космосом. Невозможно говорить о «Природе» или «Небе», не говоря о «Человеке»: они образуют нераздельную триаду, так что каждое земное событие следует интерпретировать в этом холистическом контексте. В «Великом Приложении» («Дачжуань»), самом важном из Крыльев, мудрец описан как человек, понимающий вещи от начала до конца:
Есть сходство между ним – и небом и землей, а потому нет между ними противоречий… Он постигает преображения неба и земли без единой ошибки; вечно применяется он ко всем вещам без исключения… Вот почему деяния его подобны деяниям духа, не обусловлены местом, и вызванные им перемены не ограничены никакой формой[666].
«Крылья» помещают человечность именно в ряд природных феноменов, так что мудрец – человек, полностью раскрывший в себе человечность – столь безупречно встраивается в систему Неба-и-Земли, что сам становится божественным, точь-в-точь как описывал Сунь-цзы.
Дальше «Великое Приложение» переходит к рассказу о Фу Си, первом Мудром Царе, постигшем взаимодействие внутри священной триады:
Он взглянул вверх, чтобы исследовать образы [гуань сян] в Небе, и вниз, чтобы исследовать модели [фа] на Земле. Он исследовал вэнь [схемы] окраски птиц и зверей и их соответствие местности. Он взирал на то, что близко, и на то, что далеко. Затем создал он восемь триграмм, чтобы общаться с силами духовного разума и категоризировать сущности мириад предметов[667].
Царственная «добродетель» (дэ) Фу Си давала ему возможность читать и истолковывать космос как текст. Глядя на звезды, он видел в них архетипичные «образы» космоса и создавал собственные «образцы» в триграммах. И в то же время он видел, что эти космические «образы» соответствуют земным «схемам» (вэнь) в окраске птиц и зверей, позволяющей им маскироваться на местности. Такое восприятие сродства, существующего между Землей и Небом, вдохновило Фу Си на создание технологий, помогающих людям продуктивно жить в этом мире. «Он изобрел узловатые веревки [для записей] и создал ловушки и сети для охоты и рыбной ловли. Возможно, [эти идеи] он взял из гексаграммы ли» [Гексаграмма 30, «Огонь», из «И-цзин»][668].
Фу Си создал знаковую систему, параллельную вселенной, так что каждая система открывает истину другой. Вдохновленные его примером, последующие мудрецы создавали еще более сложные технологии. Созерцая И (Гексаграмма 42, «Возрастание»), Шэнь-нун изобрел сельскохозяйственную науку, увеличивающую продуктивность почвы. Яо и Шунь установили Великий Мир, помедитировав на первые две Гексаграммы, «Небо» (Тянь) и «Землю» (Кань), и осознав, что их гармоничное взаимодействие необходимо воспроизвести и в человеческих делах. Другие гексаграммы подали им мысль строить корабли и приручать быков, а Гексаграмма 38, «Ги» («Противоположность»), дала идею луков и стрел, которые помогли отбиться от внешних врагов. Последним их изобретением стала письменность (извлеченная из Гексаграммы 43, «Гуай» – «Разрешение»): ее они использовали для создания правительственных документов и составления договоров, так что «чиновники были под контролем, и народ – под надзором»[669]. Таким образом, «Перемены» исследовали взаимоотношения монархии, науки, техники и цивилизации. Мудрые Цари знали, что процветание человечества зависит от внедрения в общественную жизнь этих космических «схем», дающих возможность жить в гармонии с целым.
«Анналы Весны и Осени», автором которых теперь считался Конфуций, тоже оказались связаны с гаданием. В эпоху Сражающихся царств были созданы и передавались устно три важных комментария на «Анналы»: Гунъян, Гульян и Цзо-чжуань[670]. Гадание, толкование снов и экзегеза текстов тесно связаны во многих культурах, поскольку все эти занятия требуют от толкователя находить в темных образах скрытый смысл[671]. В «Анналах» затмения, пожары и наводнения часто вызывают политические катастрофы – и как Гунъян, так и Гульян видят в этих древних предзнаменованиях предупреждения правителям наших дней[672]. «Комментарий Цзо», с которым мы уже встречались, изначально, возможно, представлял собой независимую хронику того же периода Весны и Осени – но позднее, когда экзегеза сделалась популярным занятием, был изменен так, что превратился в комментарий к «Анналам»[673]. В нем говорится, что лаконичные сообщения «Анналов» представляют собой учение Конфуция, которое он передавал втайне, дабы избежать репрессий со стороны правителей-тиранов. Так во времена, когда царская власть пришла в упадок, писания начали выполнять задачи царей: «Песнопения» помогали определять внешнюю политику, «Ритуалы» водворяли порядок в государствах[674].
«Анналы», разумеется, просто перечисляли рождения, свадьбы, смерти, дипломатические встречи и военные кампании; однако эти сухие исторические записи всегда обладали каким-то таинственным ореолом из-за их ритуальной функции. Теперь, приписанные Конфуцию, они превратились в нить, связующую с Небом и, как и все писания, были радикально перетолкованы так, чтобы проливать свет не только на прошлое, но и на настоящее. Автор комментария «Гунъян» был убежден, что «Анналы» обладают преобразующей силой: они способны «восстанавливать порядок во времена хаоса и вызывать возвращение того, что правильно»[675]. Конфуций сообщал о природных катастрофах, чтобы предостеречь правителей своего времени, а теперь экзегеты Сражающихся царств изучали эти же предзнаменования с целью критики текущих злоупотреблений, прибавляя к ним собственные прозрения[676]. Автор «Гунъян» утверждал, что, поскольку в период Весны и Осени Китай оставался без сильного и добродетельного императора, монархия продолжала существовать лишь в суждениях «Анналов»[677]. К концу периода Сражающихся царств идея, что священный текст может быть единственным хранилищем политического авторитета, пустила в Китае прочные корни[678].
* * *
Почти 200 лет Греция в политическом плане представляла собой свободную конфедерацию самоуправляющихся независимых городов-государств; однако она вошла в новую фазу своего существования в 334 г. до н. э., когда Александр, царь Македонии (356–323 гг. до н. э.), вторгся в Малую Азию, освободил от персидского владычества греческий полис Эфес, а в следующем году разбил огромную армию персидского царя Дария III. Примерно десять лет спустя, на момент смерти Александра, его империя простиралась уже до Индии и Афганистана. После его смерти началась смута: полководцы Александра, так называемые диадохи («преемники»), сражались друг с другом за власть над империей, и в 301 г. до н. э. провинция Иудея отошла Птолемею I Сотеру, укрепившемуся в Египте. Птолемеи не особо вмешивались в местные дела, однако следом за военными в регион явились греческие колонисты и основали демократические города-государства в Газе, Сихеме, Мареше и Аммане. Греческие солдаты, купцы и дельцы прочно обосновались в регионе, и местные жители научились говорить по-гречески: некоторые даже сами стали «эллинами», войдя на нижние этажи имперских армий и местной администрации.
Хотя для глубинных ближневосточных традиций полис – общество греческого типа, правит которым не царь, помазанник божий, и не жреческая элита, а светская интеллигенция – остался чужим, эллинизм завоевал в регионе прочные позиции. Египтяне, персы и иудеи могли стать «греками», обучаясь в местных гимнасиях, где школьники учили наизусть отрывки из
