растерянный взгляд Сомова, женщина уселась напротив него.
— Да вы не волнуйтесь: привыкнете потихоньку, — по-дружески заговорила она. — И дела этого не пугайтесь. Это же для науки, так сказать, чтобы поучился анализу, выдвижению версий... — Женщина осеклась, увидев, как лицо Сомова залилось краской, как обиженно поджались его губы. — А может быть, именно вам и удастся, — она торопливо отвела глаза, кляня себя за непрошеное утешение. — А почему бы и нет? Подчас неискушенному человеку проще отыскать то, что в свое время пропустили опытные из-за своей самоуверенности. Скажем, было предположение или малообоснованная версия, в нее не поверили и просто отбросили. А вообще-то, наши корифеи говорят, что по нераскрытым преступлениям преступники часто находятся в самом деле.
Сомов недоуменно свел брови, хотел было что-то спросить, но Антонина Ивановна продолжала:
— Что значит — преступники в деле? Это вот что: когда-то они попадали в поле зрения оперативных работников, но по каким-то причинам их не раскусили. Может быть, в то время люди увлеклись более правдоподобной, на их взгляд, версией, которая в конце концов закончилась пшиком. Или сведения о настоящих преступниках выглядели настолько нелепо, что их просто отбросили без всякой проверки.
Антонина Ивановна поняла, что не услышит в ответ ни слова, уж очень огорченный вид был у Сомова, и предложила:
— Открывайте-ка сейф, доставайте дело, вместе полистаем. Я ведь тоже по нему работала. Читайте все с самого начала, от корки до корки, и ни в коем случае не заглядывайте вперед. Прочтете, с неделю отдохнете и начинайте снова, но уже с закладками, с выписками. И вот только тогда, когда у вас сложится определенное мнение, когда вы в чем-то убедитесь, начнете действовать.
Сомов встал, подошел к ближайшему сейфу, по номеру отыскал в связке нужный ключ и открыл дверцу. На трех полках, как в хорошей библиотеке, ровными рядами были расставлены одинаковые, переплетенные типографским способом тома. На каждом из них значился порядковый номер. Антонина Ивановна достала из кармана пачку сигарет.
— Курите?
— Курю. Но сегодня утром торопился к вам и не успел купить. Если можно, я у вас одну позаимствую.
— Берите всю пачку. Да не стесняйтесь, берите, у меня еще есть. Кстати, у нас в управлении приличная столовая. Открывается в час. А деньги у вас на обед есть?
Сомов улыбнулся:
— Есть, Антонина Ивановна, спасибо. Родители субсидировали.
— Тогда ладно. Доставайте вон тот первый том. Недавно мы проводили сверку всех документов, имеющихся в уголовном розыске, и я хорошо помню, что в этом деле тридцать шесть томов. По триста страниц в каждом.
— Итого, десять тысяч восемьсот... Долгонько же мне придется их читать, даже если по диагонали, — усмехнулся Сомов.
— Что вы, по диагонали нельзя, я же вам сказала: от корки до корки. Нужно вчитываться в каждый документ. Я думаю, для первого чтения вам понадобится в среднем дня по два, по три на каждый том. Документы-то там большей частью написаны от руки, и почерки разные — много людей по этому делу работало. Найдете там и мои опусы. Начинайте. Как говорится, с богом.
Николаю очень хотелось остаться одному. Ему казалось, что Антонину Ивановну к нему специально подослали, проверить его реакцию. Но раз так, это испытание он выдержит, не смалодушничает. Они его еще узнают, он им докажет, что Николай Сомов — это личность.
Он достал первый том, сел рядом с Антониной Ивановной и положил дело перед собой.
На синей, порыжевшей от времени обложке было написано: «Дело № 0173, возбужденное по факту убийства семьи Яковлевых. Начато первого января 1961 года». В графе «Окончено» было пустое место. Стояли кавычки для числа, жирный пунктир для месяца и две цифры: единица и девять, за ними полагалось обозначить год окончания дела. В верхней части обложки крупным типографским шрифтом было набрано: «Хранить вечно», а ниже кто-то черной тушью отчетливо вывел: «Тайна». Прежде чем открыть обложку, он представил себе, как здесь вот, в графе «Окончено», он, Николай Сомов, проставит последнюю дату. Казалось, Антонина Ивановна угадала его мысли.
— Кто знает, Николай, может быть, именно вам суждено сдать это дело в архив, а вот здесь написать: «Раскрыто». Давайте я объясню вам некоторые фотографии. — Она пододвинула к себе дело и привычно стала листать страницы.
— Скажите, Антонина Ивановна, а почему ваш хваленый Фролов сам не раскрыл это преступление?
— Не надо так о Фролове, Коля. Фролов — мастер своего дела, это все знают. Кстати, Алексей Иванович и товарищ верный. Не обманет, последним поделится, а уж своего подчиненного никакому начальству в обиду не даст... Правда, сам не всегда тактичен, да, впрочем, вы слышали. Но обижаться на него не советую. Поближе познакомитесь, тогда поймете. А раскрыть это дело он, возможно бы, и смог. Если бы освободили от других, особенно от текучки... Кстати, тогда он тоже молодым был, почти как вы.
Антонина Ивановна говорила и медленно переворачивала страницы. Наконец она нашла подшитый в деле планшет со снимками и, еще не раскрывая его, стала рассказывать:
— Это преступление совершено в первый день нового, 1961 года, днем, в три часа. В одном из домов на Бульварной в отдельной двухкомнатной квартире на первом этаже начался пожар. Сначала решили, что хозяев нет дома. Прибыла пожарная машина одна, другая, бросились к окнам, а там решетки, да такие, что их просто не выломаешь. Сунулись в дверь — она на трех замках, с трудом вскрыли. А когда загасили огонь и вошли в квартиру, обнаружили три сильно обгоревших трупа.
Женщина развернула планшет, и он, как детская книжка-раскладушка, растянулся по всему столу. Снимки были страшными, и Сомова всего передернуло. На первой фотографии было видно: на сгоревшем полу лежали три трупа. Сомов всматривался в снимок и видел обуглившиеся бесформенные тела без лиц, без одежды. Дальше шли снимки комнат, прихожей и кухни, которая одна не пострадала от огня. На небольшом столе были чинно расставлены тарелки с разной снедью, стояла почти полная бутылка водки. На следующих фотографиях, сделанных уже в морге, на трупах отчетливо были видны повреждения, нанесенные каким-то тяжелым орудием.
— Вот, смотрите, Николай, — указала Антонина Ивановна, — их фотографировали после соответствующего туалета. У старика и его дочери совершенно одинаковые раны. Их нанесли топориком на металлической ручке, его, кстати, обнаружили в квартире. Следов на нем никаких не оказалось. А у старухи повреждения другого характера: много колотых ран, причем несмертельных...
