Уже догадываясь обо всем, я выхватил из стакана тюбик клея — так и есть, с двух сторон вдавленности от пальцев, никто, кроме меня, их сделать не мог. Я быстро понюхал щетку — так и есть,— вот откуда необычный вчерашний вкус! Я стал лихорадочно перечитывать инструкцию: «Изделие намазать тонким слоем и сжать!» Так я и сделал: намазал зубы и сжал. «В случае правильного выполнения инструкции склейка сохраняется практически навечно». Замечательно! Я стал глухо, с закрытым ртом, хохотать. Довольно странный получился хохот — я испуганно умолк. В прихожей стоял стол с разным хламом, я вытащил ящик, начал копаться там… хотя что я надеялся найти? Тисочки? Но куда их вставлять? Ацетон? Ацетон, наверное, растворит клей, но ведь и зубы он, наверное, растворит? Вот то, что нужно,— резиновая груша! Можно вечно молчать — но не голодать же? Я вставил грушу острым кончиком в дыру между зубами. Отлично! С клизмой, торчащей между зубов, я вернулся в комнату. Надо теперь купить жидкой пищи. Я оделся, вышел на улицу. Утром, оказывается, был заморозок — трава побелела.
Проходя мимо будки на платформе, я глухо, с закрытым ртом захохотал: не дождетесь от меня больше жалких слов — лучше и не ждите!
В магазине я молча набрал кефиру, суповых пакетиков, молча, не отвечая на необязательные вопросы продавщицы, прошел контроль — с утра мы начинаем болтать и размениваем, быть может, то великое, что созрело бы в голове или в душе.
Я шел обратно, стараясь не замечать тех мелких явлений дачной пристанционной жизни, что раньше умиляли меня, приводили в восторг. Хватит трепаться по пустякам — пора хотя бы помолчать!
Сны на верхней полке
Ну и поезд! Где такой взяли? Такое впечатление, что его перед тем, как подать, три дня валяли в грязи. Только странно, где ее нашли — всюду давно уже лег снег. Видимо, сохранили с лета? Впрочем, над такими тонкостями размышлять некогда — толпа понесла по платформе вбок, нумерация вагонов оказалась неожиданной — от хвоста к тепловозу! Мой первый вагон оказался последним — для него платформы уже не хватило, пришлось спускаться с нее, бежать внизу, потом подтягиваться за поручни. Проводник безучастно стоял в тамбуре, зловеще небритый, в какой-то вязаной бабской кофте… видеть его в белоснежном кителе я и не рассчитывал, но все же…
— Это спальный вагон? СВ? — оглядывая мрачный тамбур с дверцей, ведущей к отопительному котлу с путаницей ржавых трубок, неуверенно спросил я.
Проводник долго неподвижно смотрел на меня, потом мрачно усмехнулся, ничего не ответил… Несколько странно! Я вошел в вагон… В таком вагоне хорошо ездить в тюрьму — для того, чтобы дальнейшая жизнь не казалась такой уж тяжелой. Облезлые полки, затхлый запах напомнили мне о самых тяжких моментах моей жизни — причем не столько бывших, сколько о будущих!
При этом — хотя бы купе должны быть двухместные, раз уплачено за СВ,—вместо этого спокойно, не моргнув глазом, запускают в купе явно четырехместные! Что ж это делается?! Я рванулся к проводнику, но на полдороге застыл… Не стоит, пожалуй… Еще начнет разглядывать билет — а это, как говорится, чревато… Дело в том, что на билете написано «бесплатный». Мне его без очереди взял старичок с палочкой (очередь была огромная, а билетов не было) — и только когда он получил с меня деньги и исчез, я заметил эту надпись, встрепенулся, но старичка уже не было… Видимо, ему, как знатному железнодорожнику, положен бесплатный, но я-то не знатный… так что этот вопрос лучше не углублять. Не настолько мы безупречны, чтобы качать права… поэтому с нами и делают что хотят. Минус на минус… Пыльненький плюсик. Я попытался протереть окно, но основная грязь была с внешней стороны. Главное — было бы хоть тепло… уж больно сложный и допотопный отопительный агрегат предстал передо мною в тамбуре… Я подул на пальцы. Толстая шерстяная кофта на нашем проводнике внушала мне все большие опасения. Наверное, и не бреется он ради тепла?
Я сдвинул скрипучую дверь, вышел в тамбур. Сразу за мной, тоже решившись, вышел пассажир из соседнего купе.
— Скажите, а чай будет? — дружелюбно обратился он к проводнику.
— Нет,— не поворачивая головы на толстой шее, просипел проводник. Слово это можно было напечатать на облаке пара, выходящего изо рта.
— Как — нет?
— Так — нет! Можешь топить без угля?
— А что — угля нет?
— Представь себе! — усмехнулся проводник.
— На железной дороге нет угля?! — воскликнул я.— Да пойти к паровозу…
— Хватился! Паровозов давно уж нет!
— А вагон этот — с тех времен? — догадался я.
Проводник, как бы впервые услышав что-то толковое, повернулся ко мне.
— С тех самых!
— Так зачем же их прицепляют?!
— А у тебя другие есть? — Усмехнувшись, проводник снова уставился в проем двери, выходящей на пустую платформу.
— Так мы же… окоченеем! — проговорил сосед.— Снег ведь! — Он кивнул наружу.
— Это уж ваша забота! — равнодушно проговорил проводник.
— Возмутительно! — не выдержав, закричал я.— В каком вагоне у вас начальник поезда? Наверное, не в таком?
Дверь из служебного купе вдруг с визгом отъехала, и оттуда выглянул румяный морячок в тельняшке (заяц?).
— Ну что вы, в натуре, меньшитесь? — проговорил он.— Доедем как-нибудь, ведь мужики!
Пристыженные, мы с соседом разошлись по нашим застылым купе. Да, к начальнику поезда, наверное, не стоит — может всплыть вопрос с сомнительным моим билетом… Наконец, заскрипев, вагон медленно двинулся. Пятна света в купе вытягивались, исчезали, потом эти изменения стали происходить все быстрее — и вот свет оборвался, все затопила тьма.
Электричество хотя бы есть в этом купе?
Тусклая лампочка под потолком осветила сиротские обшарпанные полки, облако пара, выходящее изо рта.
Я посидел, обняв себя руками, покачиваясь,— сидеть было невозможно, кровь стыла, началось быстрое, частое покалывание кожи, предшествовавшее, насколько я знал, замерзанию.
Нет, так терпеливо дожидаться гибели — это глупо! Я вскочил.
Не во всех же вагонах такой холод — какие-то, может, и отапливаются? Хотя бы в вагоне-ресторане должна быть печка — там ведь, наверное, что-то готовят? Точно, я вспомнил надпись «Ресторан» — где-то как раз в середине состава! Я открыл дверь, согнувшись, перебрался через лязгающий раскачивающийся вагонный стык… Следующий вагон был еще холоднее. Люди, закутавшись в одеяла, неподвижно сидели в темных купе (свет почему-то зажигать не хотелось, это я тоже чувствовал). Только струйки пара изо ртов говорили о том, что они живы. В следующем вагоне все было точно так же… Что такое?! Какой нынче год?!
Я шел дальше, уже не глядя по сторонам, только автоматически — в который уже раз — открывая двери на холодный переход, там я стоял на морозе, опасливо пригнувшись, пока не удавалось открыть следующую дверь. Я попадал в очередной вагон, такой же темный и холодный.
И вдруг на переходе из вагона в вагон я застрял: я дергал дверь, она не поддавалась — видимо, была заперта. Железные козырьки, составляющие переход, лязгали, заходили друг под друга, резко из-под ног уходили вбок. Паника поднималась во мне снизу вверх. Я дергал и дергал дверь — она не открывалась. Я повернул голову назад — двигаться задним ходом еще страшнее. Я стал стучать. Наконец за стеклом показалось какое-то лицо — вглядевшись во тьму, оно стало отрицательно раскачиваться. Я снова забарабанил.
— Чего тебе? — приоткрыв маленькую щель, крикнуло наконец лицо.
— Это ресторан? — прокричал я.
— Ну, ресторан. А чего тебе?
— Как чего? — Я потянул дверь.— Не понимаешь, что ли?
— Это нельзя! — Лицо оказалось женским.— Проверка работы идет!
Она потянула дверь, я успел вставить руку — пусть отдавят!
— Какая же проверка работы без клиентов? — завопил я.
Она с интересом уставилась на меня — такой оборот мысли ей, по-видимому, еще в голову не приходил.
— Ну, заходи! — Она чуть пошире приоткрыла дверку.
Я ворвался туда. Никогда еще я не проходил ни в один ресторан с таким трудом и, главное, риском! Да, здесь было не теплее, чем в моем вагоне, но все же теплее, чем на переходе между вагонами.
К моему удивлению, мне навстречу из-за отдельного маленького столика поднялся прилизанный на косой пробор человек в черном фраке, крахмальной манишке, бархатной бабочке.
— Добро пожаловать! — Делая плавный жест рукой, он указал на ряд пустых столиков.
Недоумевая, я сел. Неужели это я минуту назад дергался между вагонами?.. Достоинство, покой…
— Через секунду вам принесут меню. В ресторане ведется проверка качества обслуживания — о всех ваших замечаниях, пусть самых ничтожных, немедленно сообщайте мне!
— Ну, разумеется! — в том же радушном тоне ответил я.
Метрдотель с достоинством удалился и с абсолютно прямой спиной уселся за своим столиком. Минут через двадцать подошел небритый официант.
