А умерла она от асфиксии — удушения.
— Что же, ее пытали?
— Логично, молодец. Все пришли к такому же выводу. Старуху именно пытали. Кстати, и руки у нее оказались связанными. А пытали ее, видимо, вот ради чего. — Антонина Ивановна перевернула раскладушку — на другой стороне тоже были снимки, и указала на один из них. На обгоревшем полу в углу комнаты было поднято несколько дощечек паркета, под которыми отчетливо просматривалось квадратное углубление. В центре лежала линейка, видно, ее положили для определения масштаба. По ней Сомов решил, что углубление было примерно сорок пять сантиметров в длину и двадцать в ширину.
— Так вот, уважаемый Николай Павлович, что было в этом тайничке, под паркетом, никто до сих пор не знает. Правда, есть кое-какие соображения.
Она встала, еще раз пожелала Сомову успеха и направилась к двери.
— Думаю, у вас пойдет, Сомов. По крайней мере, в сообразительности вам не откажешь.
Как только Антонина Ивановна ушла, Сомов с жадностью закурил. Положил закрытый том прямо перед собой и задумался. Убийство Яковлевых совершено в январе 1961 года, в то время он учился во втором классе. Сейчас ему двадцать четыре года. В январе исполнилось пятнадцать лет, как погибли Яковлевы. Возможно ли через такой срок отыскать преступников? Ведь и они могли за это время, как говорится, почить в бозе. Но где же то, что было в тайнике? Ведь где-то оно должно быть? Сомов прикурил новую сигарету, снял телефонную трубку и набрал номер.
— Мама! Это я. У меня все в порядке. Приду, расскажу. Позвони отцу и передай, что инспектор уголовного розыска Сомов пожалует к ужину. Сам я ему не смогу позвонить: готовлюсь к важному совещанию. Да, да, буду проводить совещание по методике и тактике расследования старых убийств. Привет.
— С кем это ты будешь проводить совещание? — с удивлением и нескрываемой насмешкой спросил Фролов, появившийся на пороге.
— Как с кем? — отпарировал Сомов. — Пока с Яковлевыми. С покойниками Яковлевыми, так как хочу узнать все их тайны и главным образом выяснить, что хранилось у них под паркетом.
— Силен! — Фролов расхохотался. — Тоня говорит, ты расстроен, удручен, а ты, оказывается, орел!
— Что вы, Алексей Иванович, какой же я орел? Подорлик я.
— Подорлик, говоришь? — Фролов внимательно, с интересом посмотрел на Сомова. — Возможно, ты и подорлик, только еще желторотый. Ну ладно, запирай в сейф своих мертвецов, идем обедать. Устрою я тебе опытно-показательный обед в порядке заботы о подчиненных и ознакомления с управленческой обстановкой.
Столовая была небольшая, при входе два монолитных умывальника, чистые полотенца. Чуть в стороне буфет с закусками. Каждый, выбрав что-то по вкусу, оставлял деньги на небольшом блюде. Сомов с Фроловым взяли по салату и один на двоих целлофановый пакет с яблоками. Оставили тарелки и яблоки на свободном столике и отправились к раздаче. Когда проходили мимо приоткрытых дверей в небольшую комнату, Фролов подмигнул Сомову и объяснил, что это генеральская столовая. Сомов удивился количеству генералов в управлении, но Фролов уточнил, что эта комната для старшего начсостава — от подполковников и выше. Николай подумал, что Фролову до этой столовой еще расти и расти.
Взяв по солянке и шницелю, они вернулись за свой столик, молча принялись за еду. Когда дошло до яблок, Фролов полушутя-полусерьезно приказал:
— Теперь рассказывай.
— Что? — удивился Сомов.
— Все. Про себя.
— Так я же написал в анкете и в биографии.
— Ну вот еще! Буду я ковыряться в твоих бумажках, когда ты сам налицо. Выкладывай, где родился, где крестился и так далее.
— Родился здесь. Крестить не стали: боялись простудить. Окончил школу, немного работал на заводе, а потом пошел на юридический. Под судом и следствием не был. Отец военный, полковник в отставке. Всю войну был в разведке. Потом работал следователем, военным прокурором. Сейчас преподает на юрфаке. Мать учительница. Сестра инженер-экономист, старший брат в погранвойсках, пошел по отцовской линии.
— Ты давай-ка о себе поподробнее.
— Рост — 185, вес — 75, не женат. Не пью. Курю второй год. Предпочитаю «Яву», когда нет, сходит и «Памир».
— Популярно объясняешь. А на кой черт тебе этот уголовный розыск понадобился?'
— Семейная неприязнь к убийцам, бандитам и хулиганам.
— Убийцы у нас бывают, хулиганы тоже найдутся, а вот где же я возьму тебе бандитов? А погони у нас только по глупости — когда провалим операцию по задержанию. Спугнем преступника или из рук выпустим, он бежит, а мы его всем хором догоняем, как в кино.
Фролов взял еще яблоко, надкусил, с хрустом разжевал и с каким-то искренним сожалением обобщил:
— Нет у нас романтики, Сомов, и не ищи. Больше в грязи топчемся. Вот прикинь, сколько весит «Тайна»... А в ней каждый листик — часы кропотливой работы. Вот, скажем, ходил я тогда за одной компанией целую неделю, можно сказать, с утра до ночи, но так ни за что и не зацепился. Больше того, в конце концов убедился, что люди те не имеют никакого отношения к делу. Вот и написал я короткий рапорт о том, что мои поднадзорные к убийству не причастны. Всего пять строчек, а за ними неделя на морозе. Это я тебе к тому, чтобы ты в документах еще и между строчек читать учился. Ты «Калину красную» видел?
— Видел. Хороший фильм.
— Не то слово. Отличный фильм. И какой славный мужик был этот Василий Шукшин. Я бы его, не задумываясь, взял к себе в отделение старшим инспектором.
— А пошел бы он к вам?
— Пошел или нет, дело не в этом. Только в своей «Калине» он малость запутался, не знал, куда девать своего Егора. Оставь он его в колхозе, сделай его таким усердным работягой, никто бы Шукшину не поверил. Была бы еще одна серенькая картинка про «благородных» подонков. Я так представляю: Шукшин думал-думал и, чтобы выпутаться, притащил в фильм банду и ее руками разделался с Егором. Так вот все бы ничего, все правильно, но «Калина красная» про сегодняшний день, а банд таких нет уже лет двадцать. Правда, и сейчас встречаются матерые преступники-рецидивисты, но самый-то преступный мир давно развалился. Рассылался, превратился в прах. Нет никаких «джентльменских» законов у сегодняшних преступников, ломаного гроша не стоит их честное слово, а разговор о «ворах в законе» — пустой треп. Помню, посмотрел я
