— Ну, разумеется! — в том же радушном тоне ответил я.
Метрдотель с достоинством удалился и с абсолютно прямой спиной уселся за своим столиком. Минут через двадцать подошел небритый официант.
— Гуляш,— проговорил он, словно бы перепутав, кто из нас должен заказывать.
— И все? — произнес я реплику, которую обычно произносит официант.
— Холодный! — уточнил он.
— А почему? — глупо спросил я.
— Плита не работает! — пожав плечами, проговорил официант.
Я посмотрел на метрдотеля. Тот по-прежнему с неподвижным, но просветленным лицом возвышался за своим столиком. В мою сторону он не смотрел.
— Ну хорошо,— сдался я.
В ресторане было сумеречно и холодно. За темным окном не было ничего, кроме отражения.
Наконец появился официант и плюхнул передо мною тарелку. Кратером вулкана была раскидана вермишель — в самом кратере ничего не было. Я посидел некоторое время в оцепенении, потом кинулся к застывшему в улыбке метрдотелю.
— Это гуляш?! — воскликнул я.— А где мясо?
Метрдотель склонил голову с безупречным пробором, прошел в служебное помещение — оттуда сразу донесся гвалт, в котором различались голоса официанта и метрдотеля. Потом появился метрдотель с той же улыбкой.
— Извините! — Он взял с моего столика тарелку.— Блюдо будет немедленно заменено! Официант говорит, что кто-то напал на него в темном коридорчике возле кухни и выхватил из гуляша мясо!
— Мне-то зачем это знать! — пробормотал я и снова застыл перед абсолютно темным окном.
Наконец минут через сорок мне захотелось пошевелиться.
— Так где же официант?! — обратился я к неподвижному метрдотелю.
Он снова вежливо склонил голову с безукоризненным пробором и скрылся в служебке.
— Ваш официант арестован! — Радостно улыбаясь, появился он.
— Как… арестован? — произнес я.
— Заслуженно! — строго, словно и я был в чем-то замешан, проговорил метрдотель.— Оказалось — он сам выхватывал мясо из гуляша и съедал!
— А, ну тогда ясно…— проговорил я.— А теперь что?
— А теперь — к вам незамедлительно будет послан другой официант! — с достоинством произнес он.
— Спасибо! — поблагодарил я.
Второго официанта, принявшего заказ, я ждал более часа — может, конечно, он и честный, но где же он?
— Ваш официант арестован! — не дожидаясь вопроса, радостно сообщил метрдотель.
— Как… и этот? — Ноги у меня буквально подкосились.
— Ну, разумеется! — произнес он.— Все они оказались членами одной шайки. Следовало только в этом убедиться — и нам это удалось.
— Ну, замечательно, конечно…— пробормотал я.— Но как же гуляш?
Он презрительно глянул на меня: тут творятся такие дела, а я с какой-то ерундой!
— Попытаюсь узнать! — не особенно обнадеживая, холодно произнес он и скрылся в служебке. Через час я, потеряв терпение, заглянул туда.
— Где хотя бы метрдотель? — спросил я у человека в строгом костюме с повязкой.
— Метрдотель арестован! — с усталым, но довольным вздохом произнес человек.— Он оказался главарем преступной шайки, орудовавшей здесь!
— Замечательно! — сказал я.— Но поесть мне… ничего не найдется?
— Все опечатано! — строго проговорил контролер.— Но… если хотите быть свидетелем — заходите.
— Спасибо,— поблагодарил я.
Я сидел в служебке. Приводили и куда-то уводили официантов в кандалах, потом метрдотеля… все такого же элегантного… мучительно хотелось есть, но это желание было явно неуместным!
Я побрел по вагонам обратно.
«Хоть что-то вообще… можно тут?» — с отчаянием подумал я, рванув дверь в туалет.
— Заперто! — появляясь за моей спиной, как привидение, произнес сосед.
— Что… насовсем? — в ярости произнес я.— А… тот? — Я кивнул в дальний конец.
— И тот.
— Но — почему?
— Проводники кур там везут!
— …В туалете?
— Ну, а где же им еще везти?
— А… зачем?
— Ну… видимо, хотели понемножку в вагон-ресторан их сдавать, но там проверка, говорят. Так что — безнадежно!
— И что же делать?
— А ничего!
— …А откуда вы знаете, что куры?
— Слышно,— меланхолично ответил сосед.
Я посидел в отчаянии в купе… но так быстро превратишься в Снегурочку — надо двигаться, делать хоть что-то! Я снова направился к купе проводника. Когда я подошел, дверь вдруг с визгом отъехала и оттуда вышел морячок — он был тугого свекольного цвета, в тельняшке уже без рукавов, с голыми мощными руками… Он лихо подмигнул мне, потом повернулся к темному коридорному окну, заштрихованному метелью, и плотным, напряженным голосом запел:
— Прощайте, с-с-с-скалистые горы, на подвиг н-н-н-нас море зовет!
Я внимательно дослушал песню, потом все же сдвинул дверь в купе проводника.
— Чего надо? — резко поднимая голову от стола, спросил проводник.
В купе у них было если не тепло, то по крайней мере угарно, на столике громоздились остатки пиршества. Стены были утеплены одеялами, одеялом же было забрано и окно.
— Где… начальник поезда? — слипшимся от мороза губами произнес я.
— Я начальник поезда. Какие вопросы? — входя в купе, бодро проговорил морячок.
— …Вопросов нет.
Я вернулся в купе, залез на верхнюю полку — все-таки перед ней было меньше холодного окна,— закутался в одеяло (оно не чувствовалось) и стал замерзать. Какие-то роскошные южные картины поплыли в моем сознании… правильно говорят, что смерть от замерзания довольно приятна… И лишь одна беспокойная мысль (как выяснилось потом, спасительная) не давала мне погрузиться в блаженство…
А ведь я ушел из ресторана, не заплатив! А ведь — ел хлеб, при этом намазывал его горчицей! Как знать, может, именно эти копейки сыграют какую-то роль в их деле? Конечно, тут встает вопрос: надо ли перед ворюгами быть честным, но думаю, что все-таки надо — исключительно ради себя!
Скрипя, как снежная баба, я слез с полки и снова по завьюженным лязгающим переходам двинулся из вагона в вагон.
Меня встретил в тамбуре контролер контролеров контролеров — это можно было понять по трем повязкам на его рукаве.
Я вошел в вагон. Все сидели за столами и пели. Контролеры пели дискантами, контролеры контролеров — баритонами, контролеры контролеров контролеров — басами,— получалось довольно складно. Тут же, робко подпевая, сидели официанты в кандалах и метрдотель — за неимением остановки они пока что все были тут.
— Что вам? — быстро спросил контролер контролеров контролеров, давая понять, что пауза между строчками песни короткая, желательно уложиться.
— Вот,— я выхватил десять копеек,— ел хлеб, горчицу. Хочу уплатить!
— Да таким, как он,— проникновенно, видимо, пытаясь выслужиться, произнес метрдотель,— памятники надо ставить при жизни! — Он посмотрел на контролеров, видимо, предлагая тут же заняться благородным этим делом.
— Ладно — я согласен на памятник… но только чтобы в ресторане! — пробормотал я и пошел обратно.
Тут я заметил, что поезд тормозит — вагоны задрожали, стали стукаться друг о друга, переходить стало еще сложней…
В нашем тамбуре я встретил проводника: в какой-то грязной рванине, с мешком на спине, он спрыгнул со ступенек и скрылся — видимо, отправился в поисках корма для кур…
Это уже не задевало меня… свой долг перед человечеством я выполнил… можно ложиться в мой саркофаг. Я залез туда и сжался клубком. Поезд стоял очень долго. Было тихо. Освободившееся сознание мое улетало все дальше. Ну, действительно, чего это я пытаюсь навести порядок на железной дороге, с которой и соприкасаюсь-то раз в год, когда в собственной моей жизни царит полный хаос, когда в собственном доме я не могу навести даже тени порядка! Три года назад понял я вдруг, что за стеной моей — огромное пустующее помещение, смело стал добиваться разрешения освоить это пространство, сделать там гостиную, кабинет… Потом прикинул, во что мне это обойдется,— стал добиваться запрещения… Любой, наблюдающий меня, вправе воскликнуть: «Что за идиот!» Написал массу заявлений: «В просьбе моей прошу отказать!», настрочил кучу анонимок на себя… Как бы теперь не отобрали, что есть!..
Я погружался в сон… вдруг увидел себя в каком-то дворе… меня окружали какие-то темные фигуры… они подходили все ближе… сейчас ударят! «Зря стараются,— мелькнула ликующая мысль.— Не знают, дураки, что это всего лишь сон!» Двор исчез. Я оказался в вагоне-ресторане, он был почему-то весь в цветах, за окнами проплывал знойный юг. Появился мой друг метрдотель в ослепительно белом фраке.
— Кушать… не подано! — торжественно провозгласил он.
Через минуту он вышел в оранжевом фраке.
— Кушать… опять не подано! — возгласил он.
— Может быть — можно что-нибудь? — попросил я.
— Два кофе по-вахтерски! — распахивая дверь в сверкающую кухню, скомандовал он.
