Славяне оборотились на Сергея; он кивнул, подтверждая слова друга.
– Наше общество имеет в виду чистую демократию, мы готовы жизни отдать за процветание Отечества… После победы нашей уничтожится не только сан монарха, но и дворянское достоинство, рухнет крепостное рабство…
Сергей видел, как друг его преобразился, казалось, он стал даже выше ростом. Глаза его блистали в полумраке палатки. Сергей внимательно смотрел на Мишеля: таким своего друга он раньше никогда не видел. Слова лились из него, не задерживаясь, он вообще не задумывался о том, что он говорил.
– Господа! – воскликнул Мишель, не повышая, впрочем, голоса до крика. – Все мы здесь в малых чинах, но после победы нашей… сможем проявить способности свои, генералами станем!
– Позвольте, Бестужев! – артиллерийский подпоручик Петя вскочил с места. – Так вот цель ваша в чем? Вы генералом хотите стать, и для того вам наша помощь нужна?!
– Вы неправильно поняли меня, господа, – Сергею показалось, что Мишель смутился, – Счастье угнетенного народа будет нам высшею наградою. И, верно, народ захочет видеть нас, своих избавителей, во главе… Впрочем, ежели народ по-другому рассудит, мы удалимся от дел, снискав себе только славу в потомстве.
– А скажите, господин Бестужев, – спросил Петя. – Кто же руководит обществом?
– Этого сказать я не могу, – произнес Мишель твердо. – Да я и сам того не знаю. Знаю только, что много в нем генералов, людей, стоящих близко к престолу. В нужный момент Отечество узнает их имена.
– В нужный момент…. – не унимался Петя. – А уверены вы, что никто из этих людей не похитит власти, народу принадлежащей?
– Мы… мы не потерпим власть похитителей!..
Петя улыбнулся хладнокровно, заговорил, будто размышляя вслух.
– Но пример Юлия Цезаря должен показать нам… Он был убит тираноборцами, революционерами, так сказать. Над ними же восторжествовал юный малодушный Октавий. Вам известна история сия? Еще спросить хочу… в момент сей, от которого зависеть будет счастие народное, будут ли у вас законы, по которым отечеству нашему жить надлежать будет? Есть ли такие законы? Конституция есть?
– Есть! – Мишель не удержался и крикнул в голос. – У нас есть конституция! И она одобрена в Европе, либералами тамошними…
Сергею стало не по себе: кроме «Русской Правды» Поля, которая не была еще дописана, никаких законов в обществе не было.
– Отчего вы не верите мне? – в голосе Мишеля послышались рыдания. – Отчего? Россия ждет нас, господа, она страждет… А вы мучаете себя подозрениями…
– Да что ты, Петя, в самом деле? – из угла раздался совсем молодой голос; лица говорившего, впрочем, Сергей не разглядел. – Конституцию тебе подавай… Господин Бестужев правду говорит!
– Может быть, и правду, – выговорил Петя, задумавшись. – Против напора сего трудно мне устоять. Но прошу вас, Бестужев, предъявить нам законы сии, хотя бы в общем виде. Для сведения, так сказать.
– Я предъявлю, – быстро выговорил Мишель. – Дайте срок, господа, я предъявлю… Через неделю законы сии у вас будут. Сейчас же жду окончательного решения вашего.
Он замер посреди палатки, скрестив руки на груди, поворотившись боком к подпоручику Пете. Сергей, привыкший видеть малейшие движения души его, понимал, что Миша волнуется. Однако постороннему взгляду могло показаться, что лицо у него – каменное. Присутствующие заговорили разом, и в этом гомоне Сергей ловил лишь обрывки фраз, смысл которых не доходил до него.
– Друзья мои! – начал вдруг Мишель столь проникновенным тоном, что голоса разом смолкли. – Вы не верите мне… Но я клянусь, Богом клянусь… дайте мне Евангелие… У кого есть Евангелие?
Кто-то передал Мишелю Евангелие.
– Сим святым Евангелием клянусь, что помыслы наши чисты. Мы, русские, мы, победители Наполеона – неужели мы не отличим себя благородной ревностью, спасая Отечество наше от врага внутреннего? Оглянитесь вокруг: угнетенные сограждане ропщут, войско недовольно. И при обстоятельствах сих наше общество распространяется. В него вступают все истинные патриоты… ибо, не вступив в оное, каждый благородно мыслящий подвергает себя опасности от правительства…
Мишель всплеснул руками; Евангелие с грохотом свалилось со стола. Мишель быстро поднял его, прижал к груди, поцеловал.
– Верьте мне, верьте… Мы хотим освободить Россию от рабства, а затем уже… настанет черед и Европы брать с нас пример… Вот…
Положив Евангелие на стул, он снял с шеи образ Михаила Черноризца, поднес к губам и разрыдался в голос.
– Клянусь… Клянусь вам… Отдать жизнь свою за свободу Отечества…
Сергей невольно любовался другом: с горящими глазами, в расстегнутом сюртуке, он будто взлетел над собравшимися, взмахнув крылышками обер-офицерских эполет.
Но все или почти все, о чем говорил Миша, было ложью… Поглядев вокруг, Сергей с ужасом обнаружил, что большинство из собравшихся плакали. Все встали; Сергей один остался сидеть. Впрочем, внимания на него уже никто не обращал.
– Клянитесь и вы… – Мишель протянул образ подпоручику Пете. – Клянитесь отдать жизнь свою… для достижения нашей цели… при первом знаке поднять оружие для введения конституции…
– Клянусь… – сказал Петя нехотя, взял из рук Мишеля образ, перекрестился, поцеловал его и отдал кому-то рядом.
– Клянемся… Клянемся…
Мишель взял за плечи Петю, притянул к себе, поцеловал в губы, затем начал по очереди целоваться с другими… Пользуясь всеобщим братанием, Сергей вышел из палатки на воздух. Было темно и тихо, и чем дальше он отходил от палатки, тем сильнее вскипало в нем раздражение.
– Сережа! – Мишель догнал его с полдороги. – Отчего ушел ты? Ты сердишься на меня? За что?
Сергей, не отвечая ему, убыстрил шаги.
– Но подожди, не беги, я не поспеваю за тобою… Подожди…
Ноги его тонули в жирной грязи.
– Я устал, Миша. Пошли домой, спать. Завтра учение батальонное с раннего утра, выспаться надо.
– Нет, я знаю, ты сердишься. Почему?
Сергей понял, что Мишель не отстанет, пока не услышит ответа.
– Ты слишком много лгал сегодня, друг мой. На Евангелии клялся, на образе – и лгал.
– Но я же выиграл сражение …
– Тебе кажется, что можно выиграть ложью? Я не узнаю тебя… Я таким тебя никогда раньше не видал.
– Да нет же, нет… Мне надо было только добиться их согласия, и я добился… Я завтра поеду к Пестелю, расскажу … он нас с тобою похвалит… Не беги…
– Знаешь, я думаю… – Сергей остановился, повернул Мишеля лицом к себе. – Трубецкой прав. Пестель – новый Наполеон, он нас всех поработить желает, ступенькой видит к славе своей. И ты такой же, как он, моложе только… Не хочу я с вами. Оставь меня.
Оттолкнув Мишеля, он быстро пошел по тропинке к своей палатке.
В ту ночь Мишель не пришел ночевать к Сергею, отправившись в свою роту. На другой день он уехал к Пестелю. Еще через три дня Сергей понял, что готов отправиться следом, и только служебные обязанности удержали его в лагере.
В кабинет Пестеля Мишель вошел с опаскою: памятуя прежние встречи, боялся снова попасть под горячую руку. Поль был спокоен, но принял Мишеля настороженно.
– Ну что? Верно, план построили с Трубецким, без меня действовать решили?… И ты каяться приехал?
– Да нет же, – Мишель бросился к нему на шею. – Я приехал об успехах наших рассказать…
– Приехал, так рассказывай, – Пестель отстранил его. – Что замыслили ныне?
Мишель смутился: о плане Трубецкого он не вспоминал с самого отъезда из Киева, занятый сперва службою, а теперь – славянами.
– Был план… – он кивнул головою, – выступить одновременно югу и северу.
– Сие правильно. И кто же во главе выступления будет?
– Главного… не будет, все пойдем, как один.
– Правда? – Пестель рассмеялся. – Без командиров идти задумали? Интересный план…
– Нет, ты не понял.
Мишель рассказал план: одновременное выступление третьего корпуса на юге и столичной гвардии; Полю же идти на Киев и стать там лагерем.
– Спасибо, друг! – Пестель саркастически улыбнулся.
– Спасибо, что не забыли меня… Хоть в Киев приглашаете, а могли бы вообще от дела отставить. Хочешь, отгадаю, кого Трубецкой в командующие корпусом назначает? Точно знаю – тебя. А Сережу в гвардейские начальники, ибо в гвардии он служил долго. Так?
Мишель кивнул, съежившись. Улыбка исчезла с лица Пестеля, он заговорил грустно и серьезно:
– Ты молод еще, ты лесть от правды отличить не можешь. Не будет сего…
– Но почему?
– Потому… – Пестель подошел к окну и отвернулся от Мишеля, – чтобы людьми командовать, знания нужны и опыт. А у тебя нет сего… Я за сие не возьмусь, войну пройдя и пять лет почти в полковых командирах отслужив. Ты же в жизни ни одним солдатом не командовал, или не прав я?
– Ты прав, – Мишель опусти глаза. – Прости меня.
