Она, похоже, зла не на шутку.
– Что уж там, все мы этим грешили!
– Вы о чем, девушки? – удивляется Адриан.
Это настоящая дуэль – никакого оружия, только слова. На лице у Салли – что-то среднее между вызовом и злобой. Я смотрю на нее, и желание грызться пропадает. Салли всегда казалась мне такой сложной – код, который невозможно взломать. Но теперь я понимаю, что заблуждалась. Метода у нее была как раз таки весьма примитивная. Она показывала людям то, чего они желали, и смотрела, как они бьются, пытаясь ухватить игрушку, которую она сама легко могла достать. Наконец достигнув заветной цели, мы чувствовали себя победителями.
И тут Салли наглядно показывала, что никакой ценности наша добыча не представляет.
В этот миг мне ее жаль. Когда чего-то желаешь, допускаешь, что можешь желаемого и не получить. Но не желать ничего еще хуже.
– Я что-то не то сказал? – спрашивает Адриан. – Если что, прошу прощения.
Адриан, очевидно, боится, что наша перепалка перерастет в ссору; он терпеть не может публичных сцен. Но лицо Салли смягчается, она даже выдавливает улыбку.
– Нет-нет, что ты! Все сказали очень даже то.
Выговаривая последние слова, она в упор смотрит на меня.
По пути к Баттсу мы проходим мимо Эксли[4]. Я опускаю глаза, завидев впереди Фелти и женщину-полицейского, которую я смутно помню, – она была здесь в ночь Гробовщаги. Всем сочувствовала, раздавала бумажные платочки, и я тоже утирала слезы, которые лились ручьем, – слезы, которые Салли сочла спектаклем, а я не стала ее разубеждать.
Фелти смотрит на нас. Салли машет ему рукой, он, колебнувшись, машет в ответ. «Нас двое, и мы еще гаже». Он не сводит с меня глаз, когда мы проходим мимо: ощупывает с ног до головы и целится взглядом мне в затылок, словно я – мишень на стрельбище.
«Это твой долг перед ней».
Еще до того, как эти слова появились на зеркале, их сказал мне Фелти.
Мы приходим в числе последних. Народ стоит сгрудившись вокруг только что вкопанного хилого деревца: морщинистый коричневый ствол, жиденькая крона. У него нет шансов выстоять в этом мире шквальной жестокости – подобно девушке, в честь которой оно посажено. Мы становимся позади Лорен и Джоны – они держатся за руки. Салли шепчет мне на ухо:
– В туалете надпись на зеркале.
Я вполголоса отвечаю:
– Знаю. Видела.
– Что видела? – интересуется Адриан.
– Ничего, – говорю я слишком громко.
Лорен и Джона косятся на нас через плечо. На другом краю круга Клара и Хантер пристально вглядываются в дерево, словно оно вот-вот само выкорчуется и взлетит. Джемма уже промакивает глаза. В задних рядах я обнаруживаю Хэдли, которая говорит что-то Хизер. За последние пару часов я не ответила ни на одну из их эсэмэсок. «Ты где? Что с тобой?»
Если бы не начертанные помадой слова, ноги бы моей здесь не было. Здесь все только нас и обсуждают. Шепоток висит в воздухе, словно пыльца. Опущенные подбородки, косые взгляды из-под челок. Как будто им больше поговорить не о чем! У них мужья, у них сногсшибательная внешность, у них блестящие карьеры, которые, кстати сказать, начались именно здесь. У Клары ученая степень, у Лили галерея в Сохо, у Доры роли на Бродвее, у Джеммы дружба со знаменитостями. У них все причесано и отшлифовано, но никуда не делись когти, которые надо об кого-то точить. И я по-прежнему их любимая когтеточка.
Играет мягкая музыка, что-то из классики, – волны подобных мелодий лились из Флориных наушников, когда та занималась. Круг распадается, впуская Эллу. Эллу и еще одну девушку. Белокурые волосы, клетчатое платье, туфельки «мэри-джейн», красная помада на губах.
– Салли! – Я инстинктивно вцепляюсь в ее руку, потому что падаю, – ноги не держат меня и всю скопившуюся внутри ложь. – Салли, это она!
Это она. Это Флора.
28. Тогда
С телефоном Кевина мы выбрались на крышу и уселись на краю, свесив ноги. Салли стала листать их переписку с Флорой.
– Ну просто шик! – объявила она.
Достаточно было прокрутить сообщения, чтобы увидеть, как расползается по швам вся их любовь. Ее отчаяние лезло изо всех щелей, ее паника была почти осязаема. «Где ты был? С кем? Почему не перезвонил?» В ответ – отговорки, одни общие слова. Его терпение иссякало по мере того, как ее опасения перерастали в крещендо. «Тусил с друзьями с Эйденом и Мартином. Поздно вернулся не хотел тебя будить».
«Кто такие Эйден и Мартин? Они вообще существуют?»
Она ощущала, что теряет его. Парней надо держать в руках очень бережно, как замерзшую лягушку, найденную на лесной тропинке. Если сожмешь слишком сильно, она испугается и начнет биться в ладонях, пока не вырвется – или не задохнется.
– Печальное зрелище, – сказала Салли. – Она так отчаянно пытается видеть в нем то, что сама придумала.
Мне показалось, будто она не только Флору имеет в виду.
Салли набрала несколько слов, а потом протянула телефон мне, чтобы я прочла. «Детка, ты где? С тобой все хорошо?»
– Отправляй, – велела она.
Я нажала «отправить».
«Нет, нехорошо. Прости меня. Я у себя, пожалуйста, зайди ко мне».
Ответ пришел почти мгновенно, и меня это разозлило. Флора удрала с вечеринки, чтобы перетянуть на себя внимание. Хочет, чтобы Кевин за ней бегал, обнимал и просил прощения, хотя сама сделала пакость.
Как же меня все это бесит! И убедительность, с которой Флора разыгрывает из себя деву в беде, и убежденность, что принц на белом коне всегда примчится на помощь, только позови. Нет уж, пусть сама себя спасает! Я схватила телефон и напечатала:
«Я не приду. Я знаю, что ты сделала».
– О, круто, – сказала Салли. Ее пальцы, как когти, впились в мое плечо. – Приласкала так приласкала! – Она издала смешок. – Ладно, ласка, конечно, еще та. Но вообще отлично.
Дожидаясь Флориного ответа, мы гипнотизировали взглядами экран. Это было куда веселее любой тусни. Мы перешли на новый уровень в нашей странной игре.
Я понятия не имела, где сейчас Кевин, по-прежнему ли он внизу. Надо было найти его и показать, что я, в противовес Флоре с ее закидонами, нормальная девчонка, которая не будет выносить мозг. Однако сломить Флору сейчас было важнее. Потому что меня заботил не только парень. Девушка, стоявшая у этого парня на пути, заботила меня не меньше. А может, и больше.
На экране выскочило новое сообщение. Ничего подобного я от Флоры не ожидала. У меня перехватило дыхание, словно в груди раздулся большой воздушный шар.
«Если ты не придешь, боюсь, я сделаю что-то