При окончательном оформлении документов о купле-продаже Эйлин познакомилась с семейством Томас. Удивительное дело, главу семьи не только по фамилии, но и по имени звали Томас. Правда, между этими двумя Томасами в контракте стояло еще одно имя, больше похожее на то, что можно было ожидать: непроизносимый набор гласных и согласных. Эйлин не сумела скрыть своего удивления от такого странного имени: Томас Томас. Высокий индиец в тонированных очках объяснил, что в своем родном городе он не один такой. Имя необычайно популярно благодаря тому, что в первом веке нашей эры там побывал святой Фома, проповедуя христианство среди еврейской диаспоры. Эйлин сочла эту историю нелепой выдумкой. Может, святой Фома и посетил Индию, но никто из апостолов просто не мог там побывать раньше, чем в Западной Европе и в Ирландии. Томас Томас, кажется, образованный человек, но в датах он явно запутался.
Подумать только, ее дом купили индийцы, да еще с кучей родственников! Набьются туда от подвала до крыши. Еще одно напоминание, что Джексон-Хайтс — огромный котел, а ее, Эйлин, выбрызнуло наружу с пузырьком пара. Наверное, во всем мире не найдешь подобного смешения разных народов на одном клочке земли. Какая-нибудь возвышенная натура умилилась бы такой полифонии, а Эйлин хотелось жить среди людей, похожих на ее родню.
Осталось только проверить собственную квартиру — не забыли ли чего. В гостевой спальне валялся на полу игральный кубик. Эйлин уже наклонилась подобрать, но в последний миг отдернула руку.
В кухонном чулане швабра подпирала стену, как неудачливый ухажер на танцах, и, хотя во дворе ждали Эд с Коннеллом, Эйлин не удержалась, смела в кучу катышки пыли и обрывки упаковочной бумаги на полу. Вспомнилось, как девочкой в Вудсайде она методично подметала кухню, словно завоевывая дюйм за дюймом линолеума, покрытого узором из королевских лилий. Тогда она едва смела мечтать о таком доме, который покидала сейчас. Когда у нее повысились требования? Дом, куда они переезжают, такой просторный, светлый, так замечательно смотрится с улицы — поросший травою склон перед входом, ставни из мелких планочек, каменные колонны перед крыльцом. Лучшего и пожелать нельзя! Эйлин старательно отгоняла мысль: а не обрыднет ли когда-нибудь и этот дом, точно так же как прежний?
Она огляделась: ни совка, ни хотя бы картонки, чтобы собрать на нее мусор. Ну и ладно, все равно грузчики его растопчут или Томасы уберут. Это уже не ее печаль. В кухне будет новая хозяйка. Есть нечто триумфальное в том, чтобы уехать и бросить помещение неубранным, но, с другой стороны, Эйлин всю свою жизнь занималась уборкой. Как-то при ней Эд рассказывал Коннеллу, что значительную часть пыли составляют отмершие клетки человеческой кожи. Если так, в этой кучке есть микроскопические частицы самой Эйлин. Осторожно, чтобы не порвать чулки, она опустилась на колени и сгребла мусор в сложенную ковшиком ладонь. Потом выбросила в раковину. Смочив мизинец, подобрала с пола оставшуюся дорожку пыли — последнее свидетельство их жизни в этом доме.
Эд и Коннелл уже сидели в «шевроле-каприс» Эда. Свою «корсику» Эйлин прошлым вечером после работы перегнала к новому дому. В окнах было темно, задерживаться там одной не хотелось, и Эйлин почти бегом заторопилась к поезду.
Эд не злился, что ему пришлось ждать. Просто сидел с пустыми глазами. Эйлин это устраивало: пустоту можно чем-то заполнить по своему вкусу. Зато во взгляде Коннелла клубились какие-то сложные переживания, и вот с этим Эйлин в ту минуту разбираться категорически не желала. Она молча устроилась на заднем сиденье, «каприс» тронулся с места, за ним следовал автофургон с пожитками.
День был ясный, окрестные дома дремали на солнышке. Коннелл помахал какому-то старику, которого Эйлин не знала. Да и все вокруг казалось незнакомым, словно она медленно пробуждалась от долгого сна. Лица разморенных жарой прохожих излучали добродушие. Парочки, компании, даже одиночки — все словно радовались чему-то. Эйлин больше их не боялась. Бацилла страха была изгнана из ее организма. Накануне Эйлин рассмеялась вслух от облегчения при мысли, что ей больше нет нужды ходить пешком по Северному бульвару и посещать проповеди отца Чаудхари.
Мелькнул за окошком продавец в лавчонке, расставляющий на полке консервные банки. Эйлин откинула голову на подголовник, глядя в потолок, а когда выглянула снова, они уже приближались к повороту на шоссе Бруклин—Квинс. Дорогу до Бронксвилла Эйлин выучила наизусть и сейчас мысленно уже видела следующий поворот и следующий, вплоть до нового дома, где начнется второй акт их семейной пьесы. Осталось только доиграть финальный кусочек своей нынешней жизни. Эйлин смотрела на бульвар — быть может, в последний раз, — и ничто не шевельнулось в душе. Она даже глаза прикрыла, чтобы поскорее миновать эту часть пути. Тьма за сомкнутыми веками дарила блаженную пустоту; спокойствие смерти. Эйлин всю жизнь трудилась ради этой минуты и сейчас чувствовала себя измотанной до предела. Кажется, годы могла бы проспать беспробудно.
Уличный шум доносился в наглухо закрытую из-за кондиционера машину все тише и тише, и вот наконец они свернули на подъездную дорожку. Первая мысль была: дом не такой, как ей запомнилось. Меньше размером, более обычный. Эйлин чуть не сказала мужу, чтобы дал задний ход: им не сюда, это какая-то ошибка, он сбился с дороги. Потом увидела, как из-за угла выезжает автофургон с вещами.
Выйдя из машины, Эйлин потянулась, разминая руки и ноги, стряхивая дремоту. Эд и Коннелл бесцельно озирались по сторонам. Эйлин сообразила, что только у нее есть ключи.
Дорожка перед домом в это засушливое лето растрескалась на жарком солнце. С холодами трещины еще увеличатся. Прогноз погоды обещал пару дней без дождя — надо будет отправить Эда в магазин за асфальтом и механическими щетками. Если завтра Эд с Коннеллом с самого утра возьмутся за дело, к вечеру, может, асфальт уже затвердеет.
Эйлин отперла дверь. Все трое разбрелись по разным углам кухни и застыли в оцепенении перед неизвестностью, что подстерегала в других комнатах. Эйлин открыла дверцу шкафчика — та закачалась, как маятник, вися на одной петле. Эйлин все это видела раньше — и облезлую краску, и вспучившиеся обои, и старые шкафчики, и безобразные пластиковые столешницы с щербатыми краями. Просто она как-то подзабыла, насколько все это ужасно. А ведь в прежнем доме кухня у них была в сто раз лучше... Понемногу приходило осознание, сколько еще предстоит работы и расходов.
Хотелось сказать что-нибудь значительное, как-то обозначить начало жизни в новом доме, но Эйлин побоялась, что любые слова прозвучат по-дурацки, и без громких фраз отправила мужа с сыном выгружать вещи из машины. Будет еще время просмаковать все подробности новой жизни и оценить ее преимущества.
Эйлин вышла на крыльцо. Осторожно прислонилась к шатким перилам. К дому, слегка покачиваясь, плыл над газоном диван, за нем переваливался тяжелый ореховый комод — грузчики пошатывались под его тяжестью. Казалось, что мебель плывет по невидимым волнам. Эйлин вообразила, что спаслась при кораблекрушении и стоит теперь на палубе нового корабля, направляющегося к неведомым берегам.
Эйлин вернулась в дом. Ей пришлось посторониться, уступая дорогу дивану, огибавшему вестибюль по широкой дуге. Эйлин присмотрелась к плиткам пола. Нужно немедленно счистить с них лак в палец толщиной. Она почувствовала, что возвращается к жизни.
Грузчики внесли диван в гостиную и воззрились на Эйлин: куда ставить? От этого простого вопроса она совершенно растерялась. Велела поставить прямо тут, а она пока подумает. Комод отправился наверх. Эйлин хотелось оставить все прочие вещи в фургоне, чтобы следующий этап новой жизни так и пребывал вовеки блистательной возможностью. А то грузчики уедут и они втроем останутся в пустом помещении, которое она с таким трудом приобрела.
Подумав, она распорядилась, чтобы диван поставили вплотную к стене у окна. Первое решение в новом доме не принесло удовлетворения. И не только потому, что поначалу все вещи неизбежно будут бесприютными, пока не обретут наконец свои постоянные места, на которых ее душа успокоится, — ко всему прочему ее терзало неотступное чувство, что она теперь капитан корабля и отныне все решения принимать придется только ей.
Грузчики снова направились к фургону. Эйлин попросила их на секунду задержаться. Они остановились на ступеньках крыльца, глядя на нее снизу вверх. Все, в том числе и сама Эйлин, ждали — что она скажет. А она старалась сохранить это мгновение в памяти. Наверняка ей захочется возвращаться к нему снова и снова. Будущее скрывалось в тумане, где все неясно и ничего не разглядеть. В настоящую минуту дом был совсем не таков, как ей хотелось. Он может стать таким, но на это потребуются время и деньги, а Эйлин боялась, что того и другого может не хватить. Реальность притаилась там, в темной глубине автофургона. Зато грузчики были все на виду. Прислонившись к перилам, они теребили края пропотевших футболок. Нужно им что-то сказать; еще минутку, и она придумает те единственные необходимые слова. Грузчики начинали терять терпение. У них работа простая — перевезти вещи по указанному адресу. Откуда им знать, что каждый поставленный на место предмет мебели еще на шаг приближает Эйлин к ужасному разочарованию.
