— К спецэффектам, — повторила Яна, ничуть не обидевшись. — Врать он не врёт, но впечатление производить любит. А без этого ему никак.
Задумалась.
С мальчиком всё было более чем хорошо, что казалось мне удивительным, если учесть условия, в которых он родился. Аргумент «раньше бабы и в поле рожали — и ничего», для меня таковым не был. И да, я завидовала.
В конце концов меня увлекли пить чай.
— А я думала, что вы на полу сидите, — немного иронично сообщила я, всё ещё не в силах унять свою желчь. Но Яна реагировала на всё легко и с улыбкой, чем лишь усиливала моё недовольство. Против самой девушки я ничего не имела, но вот ситуация в целом меня просто выкашивала.
— Случается, но дома всё же лучше за столом.
В итоге моё насмешливое замечание казалось теперь крайне глупым.
Передо мной поставили пиалу с ароматным чаем и блюдце с вареньем из шишек.
— Туристам нравится, вот мы и варим.
Покивала головой и… замерла, не зная, о чём говорить.
Зато Яна вполне успешно справлялась с ролью радушной хозяйки, ещё минут пятнадцать развлекая меня болтовнёй и с охотой делясь подробностями местной жизни в перемешку с байками и легендами. Слушать её было интересно, но я будто бы боялась расслабиться, буквально источая недоверие. Было немного стыдно, но…
— Почему вы стали врачом? — вдруг огорошила меня Янжин. Вообще-то, этот вопрос входил в топ-10 вопросов, которые так любили задавать докторам. Но из уст девушки он всё равно прозвучал неожиданно.
— Хотелось людей спасать, — ответила на автомате.
Яна покивала головой, но вместо согласия выдала совсем другое:
— Нет, там должно быть что-то ещё.
— В смысле? — нахмурилась я.
Она беззаботно пожала плечами.
— Боржон говорит, что ты очень хороший врач и что ты можешь гораздо больше, чем сама себе представляешь.
Не знаю, что мне не понравилось сильнее — все эти загадки или что шаман обсуждал меня с женой. Хотя это было вроде как естественно: сомневаться в том, что мою скромную личность уже успели обсудить в каждом доме вдоль и поперёк, не приходилось.
— Это намёк на целительство и прочие чудеса?
— Да нет, просто в тебе столько нерастраченной любви… — сказала Яна и вдруг смутилась, наверное, впервые за всё время нашего знакомства. — Ладно, не обращай внимания. Вечно я наслушаюсь Боржона, а потом бред всякий несу.
Последнее прозвучало скорее как отмазка, чтобы сгладить неловкость. То, что девушка безоговорочно верила своему мужу, было очевидно.
— А разве это не одно и то же? Любовь и желание помогать людям?
На это она не ответила; немного помолчали, после чего настало моё время задавать нелепые вопросы:
— Слушай, а у вас тут на окраине живёт мальчик такой… странный?
Янжин если и удивилась, то виду не подала, лишь потянулась за пиалой с чаем, словно оттягивая время. Я же сидела как на иголках, переживая неведомо по какому поводу.
— Кажется, ты говоришь про Пашку, — сказала она и замолчала, как если бы это всё объясняло. Ещё какое-то время подождала подробностей, но Яна, видимо, издевалась надо мной.
— И? Это всё?
— Ты спросила про мальчика, я пояснила. Тебя что-то ещё интересует?
— Но я же врач… то есть фельдшер! Должна быть в курсе про всех, особенно про детей. За ними же особый контроль… — всё-таки сбилась, ещё и густо покраснев. Со мной творилось что-то неладное. Ещё месяц назад я успешно списывала свои странности на сотрясение мозга, но с приездом сюда я практически забыла про головные боли, соответственно, сейчас на полученную травму грешить не было… оснований.
— Ну если фе-е-ельдшер, то коне-е-ечно, — растягивая слова, согласилась со мной жена шамана. — Так что именно тебя интересует?
Задумалась, соображая, с какого вопроса лучше начать.
— С кем он живёт?
— С матерью.
— А… — выдохнула я и совсем стушевалась.
Зато Яна неожиданно оживилась:
— Слушай, а ведь ты права, тебе же нужно со всеми перезнакомиться! Поэтому, наверное, будет не лишним, если ты до них дойдёшь.
***
К этой идее я возвращалась все последующие дни, каждый раз находя какое-то более важное дело. То одно, то другое…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мой быт в посёлке вдруг чудесным образом начал налаживаться: сначала уже знакомый мне сосед, скосивший траву на моём участке, вызвался поправить ограду. На следующий день на пороге моего дома объявился глава поселения в компании какого-то мужика, заявив, что они пришли учинять мелкий ремонт.
Я, мягко говоря, слегка офигела, но махнула на них рукой и сбежала в ФАП. А потом на меня вышел человек, занимающийся биотуалетами, и я… вконец растерялась.
Нет, не то чтобы я была в восторге от своего деревянного друга, но и к такому обилию благ на свою голову оказалась не готова. Так и тянуло сказать: «Горшочек, не вари».
Окончательно меня покорил копчёный омуль, подаренный мне Надеждой Николаевной.
— Муж сам коптил, — с гордостью заявила она, собираясь домой. — Пальчики оближешь!
— Э-э-э, спасибо, — только и выдавила я, будучи неготовой к такому ароматному проявлению чувств.
На улице вечерело, но, в отличие от своей медсестры, уходить с рабочего места я не торопилась: по дому бродили незнакомые люди, чем-то стучали, что-то ладили, что-то прокладывали, пугая Серафиму. Сидела за столом и рассматривала рыбину. К домашним деликатесам я относилась с опаской, памятуя о целом списке опасностей, которые они могли нести. Последнее, чего мне хотелось, — заработать отравление. С другой стороны, подарок вроде бы был сделан от чистого сердца и выкидывать его было как минимум неловко.
Наклонила голову, принюхиваясь к рыбе, и опять поймала странное ощущение чужого взгляда. Только на этот раз я решила быть умнее и, вместо того чтобы кинуться к окну, я потянулась за сотовым, чтобы с помощью камеры рассмотреть в потёмках мальчишескую голову с оттопыренными ушами.
Не торопясь, я собрала свои вещи, сменила рабочий халат на джинсовку, перекинула через плечо сумочку и вышла на улицу, прихватив с собой омуля. Немного повозилась с замком.
При этом сердце в груди скакало как ненормальное, будто сейчас происходило что-то важное.
Фонарей в посёлке не предусмотрели, поэтому дорогу приходилось подсвечивать фонариком с телефона. Поначалу всё было тихо, если не считать собачьего лая, разносившегося по округе то тут, то там. А потом я услышала негромкие шаги — тихие и осторожные, которые ужасно не хотелось спугнуть. Что делать дальше, я не представляла, но продолжала идти, изо всех сил прислушиваясь к происходящему.
Как ни странно, но выручил меня соседский конь (кто бы мог подумать, что я когда-нибудь такое скажу?!), заржавший в своём загоне. Должно быть, мой преследователь испугался, потому что вслед протяжному «и-го-го-го» раздались человеческое «ой» и звук падения.
Выхватить из мрака детскую фигуру с помощью фонарика особого труда не составило. Он сидел на земле возле крупного камня и потирал ушибленную коленку.
В луче фонаря мальчишка (или, если верить Янжин, — Пашка) испуганно замер, точно олень в свете фар.
— Ну и зачем ты за мной следишь?
Он громко засопел и попытался подскочить на ноги, чтобы убежать, но тут же сморщился от боли — как выяснилось позже, при падении он не только разбил коленку, но и сильно растянул связки. Мне пришлось знатно попотеть, убеждая паренька просто дать мне осмотреть его ногу, ибо всё это время он норовил уползти от меня, придерживая пострадавшую ногу. Тут-то и пригодилась рыба, которую я догадалась сунуть ему в руки.
— Держи, — грозно велела юному сталкеру. — Я за чемоданчиком в медпункт сбегаю. А если уйдёшь и бросишь мою рыбу, то я… приду и покусаю тебя.
Прозвучало нелепо, но мальчик неожиданно проникся и на моё грозное «Понял?» с энтузиазмом согласно затряс головой.
Путь туда-обратно не занял много времени. Промыла перекисью коленку. Пашка громко сопел-шипел, но стоически держался. Судя по старым ссадинам на коленке, падать для него было не впервой. Впрочем, там и не было ничего страшного. А вот осмотр голеностопа меня расстроил — сустав распух и явно отдавал сильной болью при пальпации.
