Сегодня всё англо-американское нравится больше родного в точности, как наших предков в XVIII веке с юности покоряло всё французское. Находятся псевдообъективные оправдания этому чувству. На вопрос, чем рафт лучше слова плот, моя студентка меня упрекнула: «Ну как же вы не слышите, насколько р-а-фт звучнее, красивее, чем плот. Фу!» Все засмеялись, но кто-то похитрее заметил, что рафтинг короче и чётче, чем сплав на плотах, к тому же всемирно принят как название этого спорта. Так же, стремясь различить будто бы совсем разные электронные платформы, мы обращаемся к английским гаджет, девайс, айпад, ленясь приспособить для этого русские прибор, устройство, приспособление, даже аппарат.
О вкусах спорить бессмысленно, если они стали общественными. Всё же хорошо было бы несколько их обуздать. Впрочем, слово тамбур – «площадка вагона» настолько привычно, что сейчас как-то странно читать у И. Бунина, что он «ехал в сенях» переполненного вагона поезда. А ведь именно это слово ещё в конце XIX века предпочиталось (В.В. Набоковым и значительно позже) для обозначения любой прихожей, фойе, вестибюля.
Рост числа каждодневно и неожиданно меняющихся несклоняемых лексических заимствований осложняет жизнь фонетики и грамматики, вынуждая их как-то принимать такие неподходящие для языка несклоняемые и не дающие прилагательных слова неизвестно какого рода и резко противоречащие даже правописанию: мейкап, о’кей, емейл, эс-эм-эс. Перестают склоняться не только новые, но и многие старые, склонявшиеся заимствования: всё чаще слышится: «Встретимся около Макдоналдс»; на вывеске читаем: «Приглашаем на работу в Макдоналдс», – хотя первоначально предпочиталось около Макдоналдса, в Макдоналдсе. Эта тенденция поддерживается растущей терпимостью к ослабевающим морфолого-синтаксическим связям (на углу Сансет-бульвар и Джонсон-стрит). Она, несомненно, содействует порождению биноминов, оправдывая их существование: Оксфорд-университет, а не Университет Оксфорда, Оксфордский университет (картинка 7.5).
Интересно сравнить одни и те же тексты в новейших переводах с прежними. Беглый просмотр «Оливера Твиста» Ч. Диккенса в переводах А.С. Горковенко (1840 год), А.В. Кривицкой (1937 год) и издания «Детской литературы» (1988 год; переводчик не указан) вскрывает растущее безразличие к приспособлению британских имён и названий к русской флексии: в Кемден Таун, с канала Ковент-гарден, а не в Кемден-тауне, с Ковент-Гардского канала, на Бейтсбридж и т. д. В нынешних переводах – доехали до Сансет (не до Сансета и не до бульвара Сансет), недалеко от Вашингтон-сквер, зашагал в сторону Таймс-сквер, рядом с Таймс-сквер, репортёр из «Таймс» — это уже чуть ли не правило.
Та же тенденция наблюдается в оригинальных текстах современных российских авторов: например, не даются в русской форме (Женевьета, Ивета) и не склоняются имена: определилась в дом, к Женевьет, гордое одиночество Женевьет, бывший муж Женевьет, на руках у Эйлин, Эйлин что-то прошептала Ивет (Улицкая Л. Люди нашего царя. М., 2005).
В нашей повседневности мы то и дело сталкиваемся с тем же: «Автобус следует в Москва-сити до перехватывающая парковка» (радиообъявление); очевидно, до конечной остановки «Парковка»); «Комфортный скоростной поезд от Москва-сити до Сколково и до МКАД» (реклама). В звучании чаще всё же до МКАДа или до эм-ка-дэ; в шорт-лист попали…; в трек-лист включены такие песни, как… Эти факты, конечно, свидетельствуют не только о развитии аналитизма, но и о сближении книжной и некнижной (особенно в части бытовой тематики) разновидностей образованного языка.
Исследователи разговорно-устной речи и её рефлексов в письменной форме газетно-журнальных и художественных текстов середины ХХ столетия отмечали не всеми одобряемую склонность самого русского синтаксиса к таким опущениям, как комитет на общественных началах вместо комитет, организованный на общественных началах. Несколько ранее привычны стали несогласования вроде живёт в доме десять, на трамвае восемь (по чтению орфограмм с цифрами в доме 10, трамвай 8) вместо старых в десятом доме, на восьмом трамвае и ещё более ранних: на Плющихе, в доме вдовы Ивановой; любимых москвичами ехал на аннушке и букашке (о литерных трамваях А и Б) или сравнительно новых: в доме номером или номер десять; на трамвае под номером восемь.
Названия городов Москва, Санкт-Петербург, Тула, тем более малоизвестные топонимы, официально оформляются как приложения город Москва, город Тула, в городе Тула, рядом с городом Мценск, горжусь городом Москва. В то же время широко распространены в городе Москве, любовался городом Санкт-Петербургом. Ненормативно, без обобщающего родового указателя, скажем: «…по информации авторитетной “Република”» (РГ. 2013. 25 февр.), – правильно было бы или газеты «Република», или, на крайний случай, по информации «Републики», как, например, в «Вечерней Москве» или в газете «Вечерняя Москва». Как видно, в современном языке своеобразно пересекаются стремления склонять и не склонять имена существительные.
Не позволяет отнести неизменяемость только к иноязычному влиянию также и то, что происходит в составных числительных и прекрасно исследовано М.Я. Гловинской (Гловинская М.Я. Должны ли активные процессы в грамматике современного русского языка учитываться в преподавании русского языка как иностранного? // Русский язык за рубежом. 2011. № 4). Всё чаще слышатся (благо, что письмо использует цифры!) смешения порядковых и количественных: прибавить к две тысяча пятьдесят трём вместо к двум тысячам пятидесяти трём; отнять сто от две тысячи пятьдесят трёх вместо от двух тысяч пятидесяти трёх. Из записей радио– и телетекстов конца 2013 года: «результаты получены со всех сто процентов»; «на всех три тысячи пятьсот девяносто три избирательных участков». Мало кого смущают появляющиеся 4, 3, 2, 1 в окошечке объявления о конце лотереи: «До розыгрыша осталось … дней»; никого не передёргивает и талончик из автомата в Cбербанке с сообщением: «Перед вами 3 человек».
Напомним и запущенное Ю.М. Лужковым незабвенное в двух тыщ втором году (вместо в две тысячи втором) – великолепную гиперкорректную контаминацию порядковых две тысячи второй и двухтысячный с количественными две тысячи; в двух тысячах и в две тысячи втором году. Она возникла под влиянием в двух тысячном году, ибо нет порядковой формы две тысячи нулевой. Сейчас, правда, введено в оборот в нулевых годах, но это нечто другое.
Развитие аналитизма, таким образом, оказывается связанным как с иноязычным влиянием, так и с внутриязыковыми процессами в разнородных слабых местах собственно русских исходных владений и, в конце концов, с одобряющим или безразличным психологическим настроем публики. Складывающаяся картина формирует, пусть в зачаточном виде, терпимость синтаксиса к морфологической незакреплённости логики сочетания слов, программирует освобождение от «оков» грамматики, психолингвистически открывает двери перед аналитизмом.
Сердцевина развёртывания аналитизма остаётся (пока?) в именах. Не затрагивая морфологию глагола, аналитизм, однако, ощутим в формах степеней сравнения прилагательных и наречий (более быстро на месте быстрее), по-своему воздействует на сложные сокращёния, которые не должны склоняться и род которых определяется ключевым словом полного наименования (министерство, ведомство, учреждение): Минобрнауки даёт, например, странные для русского уха сочетания российское Минобрнауки решило, Минсельхоз опубликовал.
Синтезирующе-уточняющая флексия и преданные ей ревнители привычного языка по мере сил противятся аналитизму и в этой сфере. Когда аббревиатуры употребительны и по форме вписываются в русскую морфологию, они тяготеют стать полновесными словами, ослабляя и даже утрачивая связь с ключевым словом: МИД (Министерство иностранных дел) уже не среднего рода; загс (запись актов гражданского состояния) не женского, а мужского и склоняется, хотя и не должен бы: оформить брак в загсе; получить загранпаспорт из МИДа. Так же и получить диплом в ВАКе (Высшая аттестационная комиссия; раньше – комитет). Такие факты свидетельствуют о подспудном системном противодействии развитию аналитизма.