интересно, никак нельзя?
— Ладно, господа, — сказал Томаш, — вы меня извините, но я ненадолго отойду.
Он опустил забрало и быстро — дышать выгоревшим воздухом не хотелось — прицепил кадол на висок.
* * *
Вирт завёлся не сразу.
Несколько секунд кадол яростно жёг Томашу висок. Он уже думал сорвать присоску, когда его наконец затянуло в чёрный водоворот — так стремительно и резко, что закружилась голова.
Вирт работал на последнем издыхании — или информация с оставшихся сенсоров поступала с задержкой, — и Томаш долгое время летел в бессмысленной пустоте, в которой не успели проявиться даже обгорелые останки «Припадка». Первое, что он увидел, был свет какой-то далёкой звезды, которую вирт изобразил настолько яркой, что она едва не прожигала насквозь. Томаш зажмурился — хотя в вирте это не имело ни малейшего смысла — и перед ним тут же возник тонущий во тьме «Припадок». Выглядел корабль, как раньше — покорёженный корпус, чёрные оплывы от лазерных ожогов. Впрочем, большинство сенсоров уже не работало, и доверять изображению было нельзя.
Томаш не видел следов грузовоза — вирт работал отвратительно, словно в сеанс подключилась разом вся команда. Спустя минуту или две над «Припадком» зажглась тусклая точка, и вирт лениво захватил её в прицел. Томаш потянулся к этой метке, но вместо того, чтобы мгновенно перенестись к грузовозу, неторопливо поплыл к нему в густеющей темноте, как если бы вся эта фальшивая реальность стала неожиданно подчиняться законам физики. Томаш с трудом преодолевал сопротивление окружающей его темноты, вреза́лся в неё из последних сил — как будто летел не в воссозданной выдыхающейся электроникой космической пустоте, а погружался в гигантскую подводную бездну. Он чувствовал, как по лицу стекает пот. Стало сложно дышать.
Грузовоз увеличивался на глазах.
Спустя минуту проявилась изъеденная корма, чёрные дюзы маршевого двигателя, глубокие трещины в броне. Вирт наконец пришёл в себя и стал показывать траекторию сближения. Теперь в вирте корабли соединяла сверкающая струна — можно было подумать, что грузовоз притягивает к себе мёртвого «Припадка» световым линем.
Подлетев к кораблю, Томаш попытался разглядеть стыковочные шлюзы. Сенсоры сбоили — целые куски обшивки исчезали, оголяя пугающую пустоту. Казалось, грузовоз распадается на атомы. Или медленно превращается в невидимку. Мелкие обломки вокруг то появлялись, впопыхах отрисованные виртом, то стремительно исчезали, когда их накрывало волной темноты.
Вместо одного из шлюзов долгое время красовался уродливый чёрный квадрат. Томаш терпеливо ждал, когда вирт соблаговолит дополнить картинку. Грузовоз вдруг затрясся — что-то неистово разрывало его изнутри, — и на несколько секунд отобразился целиком, без страшных чёрных провалов. Томаш отчётливо увидел, как из шлюза торчит оборванный стыковочный рукав.
От удивления у него перехватило дыхание.
Грузовоз снова замерцал, вздрогнул, как от электрического разряда, и покрылся чёрными пятнами.
Томаш вынырнул из вирта. Висок тут же пробуравило раскалённым сверлом — реальность острым клином зашла под череп. Томаш застонал, потянулся, чтобы снять кадол и ударился пальцами о забрало.
— Нормально всё? — послышался обеспокоенный голос Насира.
Томаш поднял забрало и отлепил кадол. Висок горел так, словно вместе с присоской он содрал кусок кожи.
— В вирт советую никому не заходить. Чёрт знает что там творится.
— Додьявола ты сам-то полез? — спросила Фён.
— Да уж! — фыркнул Насир. — Какого елдыша ты туда полез? Заняться, что ли, было нечем?
Он подошёл к Томашу и склонился над ним, упираясь в колени.
— Хотел кое-что посмотреть.
— Что?
Томаш поднял на Насира глаза.
— Обломки. Ты же помнишь, сколько было обломков вокруг корабля?
— Адыр елдыш, он же развернулся! Какие теперь обломки?
— Могло ещё что-нибудь отвалиться. Чёрт его знает, в каком он состоянии.
— И как? Отвалилось?
— Есть какой-то мусор, но я не уверен. — Томаш на секунду прикрыл глаза. — Сенсоры очень плохо работают, может, вирт просто глючит. Зато я другое увидел.
Томаш перевёл дыхание.
— Что? — почти хором спросили Насир и Фён.
— Из центрального шлюза торчит обломанный стыковочный рукав.
— Это как?
— А вот так.
— Но каким таким херзацем могли сломать стыковочный рукав?
— Откуда я знаю? Могли попытаться корабль на абордаж взять. А может, мы уже не первая команда от Айши. И кто-то был не сильно рад гостям.
— В общем, хороших новостей как обычно нет, — подала голос Лада.
— Я хочу посмотреть! — Насир в пару великанских шагов пересёк половину рубки и оказался у своего терминала.
— Не стоит лезть в вирт, у меня чуть мозги не вытекли. Да и глючит там всё. Корабль по частям показывает, с провалами.
— Так, может, это тоже глюк?
— Не похоже.
— Херзац матерах! Как думаешь, это может быть стыковочный рукав того невидимки?
— Без понятия.
— Но что всё это значит? — спросила Фён. — Если невидимка уже пытался пристыковаться… Грузовозу вашему это не понравилось, что ли? Нас-то он сам хочет забрать.
— Понятия не имею, — сказал Томаш. — Понятия не имею, что всё это значит.
* * *
Лада неплохо потрудилась. Все гермодвери на «Припадке» были срезаны, и в итоге до самого шлюза образовался заваленный обгорелым металлом проход. Корабль выглядел как после яростного побоища.
Сидеть в скафандре было невозможно, и Лада стояла в кают-компании, привалившись плечом к стене.
— Один из отсеков в трюме я открыть не могу.
Её тусклый голос в интеркоме было почти невозможно узнать.
— Даже резаком? — удивился Томаш.
— Там не просто стенки погнулись, он заблокировался намертво. Как при аварийке. Резать силовую переборку резаком я не буду. К тому же не просто так он заблокировался.
— Разгерметизация?
— Вполне возможно.
— Вот херзац! И что мы потеряли?
— Гильзы…
— Ну гильзы — это…
— …и запасные баллоны для скафандров.
На несколько секунд повисла тяжёлая тишина.
— У нас остались только баллоны, которые в скафандрах? — спросил Томаш.
— Да.
— Адыр его елдыш!
— На самом деле, это ничего не меняет, — сказал Томаш. — Мы там надолго застрянем, запасных бы всё равно не хватило. Так что либо на грузовозе работает жизнеобеспечение, либо…
— Там работает жизнеобеспечение! — сказала Фён. — Я в этом уверена! Я…
— Ну хоть кто-то у нас на корабле оптимист, — усмехнулась Лада.
— А я согласен, херзац его так! Ради чего это всё тогда? Не просто так этот елдыш обгоревший к нам на альтариху идёт! Так что одним баллоном меньше, одним больше…
Насир невозмутимо опустошал на кухне запасы, загружая ранец.
— Насик, — проговорила Лада, — ты голодный, что ли? Зачем тебе столько?
— Пригодится! Сами же потом будете говорить…
— Потом — это когда? Мы из одного мёртвого корабля перебираемся в другой, где жить будем ровно столько, сколько у нас воздуха в баллонах. И это если ещё повезёт. Ты ведь не забыл,
