ему и место. На коричневом ковровом покрытии виднелись следы каталок, и Эйнар уже воображал, как его, привязанного ремнями, увозят на каталке в самое дальнее отделение больницы, откуда ему не вернуться.
– Ты вправду считаешь, что доктор Май мне поможет?
– Очень надеюсь, но – посмотрим. – Карлайл был одет в легкий полосатый пиджак с желтым галстуком и брюки с наглаженными стрелками. Эйнар восхищался оптимизмом и спокойствием, с которыми тот, в своем летнем наряде, ожидал появления доктора. – Мы должны хотя бы попробовать.
Он сознавал, что Карлайл прав. Так, как сейчас, долго он не протянет. За последние полгода почти все мышцы на его теле истаяли. Доктор Макбрайд поставил его на весы, а когда передвинул черные гирьки влево, Эйнар понял, что весит не больше, чем в юности. Он начал замечать странный цвет своей кожи: серо-голубой, как небо на рассвете, точно кровь теперь бежала по венам медленнее. Замечал он и одышку, из-за которой у него темнело в глазах, стоило лишь немного пробежаться или услышать неожиданный резкий звук, например дыщ! – выхлоп автомобильного мотора. И кровотечения, которые его и пугали, и радовали. Ощущая первую струйку крови на губе или между ног, он испытывал головокружение. Никто ему этого не говорил, однако Эйнар знал: это потому, что внутри он – женщина. Он читал о подобном: скрытые в глубине тела женские органы гермафродита время от времени кровоточат, словно в знак протеста.
Доктор Май оказался приятным человеком. У него были темные волосы и желтый галстук, до странности похожий на галстук Карлайла. Оба посмеялись этому обстоятельству, а после доктор Май повел Эйнара в смотровую.
Стены и пол комнаты были выложены кафелем, из зарешеченного окна открывался вид на сикоморы и платаны. Доктор Май отдернул тяжелую зеленую штору, скрывавшую стол для осмотра пациентов.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал он и похлопал ладонью по мягкой обивке стола. – Расскажите, что привело вас сюда.
Доктор стоял, прислонившись спиной к застекленному шкафчику. В руках он держал папку-планшет. Слушая рассказ Эйнара о Лили, он кивал, раз или два поправил узел галстука и время от времени что-то записывал.
– Честно говоря, я сам не знаю, на какую помощь рассчитываю, – признался Эйнар. – Но так больше жить не могу.
– Как – так?
– Не понимая, кто я такой на самом деле.
На этом доктор Май закончил беседу. Он извинился и вышел, оставив Эйнара сидеть на столе и болтать ногами. За окном санитарка выгуливала в парке молодого мужчину в полосатой пижаме и распахнутом купальном халате. На лице мужчины росла небольшая бородка, а ступал он неуверенно и боязливо, как будто держался в вертикальном положении только благодаря санитарке в длинном, почти до пят, фартуке.
На обратном пути в Париж они долго молчали. Эйнар следил за рукой Карлайла на рычаге переключения передач, а Карлайл смотрел на дорогу. Наконец он сказал:
– Доктор хочет положить тебя в больницу.
– Зачем?
– Подозревает шизофрению.
– Но этого не может быть, – возразил Эйнар и посмотрел на Карлайла, который по-прежнему не отрывал глаз от дороги. Впереди ехал грузовик, и всякий раз, когда его колеса попадали в яму или колдобину, из кузова на капот «Спайдера» сыпалась щебенка. – Разве я шизофреник?
– Он хотел, чтобы я подписал бумаги и оставил тебя там прямо сегодня.
– К чему это? Я не шизофреник.
– Я сказал, что срочности нет.
– Ты же не считаешь меня шизофреником, нет? Бессмыслица какая-то.
– Не считаю. Но когда ты начинаешь рассказывать… объяснять про Лили, это звучит так, будто ты думаешь, что есть двое людей – разных людей.
– Потому что это правда. – Наступил вечер, движение на шоссе замедлилось из-за сбитой немецкой овчарки: она лежала посреди дороги, и всем автомобилям приходилось ее объезжать. Собака умерла, но каких-либо повреждений видно не было, и голова животного покоилась на гранитном бордюре rond-point[67]. – Думаешь, Грета такого же мнения? Тоже считает меня безумцем?
– Вовсе нет. Она как никто другой верит в Лили.
«Спайдер» объехал мертвого пса, и дорога вновь стала свободной.
– Может, мне стоит прислушаться к доктору Маю? Провести какое-то время в его клинике?
– Обдумай все как следует, – произнес Карлайл.
Его рука сжимала круглый черный набалдашник рычага; Эйнар чувствовал, что Карлайл хочет что-то сказать, но мешал шум ветра и треск автобусных выхлопов. В городе, когда движение стало плотным, Эйнар выжидающе посмотрел на Карлайла. «Ну, скажи, что ты на самом деле думаешь», – хотел вымолвить он, но не смог. Их разделяло нечто неосязаемое, а потом они въехали в Маре и оказались перед домом, и это нечто рассеялось, исчезло, как только замолчал мотор «Спайдера».
– Не говори ей, куда мы ездили, – попросил Карлайл.
Утомленный Эйнар отправился спать сразу после ужина. Грета присоединилась к нему еще до того, как он успел задремать.
– Что-то ты рано, – заметил он.
– Устала. Работала несколько ночей подряд. За эту неделю сдала полдюжины эскизов, не говоря уже о портрете Лили на приливной отмели. – Помолчав, Грета добавила: – Тебе прекрасно удался фон, я в полном восторге. Кстати, Ханс тоже так думает.
Эйнар чувствовал рядом с собой крупное теплое тело жены под тонкой простыней. Ее колено касалось
