Молодые служанки с ног сбились, стараясь ей угодить. Она добра и щедра к своим людям. Нетрудно догадаться, почему дворцовая прислуга предпочитает проводить время с ней, чем с кем-либо ещё из знати. Я же гадаю, что за воспоминание не даёт ей покоя. Любопытство сжигает меня изнутри весь следующий день.
Лео непривычно тих, провожая меня до её дверей, после чего уходит. Покои леди Нурии находятся в той же башне, что и мои, но этажом ниже. Не такой уж тонкий намёк на изменение её социального положения. Зато перед её комнатами нет стражников.
Леди Нурия ждёт меня, на ней надет один только халат. Её волнистые волосы спадают по спине. Ноги босы, но едва ли это самое скандальное из того, что она сделала, с тех пор как я её встретила.
Меня злит, что из-за неё я в таком раздрае. Она совсем не такая, какой я её представляла. Было бы намного проще, будь она похожа на леди Борбонел и остальных. Я бы просто возненавидела её, вместо того, чтобы ощущать ту же доброту, как и у Саиды.
— Садитесь, Рената, — спрашивает леди Нурия, опуская формальности. — Могу я звать вас Рената?
— Да, и на «ты». Я ведь всё-таки никакая не леди.
Гостиная украшена в простых оттенках серого и коричневого, местами вкрапляется зелёный. Здесь нет бархата или кружева в декадентском стиле, как там, где поселили меня. Наверное, такое бывает, если вступить в брак с человеком, посвятившим себя ордену ненависти.
Стол накрыт летними фруктами, изысканными сладостями, выпечкой. Рядом стоят графин розового вина и стеклянный чайник с заваренным жасмином.
Она берёт виноградинку в рот.
— Прошу, угощайся. Мне известно из надёжного источника, что ты любишь виноград.
Я вздрагиваю от сквозняка, каким-то образом проникшего в комнату, несмотря на закрытые окна и духоту внутри. Слова сами слетают с языка, прежде чем я успеваю их остановить.
— Почему вы такая… — обрываю себя, понимая, как это прозвучит.
— Не переживай. Меня как только не называли.
— Добрая, — говорю, разворачиваясь, и вижу, что она стоит прямо передо мной с кубком вина и предлагает мне второй. Её глаза чёрные и блестящие, как бриллианты на ночном небе. — Как вы можете быть такой доброй?
— Это мой выбор, — говорит она. — Но не принимай за слабость. Кастиан никогда не путал.
Леди Нурия мне ничего не должна. Она мне не подруга, и до того, как я узнала о её помолвке с принцем, я думала о ней просто как о знатной леди. Но у меня в голове никак не укладывается, почему она так привязана к Кастиану. Она не может не знать, что он сделал.
— Зачем ты вернулась во дворец, если ненавидишь принца Кастиана? — спрашивает она, обходя меня по кругу, чтобы вернуться ко столу.
— Я не…
— Всё, чего я прошу, это честного ответа. Я уже говорила тебе. Все твои эмоции написаны на лице.
Я чувствую странное облегчение, что кто-то пробивается через стену, которую я выстроила вокруг себя. Я устала ходить по этим коридорам и есть внутри этих комнат, играя роль, подозрительно легко вернувшую мне всё. Но если я скажу этой девушке, что хочу убить принца, то это обернётся только моим поражением. И в то же время мне есть, за что её уважать. При мне она только и делала, что по мелочам не повиновалась короне.
— Мне некуда больше пойти. Да и я нахожусь под опекой судьи Мендеса.
— Ты могла бы обзавестись поддельными документами и сбежать в другое королевство.
— У меня был шанс. Это сложный выбор, чего я боюсь больше: умереть здесь или начать с нуля где-то в неизвестности.
— Начинать с нуля никогда не просто. Но ты пошла самым сложным путём: встретиться лицом к лицу со своим прошлым.
Она так легко видит меня насквозь? Мендес, кажется, этого не видит. Или он просто подыгрывает, как Лео когда-то на сцене?
— Из-за меня здесь было пролито много крови. Да и в конце концов, я связана с Пуэрто-Леонесом сильнее, чем могу объяснить. Даже если это место меня не принимает.
Она делает глубокий вдох. Огонь в камине трещит, пылая оранжевыми всполохами, но в то же время я слышу свист сквозняка, проникающего откуда-то. Это какая-то нелепица, что девушка, которая была без пяти минут королевой, живёт в этой мрачной и продуваемой комнате, но она не жалуется. Я отпиваю горького вина и выдыхаю горечь через нос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы же знаете, что их потом нельзя будет вернуть, — говорю ей. — Воспоминания.
Она поворачивает лицо к дневному свету окна, из которого открывается вид на цитадель внизу, и делает глоток.
— Я достаточно хорошо представляю, как действует твоя сила. Но должна предупредить, это воспоминание о Кастиане.
— Я так и поняла, — кусаю нижнюю губу. Хотя она не похожа на других королевских особ, которых я встретила, мне всё же стоит действовать осторожно, когда речь заходит о принце. — Наверное, тяжело защищать его, после всего того, что вам пришлось вынести, когда он разорвал помолвку.
Печаль наполняет её глаза. Она выглядит мило, даже когда грустит.
— Я была импульсивной. Избалованной. Думала, что у меня есть всё. Другие девушки моего положения должны выбирать между выгодным союзом ради семьи и любовью. Мне повезло иметь и то, и другое, хоть ненадолго.
— А потом?
— Он разбил мне сердце. Люди болтали всякое, как обычно, и из меня сделали злодейку в этой истории. Но всё же я знаю его. Знаю человека, с которым я выросла. Мы вместе оплакивали смерть всех, кого он любил.
Я напрягаюсь от её слов, пытаясь представить скорбящего убийцу. Когда он убил своего брата, его смерть он тоже оплакивал? Как будто она вентари, прочитавшая мои мысли, леди Нурия кивает.
— Да, даже его брата, вопреки всем тем слухам. Принц знал только жестокость со стороны своего отца. Это разрушило его. Изменило. Когда он вернулся после Риомарской битвы, эти изменения усилились троекратно. Мы пытались, но ничего не вышло. Иногда я думаю, что мне стоило стараться лучше. Сделать больше. Но я не знаю, как ему помочь. Вернее, не знала. Ты жалеешь о чём-нибудь, Рената?
Не колеблясь ни секунды, я отвечаю:
— Каждый день.
— Я не могу исправить то, что сделал Кастиан. Я могу изменить силу своих чувств, но мне нужно, чтобы ты забрала воспоминание. То, которое я прокручиваю в голове день за днём, жалея, что не прислушалась тогда к его смятению. Не прислушалась, когда он хотел большего, чем это всё.
Что-то внутри меня хочет ей доверять или хотя бы попытаться. Наверное, я не очень хорошо разбираюсь в людях.
— Ты когда-нибудь любила, Рената? — ресницы леди Нурии отбрасывают длинные тени на щёки в свете камина.
Я не отвечаю, но вена на моей шее пульсирует. Я отвожу взгляд и думаю о Дезе. Если бы я ему сказала…
Но судя по её слабой улыбке, леди Нурия поняла это как «Да».
— Тогда ты знаешь, как ужасно я себя чувствую. Мне приходится встречаться с ним на балах и празднествах и каждый раз я прохожу мимо статуи его в центре моей цитадели. И всё, о чём я думаю, всё, что я вижу, это то, как он изменился. Видеть человека, которого я любила, стало страшно. И вместе с тем я должна делать вид, что люблю человека, от которого у меня кровь стынет в жилах. Считай это сделкой. Думаю, ты будешь рада, что я останусь должна тебе услугу в будущем.
Я не хочу, чтобы она была мне должна, и в то же время, если я хочу пробраться в голову принца ещё больше, чем у меня уже получилось, если я хочу заполучить оружие, её воспоминание может привести меня в нужное место. Возможно, без этого воспоминания исчезнет то, что удерживает её рядом с ним, и она будет свободна.
Я киваю, и мы садимся на длинную кушетку у камина. Она накрывает свои ноги тяжёлым пледом и поворачивается ко мне лицом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Это больно?
— Да. Только на мгновение, — я вижу решимость в её глазах, которыми она неотрывно смотрит на меня. Я разминаю пальцы свободной руки, без перчатки. Порез в центре, кажется, не собирается открываться, и на свежей повязке нет следов крови. Я понимаю, что скоро у меня больше не будет предлога, и Мендес наденет мне вторую перчатку.
