— Плохи наши дела, брат, — вздохнула я, — придётся бинтовать.
— Нет! — впервые подал голос ребёнок и опять попытался подскочить на ноги, но, ступив на больную ногу, резко передумал, тихо заскулив.
— Это ненадолго, всего лишь несколько дней, но ноге нужен покой!
По крайней мере, я очень на это надеялась, ибо диагностировать разрыв связок в наших условиях было несколько проблематично — отсутствие рентгена влекло определённые ограничения.
Он надулся, но перестал сопротивляться, протянув мне ногу. Бинтовать её в потёмках было отдельным «удовольствием».
Идея проводить его до дома была встречена мальчишкой крайне негативно. Но и тут я воспользовалась уже знакомым приёмом, заставив его тащить дарёного омуля.
До развалюхи на окраине доковыляли за полчаса, хотя, казалось бы, расстояние было не таким уж и большим. Но мальчик словно специально вёл меня окружным путём, видимо надеясь, что я передумаю.
— Так зачем ты следил за мной? — решила попытать счастья ещё раз, если честно, ни на что особо не надеясь. Я вообще до последнего не была уверена, что Паша умеет нормально разговаривать.
— В-в-вы же д-доктор, — заикаясь, сообщил он.
— Фельдшер, — по привычке пояснила я, но тут же исправилась, чтобы не спугнуть: — Да, доктор.
— Х-хорошо. Т-тогда в-вылечи-те м-мою м-ма-м-му.
В голове тут же пронеслась вереница вопросов, но озвучить их вслух я так и не успела — мы как раз подошли в дому мальчика, откуда тут же материализовалась крайне громогласная женщина.
— Пашка?! Зараза ты этакая, куда опять запропастился?! Я тут чуть с ума не сошла!
Свет из дома освещал женщину со спины, поэтому рассмотреть лицо матери мальчика у меня так и не получилось.
— Он ногу подвернул… — начала было я, но быстро осеклась, ибо громкая женщина двинулась на меня.
— А ты кто такая?!
— Нина. Ваш новый фельдшер.
— Ах фельдшер! — словно с издёвкой выплюнула дама. Я слегка растерялась и… выпустила Пашину руку из своих пальцев, тот воспользовался моментом и поскакал на одной ноге от меня подальше.
— Да, — кивнула я головой, — ваш сын упал, а я ему тугую повязку наложила.
— Тогда скажите, Нина-фельдшер, с какой стати вы оказываете помощь МОЕМУ ребёнку без МОЕГО согласия?!
Вопрос был интересный.
Я почесала кончик носа и подумала, а какого, собственно, хрена все срывают своё раздражение на мне?! И, сделав глубокий вдох, во всех красках описала степень своего возмущения, попутно пригрозив мадам разборками на тему того, с какой стати её ребёнок один, без присмотра, гуляет по посёлку после наступления темноты? А потом мы как-то вместе перешли на русский народный. В общем, наскандалились мы в тот вечер вдоволь. Бедный Пашка даже успел заскучать, усевшись на кривое крыльцо дома.
Закончилось всё тем, что кто-то из соседей пообещал прийти и заткнуть нам рты. В итоге слово за слово, и я неведомым мне образом очутилась внутри той самой хаты на окраине. Обстановка была бедной, я бы даже сказала аскетичной, но зато всё было чистым и опрятным.
Юлька — хозяйка дома и мать Паши — бабой оказалась дурной, но как-то по-хорошему. Не такой уж хабалистой и агрессивной, как это могло подуматься с первого взгляда. Но про это я узнала немного позже. А пока передо мной на столе неожиданно появилась бутылка с чем-то алкогольным, а мой омуль был вмиг мастерски разделан.
В этот момент я решила, что прекрасно знакома с «болезнью», от которой Пашка просил меня излечить мать. Даже представила себе картину, как с сочувствием объясняю пацану, что есть такие болезни, которые излечить без желания больного практически невозможно.
Хотя, если честно, на алкоголичку Юля похожа не была. Тонкий силуэт, скрытый бесформенным свитером крупной вязки, русые волосы, собранные в хвост, простоватое лицо с высоким лбом и заострёнными скулами. В общем, выглядела она как-то обычно и вовсе не походила на алкогольного дебошира.
Да и Пашка, устроившийся с нами за столом, наблюдал за матерью скорее с интересом, чем со страхом или осуждениям. У детей, растущих в пьющих семьях, взгляд был обычно другим — вымученно-осуждающим. Здесь же перед ребенком вдруг поставили чашку горячего супа, да ещё и в лоб чмокнули, перед этим громко вздохнув:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Горе моё, ешь.
Мальчик скривился, но скорее для проформы, после чего накинулся на суп, не забывая при этом крутить головой по сторонам, разрываясь между нами и пузатым телевизором, что вещал с небольшого покоцанного жизнью комода.
Женщина ещё раз вздохнула и наполнила наши рюмки. Алкоголь пах… одурительно вкусно. Какими-то травками.
— Ты только не подумай, — вдруг смутилась она, — я не всегда такая истеричка. Просто… боюсь я ваших служб, да и Пашу потеряла, здесь же рано темнеет. А удержать его дома… ну невозможно.
— А чего нас бояться? — удивилась я.
Юля посмотрела на меня с сомнением, но я уже знала, что она расскажет мне всё. И вряд ли потому, что так скоро прониклась доверием ко мне (хотя русский матерный явно сотворил чудо в скорости преодоления разногласий), просто… просто ей нужно было кому-то выговориться.
— Просто муж… бывший… всё пугал, что в опеку обратиться.
— Было за что?
Хозяйка всерьёз задумалась, после чего резко покачала головой:
— Нет… Точно нет.
Было в её манере говорить что-то такое, что невольно будило во мне подозрительность, но я старалась не подавать вида.
— Тогда чего он так?
История была стара как мир.
Замуж Юлька выскочила рано, влюбившись «как дура» (цитата), но уже через год стало ясно, что принц был ни разу не приц.
— Пил, бил, — загибая пальцы, пояснила она.
Пару раз она порывалась уйти, но так уж сошлись звёзды, что сначала смелости всё не хватало, а потом… а потом молодая девчонка без образования поняла, что беременна. Беременность немного подуспокоила бурный нрав супруга. А когда родился сын, он и вовсе, казалось, стал на путь исправления.
— Он меня знаешь как тогда баловал! — поделилась она. — Едва ли не на руках носил. И Пашке всё-всё покупал.
На мой взгляд, проявление любви было сомнительным, но я учтиво промолчала.
Где-то в этом месте мы выпили третью порцию настойки и закусили поистине потрясающим омулем (Боже, храни Надежду Николаевну и её мужа!). Что не могло не дать своих плодов — разговор между нами стал куда более доверительным. Ребёнок к тому времени потерял всякий к нам интерес и перебрался своей хромой походкой поближе к телевизору.
— Я уже тогда знала, что не люблю его… в смысле мужа, не Пашку. Но решила, что ради сына могу и потерпеть, отцом Серёга всё же был неплохим.
— А потом?
— А потом… а потом кто-то ляпнул мужу, что сын абсолютно на него не похож. Понимаешь, мы оба светлые, а Паша, вон, темненький. Что тогда началось! — Юля схватилась за голову. — Да если бы он только меня трогал! Так Серёга и сына начал по квартире гонять, орать по делу и без.
Юлькиного терпения хватило ещё на несколько лет, пока она, наконец-то, не отважилась уйти от мужа. И даже подкопила немного денег. А неведомый мне Серёга, как истинный домашний тиран, пошёл путём запугивания и заверил жену, что обязательно заберёт у неё ребёнка, натравив на неё службу опеки.
— Да что ты можешь?! — кричал он ей тогда. — Ничего! Потому что ты — пустое место.
Она поначалу слушала и, наверное, даже верила. Пока однажды не набралась сил (или в отчаянии?) и, схватив сына в охапку, не сбежала с ним сюда, на край света.
— Здесь сестра моей бабушки жила. Меня сюда каждое лето отправляли в детстве. У неё своих детей не было, вот она меня как родную и баловала.
Собственно, так Юля с Пашкой несколько месяцев назад и оказались в посёлке.
— Я хоть и выросла здесь, — жаловалась моя собеседница, — но всё равно для местных чужая.
— Так я тоже.
— Ну не-е-е-ет. Ты — врач…
— Фельдшер.
— Да какая разница?! Ты важный человек. А я так… Непутёвая баба, которая ушла от мужа.
— Так у тебя причины веские на это были.
