<1914>
«Когда, изнемогши от муки…»
Когда, изнемогши от муки,Я больше ее не люблю,Какие-то бледные рукиЛожатся на душу мою.
И чьи-то печальные очиЗовут меня тихо назад,Во мраке остынувшей ночиНездешней мольбою горят.
И снова, рыдая от муки,Проклявши свое бытие,Целую я бледные рукиИ тихие очи ее.
<1914>
Конквистадор
От дальних селений,Сквозь лес и овраги,На праздник мученийСобрались бродяги.
Палач приготовилСвой молот зловещий,И запаха кровиВозжаждали клещи.
И пел конквистадор,Привязан у пальмы:«До области адаИзведали даль мы.
Вот странные воды,Где смертный не плавал,Где, Рыцарь Невзгоды,Скитается Дьявол.
А дальше не будетНи моря, ни неба,Там служат ИудеПостыдные требы.
Но пелись балладыВ вечерних тавернах,Что ждет ЭльдорадоОтважных и верных.
Под звуки органаТвердили аббаты,Что за морем страныТак дивно богаты.
И в сонных глубинахМы видели город,Где алых рубиновВозносятся горы».
А пламя клубилось,И ждал конквистадор,Чтоб в смерти открылосьЕму Эльдорадо.
<1915>
Всадник
Всадник ехал по дороге,Было поздно, выли псы.Волчье солнце — месяц строгий —Лил сиянье на овсы.
И внезапно за деревнейБелый камень возле пняИспугал усмешкой древнейЗадремавшего коня.
Тот метнулся: темным бредомВдруг ворвался в душу самДревний ужас, тот, что ведомВ мире только лошадям.
Дальний гул землетрясений,Пестрых тигров хищный войИ победы привиденийНад живыми в час ночной.
Очи круглы и кровавы,Ноздри пеною полны,Конь, как буря, топчет травы,Разрывает грудью льны.
Он то стелется по шири,То слетает с диких кручИ не знает, где он — в миреИли в небе между туч.
Утро. Камень у дорогиРобко спрягал свой оскал.Волчье солнце — месяц строгий —Освещать его устал.
На селе собаки выли,Люди хмуро в церковь, шли.Конь одни пришел, весь в мыле,Господина не нашли.
<1916>
Второй год
И год второй к концу склоняется,Но так же реют знамена,И так же буйно издеваетсяНад нашей мудростью война.
Вслед за ее крылатым гением,Всегда играющим вничью,С победной музыкой и пениемВойдут войска в столицу. Чью?
И сосчитают ли потопленныхВо время трудных переправ,Забытых на полях потоптанныхИ громких в летописи слав?
Иль зори будущие ясныеУвидят мир таким, как встарь:Огромные гвоздики красныеИ на гвоздиках спит дикарь;
Чудовищ слышны ревы лирные,Вдруг хлещут бешено дожди,И все затягивают жирныеСветло-зеленые хвощи.
Не все ль равно? Пусть время катится,Мы поняли тебя, земля:Ты только хмурая привратницаУ входа в Божий Поля.
<1916>
«Перед ночью северной, короткой…»
Перед ночью северной, короткойИ за нею — зори, словно кровь…Подошла неслышною походкой,Посмотрела на меня любовь…
Отравила взглядом и дыханьем,Слаще роз дыханьем, и ушла —В белый май с его очарованьем,В лунные, слепые зеркала…
У кого я попрошу совета,Как до легкой осени дожить,Чтобы это огненное летоНе могло меня испепелить?
Как теперь молиться буду Богу,Плача, замирая и горя,Если я забыл мою дорогуК каменным стенам монастыря…
Если взоры девушки любимой —Слаще взоров жителей высот,Краше горнего Иерусалима —Летний сад и зелень сонных вод…
<1917>
«Взгляните: вот гусары смерти!..»
Взгляните: вот гусары смерти!Игрою ратных переменОни, отчаянные черти,Побеждены и взяты в плен.
Зато бессмертные гусары —Те не сдаются никогда;Войны невзгоды и ударыДля них — как воздух и вода.
Ах, им опасен плен единый,Опасен и безумно люб, —Девичьей шеи лебединой,И милых рук, и алых губ.
1917
Канцона («Бывает в жизни человека…»)
Бывает в жизни человекаОдин неповторимый миг:Кто б ни был он: старик, калека,Как бы свой собственный двойник,Нечеловечески прекрасенТогда стоит он; небесаНад ним разверсты; воздух ясен;Уж наплывают чудеса.Таким тогда он будет снова,Когда воскреснувшую плотьРешит во славу Бога-СловаК всебытию призвать Господь.Волшебница, я не случайноК следам ступней твоих приник:Ведь я тебя увидел тайноВ невыразимый этот миг.Ты розу белую срывалаИ наклонялась к розе той,А небо над тобой сияло,Твоей залито красотой.
1917
«Ты говорил слова пустые…»
Ты говорил слова пустые,А девушка и расцвела.Вот чешет косы золотые,По-праздничному весела.
Теперь ко всем церковным требамМолиться ходит о твоем,Ты стал ей солнцем, стал ей небом,Ты стал ей ласковым дождем.
Глаза темнеют, чуя грозы,Неровен вздох ее и част.Она пока приносит розы,Но захоти — и жизнь отдаст.
<1917?>
В Бретани
Здравствуй, море! Ты из тех морей,По которым плавали галеры,В шелковых кафтанах кавалерыПокоряли варварских царей,
Только странно, я люблю скорейТе моря, суровые без меры,Где акулы, спруты и химеры, —Ужас чернокожих рыбарей.
Те моря… я слушаю их звоны,Ясно вижу их покров червленыйВ душной комнате, в тиши ночной,В час, когда я — как стрела у лука,А душа — один восторг и мукаПеред страшной женской красотой.
<1917>
Предзнаменование
Мы покидали Соутгемптон,И море было голубым.Когда же мы пристали к Гавру,То черным сделалось оно.
Я верю в предзнаменованья,Как верю в утренние сны.Господь, помилуй наши души:Большая нам грозит беда.
<1917>
Сирень
Из букета целого сиренейМне досталась лишь одна сирень,И всю ночь я думал об Елене,А потом томился целый день.
Все казалось мне, что в белой пенеИсчезает милая земля,Расцветают влажные сирениЗа кормой большого корабля.
И за огненными небесамиОбо мне задумалась она,Девушка с газельими глазамиМоего любимейшего сна.
Сердце прыгало, как детский мячик,Я, как брату, верил кораблю,Оттого, что мне нельзя иначе,Оттого что я ее люблю.
<1917>
Любовь («Много есть людей, что, полюбив…»)
Много есть людей, что, полюбив,Мудрые, дома себе возводят,Возле их благословенных нивДети резвые за стадом бродят.
А другим — жестокая любовь,Горькие ответы и вопросы,С желчью смешана, кричит их кровь,Слух их мучат злобным звоном осы.
А иные любят, как поют,И поют, и дивно торжествуют,В сказочный скрываются приют;А иные любят, как танцуют.
Как ты любишь, девушка, ответь,По каким тоскуешь ты истомам?Неужель ты можешь не горетьТайным пламенем, тебе знакомым,
Если ты могла явиться мнеМолнией слепительной ГосподнейИ отныне я горю в огне,Вставшем до небес из преисподней?
<1917>
