Растущий интерес светских дам к философии и патронат Плотины над философами частично отражают подъем интереса к греческой культуре в римском обществе II века. Даже Адриан с самого детства поклонялся перед ней. Плотина была не первой женщиной из императорской семьи, которая проявляла интерес к предмету, — Ливию после смерти ее сына Друза утешал философ по имени Арес, но она была первой, кто публично демонстрировал покровительство философии; в таком обличье ей позднее и подражала со значимым результатом одна из ее преемниц.[632]
Возраст и социальный статус были мерками, по которым, похоже, судили, является ли философия подходящим занятием для дамы. Женщины, которые читали философию без цензуры, в основном были богатыми вдовами. Вдовство гарантировало немногим удачливым римским женщинам возможность дышать, и закатные годы Плотины были фактически куда более спокойными и процветающими, чем тот же период у ее предшественниц на Палатине. Кирпичи, отштампованные с ее именем, находят по всему Риму; это доказывает, что, подобно Домиции, она владела фабриками, которые обеспечивали ей независимый источник дохода в старости. И монеты показывают, что Адриан сохранял щепетильность, оказывая почести своей приемной матери: они изображали ее под новой надписью «Плотина, Августа божественного Траяна».[633]
Плотина умерла через шесть лет после начала правления Адриана, в 123 году; ее возраст неизвестен, но к тому времени она должна была уже давно пройти пятидесятилетие. Император на девять дней надел черные траурные одежды и перепосвятил замечательный храм, построенный для его предшественника Траяна, в Храм божественного Траяна и божественной Плотины. Ее пепел присоединили к пеплу ее мужа в основании колонны Траяна неподалеку. Позднее, как говорили, Адриан заявил: «Хотя она просила у меня много, она никогда ни от чего не отказывалась». Это, может быть, звучит двусмысленно — но, согласно Диону Кассию, Адриан просто имел в виду, что «ее запросы были таковы, что не обременяли меня и [не] заставляли меня оправдываться, если бы они мне не нравились».[634]
Смерти Плотины предшествовала смерть Салонии Матидии в 119 году. Адриан приказал обожествить ее и возвел посвященный только ей огромный коринфский храм в престижном месте Кампус Мартиус возле Пантеона, сделав ее первой обожествленной женщиной с собственным храмом внутри границ Рима.[635]
Салония связывала его через брак с Траяном, и похоронные церемонии традиционно давали императорам повод предстать на публике и завоевать популярность у своих подданных. Мотивы Адриана, воздавшего такие почести женщине, которая связывала его через брак с Траяном, нетрудно понять. С одной стороны, пышная и торжественная церемония похорон дала императору полезный повод показать себя публике и раздать ей пожертвования. Похороны Салонии Матидии состоялись 23 декабря 119 года, на них было роздано населению 2 фунта (около 0,9 кг) духов и 50 фунтов (22,6 кг) ладана, а также проведены для публики гладиаторские бои.[636]
Оказав Салонии Матидии и Плотине одинаковое общественное почтение, полагающееся родственникам императора по крови, Адриан мог создать образ непрерывности династии внутри новой системы приемного наследования. Стремясь превзойти кланы Юлиев-Клавдиев и Флавиев, этим обожествлением он заверял, что испанская династия Траяна-Адриана будет хорошо представлена в коридорах небес.[637]
После ухода Плотины и Салонии Матидии новыми главными женщинами семьи Траяна стали дочери последней, Матидия Младшая и Сабина. Матидия Младшая пережила и сестру, и своего зятя Адриана, став самой родной незамужней тетей и ценным членом клана, наследовавшего ее зятю. Не сохранились свидетельства, что она когда-либо вышла замуж, что было чрезвычайно необычно для женщины в дохристианском Риме. Она была также более чем необычайно богата — и по мужским, и по женским стандартам, владея ошеломляющим набором недвижимости в Италии, Северной Африке и Малой Азии. Деньги, которые она и ее мать пожертвовали на установку имперских статуй в городе Вицетия в Северной Италии, все еще оставались в числе наличных городских фондов даже в 242 году. Щедрая филантропка, она тратила миллионы сестерциев на благотворительные проекты, такие как основание публичной библиотеки в Кампании, на строительство дорог и на воспитание небогатых мальчиков и девочек.[638]
Судьба ее младшей сестры была менее счастливой.
При немногочисленности литературных источников нам приходится буквально просеивать крупицы существующей информации в поисках деталей начала жизни Сабины. На основании таких обрывочных фрагментов мы можем заключить, что она была дочерью Салонии Матидии от брака с сенатором по имени Л. Вибий Сабин, который дал ей полное имя Вибия Сабина, и что она, вероятно, вышла замуж за своего кузена Адриана в типичном для девушки высокого рода возрасте четырнадцати или пятнадцати лет. Тогда родилась она примерно в 86 году, и ей было около тридцати, когда она стала императрицей.[639] Комментарии утверждают, что ее муж описывал ее как «раздражающую» и «с дурным характером»; слухи о трениях настолько преследовали их брак, что один источник даже заявляет, будто Сабина предохранялась, чтобы не забеременеть от мужа. Но вероятнее всего это были просто сплетни, придуманные, чтобы объяснить бездетность пары.[640]
В отличие от ее тетки Плотины, сохранившиеся свидетельства не дают доказательств какого-либо влияния Сабины на императора. Не существует каких-либо сведений о ее содействии каким-либо лицам или покровительстве при возведении общественных зданий, как у многих ее предшественниц, хотя одна надпись, обнаруженная на форуме Траяна, сообщает, что она ведала возведением какого-то здания для римских женщин; позже это здание было восстановлено одной из ее наследниц III века, Юлией Домной.[641]
Однако внимательное рассмотрение финансовых дел Сабины, по крайней мере, позволяет судить о ней как о более социально самостоятельной женщине, нежели можно было бы предположить, исходя из ее невзрачного литературного и художественного портрета. Как и ее сестра, она унаследовала большое состояние своей семьи. Помимо недвижимости в Риме, она продолжила традицию владения кирпичными заводами по всему городу, а также собрала вокруг себя большую свиту вольноотпущенников. Она, так же как Вибия Сабина, во времена своего брака пожертвовала огромную сумму 100 000 сестерциев в местный благотворительный фонд, или Alimentum, в Веллее.[642]
Большую часть времени императрица Сабина проводила в дороге, создавая образец, которому следовали женщины будущих администраций. Адриан провел более половины своего 21-летнего правления в поездках по провинциям, это было необходимо из-за все растущего политического беспокойства в империи. В первую долгую отлучку в 121 году он провел инспекцию своих войск на Рейне, а затем, в 122 году, поехал туда, где редко появлялся какой-либо римский император, — в тихую заводь, в Британию, взяв с собой Сабину. Там он начал строительство знаменитой стены своего имени, которая отметила северную границу империи среди торфяников и камней.
Ход этого визита в Британию был испорчен неприятным личным инцидентом, связанным с Сабиной, который привел к отставке двух высокопоставленных чиновников. Известно очень мало деталей этой истории, но они указывают на подозрительную неосторожность преторианского префекта Септиция Клара и Светония Транквилла — того самого Светония, чьи биографии двенадцати Цезарей дают нам так много информации об императорах династий Юлиев-Цезарей и Флавиев и который на этот раз служил личным секретарем Адриана. Оба, и Септиций и Светоний, были, по-видимому, уволены со своих постов на основании слишком раскованного поведения с женой императора. Только чувство уважения к своим обязательствам остановило Адриана от отправки Сабины в ссылку.[643]
Хотя первоисточник этого сообщения — в значительной степени вымышленная «История Августы», инцидент вызывал бурные дискуссии среди более близких к нам историков, которые воображали, будто Септиций и Светоний каким-то образом флиртовали с императрицей на каком-то шумном служебном приеме. По контрасту, другие современные эпохе комментарии о Сабине описывают ее в более скучных тонах, заявляя, что у нее было «кислое выражение лица» и «ужасная прическа», а также «сжатый в пуговицу рот» — на основании ее скульптурного изображения, хотя реально сохранившиеся портреты Сабины не сильно отличаются от прочих императорских супруг.[644] Стиль ее прически постепенно изменился: исчезли вычурные кудри и четкие ряды «ульев», так любимые дамами Флавиев и Траяна, вместо них она показана с густыми, тяжелыми волосами, зачесанными с середины назад и свернутыми в свободное гнездо сзади — в стиле, вдохновленном изображениями богинь из греческих мифов. II век был периодом, в который более чем когда-либо в Римской империи существовала великая тяга к греческой культуре, и стиль Сабины на более поздних портретах точно отражает эти вкусы.[645] Сам Адриан был известным страстным грекофилом — вплоть до бороды, которую он носил по контрасту с гладко выбритыми лицами предыдущих императоров.
