как вы, не в курсе, что в третьем лице говорить о присутствующем – дурной тон, – рявкнул наконец-то пришедший в себя Бакоа. – Встретимся в
