Однако спать Сергею не пришлось. В дверь просунулась голова Никиты:
– Сергей Иванович, господа офицеры к вам. Войти желают.
– Проси.
Офицеров было пятеро, и среди них Сергей заметил штабс-капитана Роменского, с перевязанной рукою. Кузьмин толкнул Роменского локтем в бок, тот вышел вперед.
– Сергей Иванович, – начал штабс-капитан, волнуясь. – Мы пришли… просить вас остаться. Я не держу зла, к тому же, все ведь обошлось, не так ли? Конечно, я бы желал, чтобы не я делал сие…
Кузьмин опять толкнул его локтем. Роменский вздрогнул.
– Но… кому-то же делать это все равно надобно было. Все мы солдаты. Останьтесь, Сергей Иванович… Тем более, что я твердо решил в отставку подать, к зиме, думаю, приказ о сем выйдет. Я… уеду из полка – и все забудется…
– Вы подали в отставку, Антон Николаевич? Зачем?
– После сего… не могу. С вами ли, без вас ли, служить я не буду.
Кузьмин потянул Роменского за рукав, штабс-капитан отступил назад.
– Теперь ты, – негромко сказал он Щепилле.
– Господин подполковник, – начал было Щепилло заготовленную речь. – Я хотел просить… – он забыл, о чем, собственно, собирался просить, и безнадежно махнул рукой. – Оставайтесь, Сергей Иваныч…
Кузьмин недовольно покачал головою.
– Господа, мне лестны просьбы ваши, – Сергей почувствовал, что тоже волнуется. – Но… после того, что произошло, я не могу служить в полку. Поймите меня, прошу вас.
Кузьмин сделал знак рукой; офицеры поклонились, прощаясь, и вышли.
– Позволь остаться мне, подполковник, – не дожидаясь разрешения, Кузьмин сел к столу и налил себе горилки. – Ты, верно, думаешь, что я заставил их прийти к тебе? Нет… Они сами хотели, только не знали, как подступиться, робели. Без тебя невозможно нам будет.
– Да от чего же невозможно? Жили же как-то раньше…
– Раньше… – протянул Кузьмин, – так то когда было-то? Ныне же… не буду за всех говорить, но вот я, к примеру, чувствую, что как раньше – не могу. Не могу – и хоть убей меня.
Кузьмин выпил.
– И правда, зачем тебе перевод отсюда? Вот выйдет Роменский в отставку, забудешь ты его, образуется все.
Кузьмин мрачно улыбался, глядя в стакан с горилкой.
– А с чего вдруг он в отставку стал проситься? Он не допустил крови, вышел из ситуации как… честный офицер, – в мысли Сергея закралось нехорошее подозрение. – Уж не с твоей ли просьбы, Анастас?
– С моей ли, не с моей… – Кузьмин вздохнул. – Зачем тебе знать об сем, Сергей Иванович? Ты не думай, что ты лучший из нас… Вон Антон – взял на себя ношу твою, и благодарности не требует даже, и уйти хочет, как человек благородный…
Сергей задумался: преданность ротного льстила его самолюбию, но он принял решение, и не Кузьмину было его переменять.
– Послушай, Анастас, – Сергей отхлебнул горилки из стакана, – зачем тебе надобно, чтобы оставался я? Почему не он?
– Потому что он – такой же, как я, как мы все… А ты – не такой… Я вот смотрю на тебя: и пьешь как я, и даже больше, и петь бы тебе арии твои круглый день, а служба тебе в тягость… Но от жизни нашей ты… не ломаешься, как я, как тот же Роменский. И грязь наша тебя не пачкает, уж не знаю отчего, но так это… И знаешь, я думал вот… что ежели ты рядом будешь, то когда-нибудь потом, не сейчас, в моей жизни должно произойти нечто такое, о чем… детям не стыдно рассказать будет. Если, конечно, Бог пошлет когда-нибудь детей.
Сергей слушал, понимая, что и сам он, и Кузьмин уже сильно пьяны.
– Все так, – сказал он заплетающимся языком. – Но вот…
Он вытащил из кармана прошение на Высочайшее имя, о собственном переводе. Кузьмин мельком взглянул на бумагу.
– Сожги ее.
– Нет, я принял решение и не отступлюсь.
– А вот скажи, – Кузьмин поднял пьяные глаза, – Мишку своего ты с собою заберешь, аль как? Может, к нам его перевесть, ко мне в роту, так мы его быстро… субординации обучим. Или пусть в Полтавском остается, ротный его знакомый мне…
Сергей вспыхнул: последние дни он и думать забыл о Мишеле. «Как же я без него… услать могут… в Оренбург или на Кавказ», – с тоскою подумал он. Кузьмин, казалось, прочитал его мысли.
– Вот так-то, – назидательно сказал он. – Никуда ты от нас не денешься…
И добавил изменившимся тоном:
– Я за тобой в огонь и в воду пойду, куда скажешь… И они пойдут тоже, – он кивком головы показал на дверь. – Потому как если не за кем идти – то не жизнь это вовсе, а тоска и маята сплошная.
18
Начинался сентябрь 1825 года. 3-й корпус был собран в лагере под местечком Лещином, недалеко от Житомира. Погода была сырая и холодная, шли затяжные дожди. Когда солдат собирали на плацу, вид они имели неопрятный, беление амуниции текло по мундирам, сам же плац превращался в болото.
Сергей лежал на походной кровати в их с Мишелем палатке. В суете лагерной был очередной перерыв; Мишель с самого утра умчался куда-то – как он заявил, говорить о деле. Самому же Сергею идти никуда не хотелось, дождь навевал скуку, хотелось собраться с мыслями, оглядеться, подумать.
Мишель напринимал в общество несколько десятков офицеров, молодежь, не нюхавшую пороха. Он с восторгом говорил, что это соединенные славяне, что желают они славянский федерации или республики – верно, они и сами не знали, чего они желали. Сергей видел у Мишеля клятву, которые славяне составили для своего общества; в клятве сей, в частности, содержался пункт о защите невинности вооруженною рукою. Прочитав сие, Сергей рассмеялся; Мишель же обиделся на смех его. Мишель был убежден в том, что – в нужный момент – офицеров этих можно будет использовать в деле. Надобно было только подогревать в них революционный пыл, почаще рассказывать о страданиях невинности.
– Поль похвалит нас, вот увидишь, – убеждал Мишель Сергея.
Сергей понимал, что друг его заблуждается. Он видел, что Миша с удовольствием произносит страшные клятвы, кричит о цареубийстве, играет в разбойников – ему же самому игры эти были давно не интересны. Девять лет, что Сергей провел в обществе, он слышал вокруг себя одни и те же слова, видел одни и те же лица. Он понимал, что крикуны сии по большей части к делу не способны. К тому же, если дело все-таки когда-нибудь начнется, то произойдет сие не так, как планируют крикуны и прожектеры. Он был на войне и знал, что сражения генеральные проходят вовсе не на карте.
Сергей досадовал на Трубецкого: неосторожные слова князя стали причиною нынешнего Мишиного восторга. Трубецкой убедил Мишеля в том, что тот сможет корпусом командовать – лишь бы под началом его были верные люди. И теперь, Мишель, поверив князю, день и ночь занимался поиском сторонников.
Мишу надо остановить, успокоить, не дать наделать глупостей. Разум настойчиво подсказывал Сергею, что победы в деле сем быть не может, положительные изменения достигаются только естественным ходом вещей. И даже если людям кажется, что победа близка – они, по большей части, заблуждаются. Революция французская привела к власти Бонапарта, сей же злодей, хотя и сделал много полезного в установлениях гражданских, поработил полмира, пролил реки крови.
Сергей вспоминал Орлова и разговор о Риего; размыслив холодно, он не мог не признать, что генерал был прав, хотя бы и отчасти. Риего, истинно великий человек, бескорыстный и честный, готовый ради сограждан пожертвовать жизнью, казалось, победил в родной своей Испании. Но и сия победа оказалась мнимой, испанский мятежник был казнен. Другой мятежник, греческий, Александр Ипсилантий, сидел в оковах в австрийской тюрьме. Чести клич не мог разбудить народы, и это было ясно как простая гамма.
Сергей решил: когда Миша вернется, нужно будет серьезно поговорить с ним, предостеречь. Разум услужливо подсказал ему главное объяснение, против которого друг его устоять не сможет. «Я скажу ему, – решил Сергей, – что ежели он ввяжется в сомнительное предприятие, то и я не устою против сего, пойду за ним. Потом же, когда проиграем мы – а в деле сем победа невозможна – спросят не с него, младшего чином и годами, а с меня… Мишель, верно, пожалеет меня и отступится».
Совсем радом с палаткой Сергей услышал вдруг возбужденные голоса, ругательства.
– Он не смеет! – кричал кто-то. – Я вызову его!
– Погодите, господа, я сам поговорю с ним, – Сергей узнал голос Кузьмина.
«Что еще случилось?» – вяло подумал Сергей, вставая с кровати и поднимая полог палатки. Кузьмин вошел, бешено вращая глазами.
– Садись, – устало сказал Сергей, показывая ему на край кровати.
– Нет… Господин подполковник… Я пришел к вам от имени офицеров…
– В чем дело, Анастас?
Сергей искренне недоумевал.
– Вы… вы не имеете права… так относиться ко мне… к нам…
– Да что случилось-то? Выпить хочешь? Ром есть, горилка, вино даже…
Кузьмин отрицательно покачал головою.
