— Итак, где больная?
Я замялась.
— Там… возникли некоторые проблемы. Но я обязательно её уговорю. Просто нужно время.
Илья опять поскрёб подбородок, после чего предложил:
— Давай я.
***
Путь до нужного дома получился занимательным.
Нечаев с любопытством крутил головой по сторонам, а я старалась делать непроницаемый вид, сдержанно кивая головой всем встречным и всячески игнорируя их вопросительные взгляды.
«Вам показалось, здесь никого нет. Это не человек, а призрак прошлого».
А потом он меня огорошил, выдав обескураживающее:
— Зато ты замечательно выглядишь. Свежий воздух тебе на пользу.
Открыла рот, чтобы возмутиться, но так и не смогла подобрать нужных слов, которые бы смогли передать степень моего возмущения. В итоге скатилась до банальности:
— Карине своей комплименты делать будешь.
— Она не моя.
— А чья?
— Своя собственная?
Разговор был дурацким. Щёлкнув зубами от негодования, я обогнала Илью и, не глядя на него, понеслась вперёд.
Первым нас встретил Пашка, сидевший на крыльце, что-то чиркая на листочке карандашом.
— Привет, — улыбнулась ему, стараясь не думать об Илье. — Как дела?
На меня он посмотрел постольку поскольку, куда больше заинтересовавшись Нечаевым, который стоял за моей спиной.
— Это Илья… мой знакомый.
Бывший муж тихо крякнул, но спорить не стал и сделал шаг вперёд. Пашка немного помедлил, словно выжидая.
— Давай знакомиться, — предложил мой спутник, протягивая руку ребёнку, но тот не оценил, в мгновение ока вскочив на ноги и нырнув куда-то за угол дома.
— Ты ребёнка напугал! — всплеснула я руками. Вообще-то, для Паши это было нормальное поведение, но Нечаеву об этом знать было необязательно.
— Он нормальный?
— Он замечательный! — вдруг обиделась я. — Просто… немного неадаптированный.
— Кто бы мог подумать, — еле слышно пробурчал он себе под нос. — Не удивлюсь, если через пару месяцев ты соберёшь вокруг себя всех «неадаптированных» в округе.
— Тебя это не касается.
— И именно поэтому я здесь…
Наши перепалки носили странный контекст. Словно оба всё время что-то недосказывали.
Бледная Юлька нашлась лежащей на диване в позе эмбриона. Заприметив нас, она спрятала голову под подушку и потребовала:
— Уйдите, я вас не звала!
— Небольшие трудности? — Илья издевательски изогнул бровь, за что тут же получил вполне ощутимый тычок в бок. И только тут я поняла, что вообще творю.
Пришлось отойти от него. Я присела на краешек дивана к Юле и осторожно погладила её по спине.
— Позволь нам помочь тебе.
— Мне не нужна помощь.
— А как же Пашка?
— У Пашки отец есть.
Я вконец растерялась. Может, признать её недееспособной и насильно заставить лечиться?
— Ни один отец в жизни не заменит ребёнку матери, — неожиданно жёстко вмешался в наш разговор Илья.
Его голос прозвучал настолько властно, что Юлькина голова даже вылезла из-под подушки.
— Да что ты можешь об этом знать?! — решила упрямиться она до конца.
— Много чего, — пожал плечами Нечаев. — Моя мать тоже умерла от рака, когда мне было двенадцать. Мы остались с отцом вдвоём, и это ни разу не походило на сказку. Временами он хреначил меня так, что звёзды из глаз сыпались. А в девятнадцать отрёкся и выгнал из дому. Ты такого будущего хочешь для своего сына?
Я… обалдела. За какую-то минуту я узнала про своего бывшего мужа больше, чем за все годы нашего брака.
Юля тоже выглядела порядком шокированной.
— Антон не такой, Антон хороший, — как мантру повторила она.
— Откуда ты знаешь? — уже рявкнула я. — Ты его сотню лет не видела, да ещё и неизвестно, появится ли он здесь вообще.
Эта дурная женщина шмыгнула носом и спряталась опять под подушку. Едва сдержалась, чтобы не прибить её.
— Нин, сходи погуляй, — попросил Илья, уже догадавшись, что наши переговоры зашли в тупик. Было в его словах что-то такое… уверенное и надёжное, на что я с радостью опиралась столько лет. Он говорил так, словно знал, что делает. — Поищи пока… мальчика.
Выскользнув из комнаты, я никуда не пошла, прижавшись спиной к стене и прислушиваясь к странному разговору двух людей, у которых нашлось больше общего, чем я могла предположить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Судя по звукам, Нечаев подтащил находившийся в комнате стул поближе к дивану и начал неспешно рассказывать историю своего детства, от которой у меня зашевелились волосы на загривке. И вроде бы я знала её, в каких-то сильно общих чертах: бедное детство, болеющая мама, жёсткий отец… Но обрастая подробностями, уже известные мне события казались в разы более сложными и воспринимались куда острее и болезненнее. И чем больше я жалела Илью-ребёнка, тем сильнее я злилась на его взрослую версию. Ведь получалось, что столько лет он утаивал от меня самое… уязвимое? Неужели настолько не доверял? Или считал ненужным посвящать меня в личное? Тогда чем был наш брак? Фарсом? Ложью?
Злиться на него было так просто, а в последнее время ещё и знакомо. Но где-то на задворках сознания ворчал голос разума, напоминая одну неприятную истину: «Но ведь ты особо и не спрашивала».
Все эти годы он твердил: «Неважно», а я верила, потому что… так было проще обоим.
Из бури эмоций вытащила меня голос Юльки, выдавшей непривычно сложную мысль:
— Но если я поеду лечиться, где гарантия, что я вернусь? Что не сгину где-то там, вдали от сына в полной неизвестности? Нет, я не хочу, чтобы он видел, как я угасаю, но и заставлять его надеяться на что-то тоже жестоко. Разве твоя история не об этом? О том, что ты так и не принял в полной мере смерть матери, потому что всё время надеялся на чудо.
— Нет, — вздохнул Илья, — моя история о том, что дети любят брать на себя вину за то, что от них совсем не зависит. Мне психолог недавно объяснил. Я не мог нести ответственность за свою мать, потому что был ребёнком, да и просто потому, что ничего не мог сделать — взрослые сами принимали решения. Но и не чувствовать себя в ответе за неё тоже не получалось, она ведь была моей мамой, и я любил её, — его голос дрогнул, а я поняла, что щёки у меня мокры от слёз. — И твой сын тоже в конце концов будет винить себя всю жизнь, уверенный, что это из-за него ты отказалась лечиться.
Слушать дальше я не смогла. На негнущихся ногах вышла на улицу и медленно опустилась на ступеньки, на которых был проведён уже не один вечер.
Меня трясло, но раскиснуть мне не дал Пашка, который материализовался неведомо откуда и уселся рядом.
— Ты вылечишь маму? — впервые за последнее время подал он голос.
Меня замутило, пришлось приложить усилия, чтобы взять себя в руки:
— Я делаю всё для этого возможное.
***
В результате не придумала ничего лучше, чем увлечь Пашку на берег Байкала. На душе было муторно, и мне бы побыть одной или поорать на кого-нибудь, но единственный человек, который подходил на эту роль, сейчас был занят тем, что выворачивал наизнанку душу перед другой женщиной.
Байкал, как всегда, завораживал. Огромное, необъятное, бескрайнее водное пространство. Я сидела на камнях и смотрела, как мальчик носится по кромке воды, выбивая брызги во все стороны. Вода была холодной, но вполне терпимой температуры. Местные жители и вовсе утверждали, что за лето озеро успело неплохо прогреться.
Энергия, которая буквально исходила из Паши, манила, пробуждая желание жить, но сердце всё равно каждый раз волнительно ёкало, стоило ему запнуться или залезть на огромный валун. Наверное, всегда я была такой — всё контролирующей. Временами это доходило до автоматизма: подмечать признаки простуды, отслеживать режим проветривания, давать кучу полезных советов, о которых меня никто не просил.
Моя профессия идеально мне подходила — роль всезнайки была словно вшита мне в голову. Единственным человеком, с которым я позволяла себе бесноваться, был Илья. Даже с Костей я старалась оставаться в рамках приличий и проявлять благородство.
