измученное сухожилие. С раскалённых обрубков густо потёк расплавленный металл.
— Первый — готов! — сообщил Томаш в интерком.
Второй блокиратор поддался быстрее — видимо, качество металла в них отличалось.
Томаш напряжённо уставился на шлюзовую дверь.
— Откройся плавно, — прошептал он. — Здесь же хорошая старая механика. Раньше умели строить корабли!
Ему вдруг послышалось, как истошно ревут шлюзовые стены. Ревут. Грохот стоял такой, что его не могла остановить даже шумоизоляция шлема. Томаш пристегнул на пояс резак — наверняка ещё пригодится — и набрал побольше воздуха в грудь, хотя это не имело ни малейшего смысла.
— Откройся пла… — начал он, как молитву.
Шлюзовая дверь мгновенно провалилась в пустоту, и Томаша швырнуло в зияющую дыру. Он столкнулся с чем-то, едва не расколов шлем, и его штопором вкрутило в темноту.
Когда Томаш пришёл в себя, то барахтался уже далеко за пределами корабля. Линь с оторванным поручнем обвивал ему ногу.
Томаш включил прожекторы, и те вспыхнули, дико резанув по глазам.
Он даже не сразу понял, что его бешено крутит. В шлеме что-то раздражённо запищало, по забралу заскользили ядовитого цвета сообщения — он не всё успевал разобрать, лишь отдельные слова яростно били по глазам.
«Перегрузки», «не функционирует», «перезапуск системы».
Двигатели скафандра натужно захрипели, и Томаша грубо толкнуло в спину, едва не переломив ему хребет. На забрале засверкала гирлянда из предупреждений.
— Томаш! — проскрежетал передатчик. — Всё в порядке? Томаш!
Он попытался ответить, но закашлялся. Двигатели снова зашипели и захлебнулись, подавившись огнём. Забрало теперь заливала ровная темнота. Томаш почувствовал пугающую лёгкость — он плыл куда-то в безграничной темноте, проваливался в обморок. Выжженный светом прожекторов «Припадок» медленно уходил под чёрную воду.
— Томаш! — выплюнул передатчик. — Томаш!
— Всё… — пробормотал он, едва справляясь с кашлем. — Меня выбросило, но всё в порядке. Поручень всё же и правда был слабоват.
— Где ты? — Он наконец узнал взволнованный голос Лады. — Тебя не видно на приборах!
— Я здесь, я не так далеко, я вас вижу. Сейчас попробую вернуться к кораблю.
«Припадок» неумолимо затягивала темнота.
Томаш включил двигатели, и те рассерженно зашипели. На забрало вывелась сердитая иконка с восклицательным знаком, и Томаша завертело вокруг оси.
— Где ты? — зашипел передатчик. — Мы не можем подключиться к твоей камере! Здесь уже ничего не работает!
— Я… я над вами, — проговорил Томаш.
Давление внутри шлема увеличилось в несколько раз. Перед глазами поплыли красные пятна, а сообщения на забрале затянула багровая муть, как при кровоизлиянии в сетчатку. Голова раскалывалась — казалось, ещё немного, и череп лопнет, как яичная скорлупа.
— В смысле — над нами?
— Я не знаю… — пробормотал Томаш. — Сложно соображать. Но я вас вижу. Пока ещё. Правда, двигатели…
— Что двигатели?
На забрало снова вывелись какие-то сообщения. Томаш прищурился, пытаясь их прочитать. «Аварийный режим», «дестабилизация».
— Дестабилизация, — сказал Томаш.
— Что? Ты о чём? Я выйду за тобой!
Томаш посмотрел туда, где секунду назад поблёскивал отражённым светом «Припадок», но теперь всё под ним застилала мёртвая темнота.
— Поздно, я вас уже не вижу. Меня отнесло куда-то. Я… — Томаш замотал головой. — Я ничего не вижу. Кстати, резак, — он ухватился за дуло лазерного резака, — резак я не потерял.
— Херзац с резаком! Передай свои координаты!
— Координаты… — усмехнулся Томаш.
На забрале горел огромный восклицательный знак. «Система определения местоположения», «ошибка», «не функционирует».
Он попробовал включить двигатель. Швырнуло так, словно ему дали увесистого пинка. На секунду почудилось, что вдалеке мреет бледный силуэт «Припадка» — как восставший из пустоты призрак, — но корабль мгновенно смела темнота.
— Томаш! — крикнула Лада. — Отвечай мне! Какие твои координаты!
— Нет координат, — сказал Томаш. — Не функционирует… Не функционирует что-то. Я попробую сам. Кажется, я…
Он стал включать левый и правый двигатели по очереди. Из стороны в сторону уже не кидало, однако Томаш не понимал, в какую сторону лететь. Его плотным кольцом окружала темнота.
— Ты слишком медленный, — пробормотал Томаш, забыв, что не отключил интерком.
— Медленный? В смысле — медленный?
Томаш вздрогнул.
— Не надо меня искать! Слышишь? Не вздумайте! Меня слишком далеко отнесло. Так вы все потеряетесь. Действуйте дальше по плану. А я попробую сам.
— Томаш!
— Конец связи. Край.
— Свет ищи! — послышался новый голос.
Фён.
— Свет? — улыбнулся Томаш. — Свет в конце туннеля?
— Нет же, кретен! Ищи свет! Грузовоз свет отражает! Отключи прожектора и…
— Прожектора отключить? Ты чего, сдурела, херзац его так!
— Отключи прожектора, они тебя слепят. Свет и так есть. И сообщения на забрале отруби, дай глазам привыкнуть к темноте! Нас так учили!
— Отрубить, привыкнуть… Хорошо.
Кто-то ещё заорал в интерком — кажется, Насир и Лада стали перекрикивать друг друга, — и Томаш отключился.
— Искать свет…
Он погасил прожектора. Всё вокруг исчезло, провалилось в бакарийский ад. Правда, в виски ещё вреза́лись раскалённые гвозди — какая-то неуёмная сила по-прежнему пыталась размозжить ему череп.
— Свет, — прошептал Томаш.
Двигатели молчали, заткнулись наконец истеричные оповещения скафандра, и эта оглушительная тишина давила даже больше, чем безраздельная темнота вокруг.
— Просто свет, — сказал Томаш, чтобы услышать собственный голос. — Сейчас тебе кто-нибудь фонариком посветит, и ты спасён.
Он рассмеялся — ему показалось, что это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал, — но смех быстро сорвался на хрип.
— Так, спокойнее…
Он покрутил головой, но шея тут же заныла. Со всех сторон в глаза вливалась тягучей волной темнота. Томаш включил один из двигателей и попытался развернуться. Движок сбоил, судорожно выдыхая газ, и работал, судя по всему, из последних сил. Томаш подумал, что если двигатели заглохнут, то он — труп. Это совсем его не испугало. Мыслил он спокойно и чётко, как будто надышался вместе с Джамилем газом для абордажной команды. Какие у него варианты? Либо свет, либо темнота. Если он не найдёт тот самый отражённый свет, о котором говорила Фён, то лучше уж сразу опустить забрало, чем подыхать в течение долгих часов в удушающей темноте.
Что-то сверкнуло — стремительно, как падающая звезда, очертившая тонкую дугу где-то на границе зрения.
Томаш отрубил движок и замер, задержав дыхание — даже неловкий вздох мог прогнать народившийся свет. По забралу шлема прокатился яркий блик — на мгновение Томаш решил, что снова завёлся непокорный компьютер, и сейчас швырнёт ему в лицо ворох электронных угроз, — но спустя мгновение в глаза ударила темнота, лишённая даже искорки света.
Темнота была живой.
Томаш, скорее, чувствовал, чем видел это. Словно его выбросило не в открытый космос, а в вирт — прямиком из разорванного шлюза. Звёзды, погибший «Припадок», весь остальной свет ещё не успели прогрузиться из-за нерасторопного виртпроцессора, но почувствовать их можно
