Исходный мотив в поведении как Вашингтона, так и Бонна весьма незамысловат: свобода маневра Советского Союза ныне ограничена до предела, и Запад в состоянии без риска серьезной конфронтации реализовать по максимуму свои давние притязания. Сторонников более взвешенного подхода, не исключавших — ради обеспечения длительной фазы конструктивного развития — соразмерного учета интересов СССР, почти не слышно.
Существенным моментом западной тактики является интенсивная обработка не только членов блока НАТО, но и наших союзников по Варшавскому договору. Цель видна невооруженным взглядом — изолировать СССР, оставить его в одиночестве и в «шестерке» и на встрече «35-ти».
Представляется насущно необходимым со всей определенностью выразить советскую позицию, прежде всего, по следующим вопросам:
1. Мирный договор.
Должно быть показано, почему Советский Союз не считает приемлемыми для себя неправовые варианты подведения черты под второй мировой войной (декларации, меморандумы и т. п.), а также попытки растащить главные составные мирного акта (послевоенные границы, военные обязательства Германии, судьба четырехсторонних союзнических решений и вытекающих из них прав и пр.) по различным в качественном отношении урегулированиям.
Констатировать, что к фундаментальным проблемам войны и мира срок давности неприменим. Упорное стремление некоторых кругов уклониться от заключения мирного договора может лишь настораживать и само по себе является дополнительным доводом в пользу мирного урегулирования.
В любом случае впредь до подписания соответствующего документа, адекватного по правовой значимости и реальному содержанию мирному договору, СССР не сложит с себя прав и ответственности, которые он принял, поставив свою подпись под Ялтинским и Потсдамским соглашениями, Актом о безоговорочной капитуляции и Декларацией о поражении Германии, остающихся частью действующего международного права и отраженных в Уставе ООН.
Что касается формы и сути мирного урегулирования, то СССР открыт для конструктивного диалога, в котором представители ФРГ и ГДР выступали бы как равные с другими участниками процесса. Поскольку речь пойдет в первую очередь об определении обязательств Германии перед международным сообществом, т. е. о внешних аспектах германского объединения, вполне логично, чтобы тема мирного урегулирования стала предметом переговоров «два + четыре».
Можно было бы высказаться за то, чтобы «шестерка» взяла на себя труд — в тесном контакте с Польшей, Югославией, Чехословакией, другими государствами, подвергшимися гитлеровской агрессии и оккупации, — подготовить текст документа, который был бы затем открыт для подписания правительствами всех стран, участвовавших своими вооруженными силами в войне с Германией.
Во избежание классической дилеммы «победители — побежденный» можно было бы говорить не о мирном договоре, а об «акте мира», а также экономно использовать слова и понятия, акцентирующие различия в статусе договаривающихся сторон. Наработанная практика (Московский и другие «восточные» договоры, ряд соглашений, которые ФРГ заключила, в особенности с Францией) позволяет без ущерба для дела описать и надлежащим образом закрепить искомую ситуацию в недискриминационном для немцев стиле и тем избежать «версальского синдрома».
Так, в основу документа мог бы быть положен принцип отказа от насилия как средства национальной политики. Он дополнялся бы обязательством не допускать использования немецкой территории третьими странами или группами стран для проведения политики силы по отношению к кому бы то ни было в Европе или за пределами Европы. При такой конструкции советские интересы получали бы нужную правовую защиту.
Далее. В качестве первого шага в реализации обязательств об отказе от насилия и о неиспользовании немецкой территории в целях создания военных угроз другим предусмотреть выравнивание степени милитаризации Германии хотя бы до среднеевропейского уровня (сейчас он многократно выше), имея в виду, что на последующих этапах именно Германия как по темпам, так и глубине мероприятий в области разоружения и контроля над вооружениями задавала бы тон в создании общеевропейской системы безопасности.
Нынешние обязательства ФРГ и ГДР об отказе от производства и обладания оружия массового уничтожения (ядерного, бактериологического и химического — «АВС») желательно воспроизвести в более полном виде (по японскому образцу — не производить, не приобретать, не ввозить). Кроме того, записать отказ от работ над созданием или приобретением систем массового поражения, основанных на новых физических принципах.
К односторонним военным обязательствам Германии, подлежащим фиксированию при мирном урегулировании, теснейшим образом примыкает проблема военного статуса Германии как такового. Соображения на сей счет излагаются в п. 2. Здесь же уместно отметить, что мирный договор — у нас единственный шанс состыковать объединение Германии и общеевропейский процесс, хотя по времени они разойдутся, и, похоже, серьезно.
Вопрос о границах требует строгой юридической прописи. Ни в коем случае обязательства Германии не должны получить форму односторонней декларации или отсылки к ранее состоявшимся и возможным будущим урегулированиям. Следует проявить осторожность в признании за немцами права на «мирные территориальные изменения». Актуальный опыт с ГДР показывает, во что все может вылиться. Не исключены «покупки» и «выкупы» немцами своих «бывших» земель или части из них у поляков и не только у них, особенно когда в рамках интегрированных экономических и иных структур проблема государственных («национальных») границ сотрется в общественном сознании.
Остальные, в частности, экономические моменты мирного урегулирования, легче поддаются разрешению. По ним спор пойдет скорее о том, как и насколько события, имевшие место в период войны, могут и должны быть искуплены теперь. Особняком стоит тема экономических интересов СССР по многосторонним и двусторонним договорам с ГДР. Она рассматривается в п. 4.
Еще один аргумент в пользу полнокровного мирного урегулирования. Допустим, восстановление единства Германии пойдет по пути действительного объединения двух государств, а не поглощения большим меньшего. Даже и в этом случае возникли бы асимметрии в части учета интересов четырех держав, если, понятно, мы не потребуем неучастия Германии в «общем рынке» и т. п.
Реальность, однако, такова, что уход трех держав и ФРГ от мирного урегулирования тождественен намерению погасить права Советского Союза как державы-победительницы и как архитектора и союзника ГДР при сохранении за США, Англией и Францией весомого пакета «первоначальных прав», поскольку они перешли в боннский договор 1952 года (с поправками 1954 года) и другие их договоренности с ФРГ.
Вполне вероятно, что Вашингтон, Лондон и Париж, желая продемонстрировать свое «великодушие» на фоне «неуступчивости» СССР, в состоянии заявить о готовности прекратить действие своих особых прав и многочисленных оговорок к суверенитету ФРГ. В этом случае возникла бы юридическая фикция, так как ограничения суверенитета немцев давно встроены в структуры НАТО, «общего рынка», военно-политических организаций Западной Европы. Пересмотр же всей совокупности возникших за 40 с лишним лет взаимосвязей — задача в чем-то превосходящая по сложности воссоздание единой Германии.
Чем мог бы ответить Советский Союз на формальное «великодушие» Запада? Видимо, выдвижением проекта мирного договора («Акта мира»), выдержанного в максимально благоприятном ключе для широких масс немцев и деловых людей и предложением во имя полного и окончательного примирения наших народов подписать такой договор (акт) только с нами. Если в 1952 году идея мирного договора с единой Германией нашла широчайший отзвук в сердцах и умах немцев, то, надо полагать, отвертеться от нее сейчас противникам замены временных решений в Европе постоянными было бы значительно труднее.
2. Военный статус объединенной Германии.
Судя по всему, на этом направлении Запад решил устроить генеральное сражение. После первоначальной растерянности, в момент которой высказывались отдельные не лишенные привлекательности идеи (вывод ФРГ из военной организации НАТО; одновременное участие Германии в НАТО и ОВД; шаги по ограничению вооружений на немецкой территории, опережающие общеевропейские темпы; возможность частичной денуклеаризации Германии и др.), наблюдается ужесточение от недели к неделе подходов США и ФРГ, а также руководства атлантического блока.
Геншер продолжает время от времени рассуждать о форсировании движения в направлении европейской коллективной безопасности с «растворением в ней НАТО и ОВД». Ему же принадлежат высказывания о том, что разоружение должно стать «ядром» общеевропейского процесса. Но Геншера, кроме западногерманских социал-демократов и левых партий в ряде стран «общего рынка», мало кто слышит.
