известие, что римские армии потерпели крупные неудачи в Армении, и если Корбулон, популярный командующий, назначенный Нероном, вел военные действия в одном месте, где покрыл себя славой, то другой командующий, трусливый Цезанний Паэт, был вынужден отступить. Этот последний вернулся в Рим ранней весной, полагая, что его не ждет ничего, кроме военного трибунала и смерти, но Нерон, чей гнев, похоже, редко обрушивался на кого-то, кроме предателей, простил этого несчастного, с улыбкой сказав: «Я сделаю это сразу, поскольку, зная твою робость, боюсь, что если оставлю тебя в неизвестности, ты умрешь от страха». Этот инцидент – ясное подтверждение, что даже в своей новой роли тирана Нерон не мог превозмочь свою неисправимую природную доброту.
Император с императрицей и дочерью вернулись в Рим 10 апреля, но в середине мая маленькая Клавдия Августа умерла, и, как говорят, горе Нерона было таким же безмерным, как его радость по случаю ее рождения. Ребенок был обожествлен и внесен в списки богов, но здесь, на земле, императорский дом окутала глубокая тоска, и долгое время во дворце не было заметно никаких признаков прежнего веселья и радости. Со временем Нерон нашел утешение в занятиях музыкой и поэзией, как в те тяжелые времена, которые последовали за смертью Агриппины, и вскоре он уже упорно трудился, сочиняя длинные поэмы и перекладывая их на музыку, изучая драматические приемы, практикуясь в игре на арфе, и, не жалея сил, работал над вокалом. Искусство захватило его как никогда, и следующие несколько месяцев он больше ни о чем не думал. Он занимался со своим учителем Терпином по нескольку часов подряд. Лежа на спине, Нерон выполнял дыхательные упражнения с тяжелым свинцовым грузом на груди. В уверенности, что это полезно для голоса, поедал большое количество лука и масла, но перед тем, как выступить перед своими друзьями, конечно, ничего не ел.
Здесь уместно будет рассмотреть вопрос о его способностях к пению. Тацит, писавший примерно через пятьдесят лет после смерти Нерона, говорит, что голос у него был таким сильным, что расположенный в парке театр, где он пел во время своих «Праздников молодости», казался слишком маленьким, и в это вполне можно поверить, поскольку Нерон обладал крепким телосложением, могучей грудью и шеей как у быка. Тацит уверяет также, что пение Нерона, судя по всему, завораживало слушателей. Однако Светоний через пять лет утверждает, что его голос не был ни громким, ни чистым, хотя тоже признает, что ему «бурно аплодировали». Дион Кассий, живший спустя полтора века после Нерона, считает, что, по преданию, голос у него был слабый и глухой и у слушателей вызывал желание посмеяться над ним, а еще позже Филострат насмехался над его способностями, утверждая, что хотя сам он поет плохо, но все равно лучше, чем этот император.
Однако всех авторов, живших позднее Нерона, нельзя считать авторитетами в этом вопросе, поскольку в их времена Нерон в глазах аристократии давно стал почти мифической фигурой, полупреступником, полушутом. Мне трудно поверить, что восторг, который, как мы вскоре увидим, вызвало его пение, когда он наконец появился на сцене перед публикой, был рожден исключительно желанием польстить императору. Римляне были достаточно откровенными и, не стесняясь, выражали свое неодобрение, если только это не угрожало их жизни. Например, когда самый страшный из тиранов, Калигула, подыгрывал непопулярному участнику гонок, публика своим ревом заставила его уйти из своей ложи, а затем продемонстрировала ему свое недовольство, отказавшись прийти на следующие соревнования. Император Клавдий тоже знал, что такое быть освистанным толпой. Таким образом, практически невероятно, чтобы публика так бурно аплодировала, если бы Нерон действительно не обладал способностями. А когда мы видим, как будет рассказано в дальнейшем, что в последние два года жизни он почти ежедневно выступал перед искушенной греческой публикой и совершил триумфальное турне по всей Греции, где его встречали, как самого бога музыки, и после его смерти люди продолжали говорить об этих «песнях мастера», трудно не прийти к заключению, что он в самом деле был великим артистом.
Осенью и зимой 63 года, иными словами, когда время притупило остроту его горя, он пел для своих друзей на «Праздниках молодости», где модные молодые поклонники искусства развлекали друг друга в частном театре Нерона и заставляли своих старших родственников делать то же самое. Но вскоре слушатели убедили его, что он должен стремиться к более многочисленной аудитории, и наконец весной 64 года настал день, когда Нерон, дрожа от волнения, решился дебютировать более публично.
Для этого знаменательного события он выбрал музыкальный фестиваль, ежегодно проходивший в Неаполе, потому что население этого города по большей части составляли греки, а он всегда чувствовал, что у него гораздо больше общего с теплым греческим характером, чем с зажатым консервативным характером римлян. План Нерона состоял в том, чтобы после этого фестиваля проехать по Греции в надежде завоевать несколько «корон» (то есть дипломов), которые означали высокую честь и считались священными, чтобы потом, вооружившись этим признанием, попытаться завоевать благосклонность Рима.
Можно возразить, что большую часть слушателей составляли его друзья и сторонники или что выступления проходили под контролем солдат, готовых отрезать голову любому, кто не станет аплодировать, но факт остается фактом: выступление имело огромный успех. Отказываясь пользоваться в мире искусства своим императорским статусом, Нерон, император всего мира, вышел на сцену в обычной одежде профессионального музыканта и, как простой певец, выступающий за деньги, обратился к аудитории. Как требовал обычай, он преклонил колено и скромно попросил публику оказать ему любезность, уделив свое внимание. Консервативно настроенные римляне охнули, но демократичные понимающие греки встретили его бурей восторга и после того, как он исполнил всю программу, вызывали его снова и снова.
В последующие дни фестиваля Нерон пел часами. Его с большим трудом удавалось увести из театра, даже чтобы отправить в постель, а утром он снова был там намного раньше назначенного времени. Каждый день, когда объявлялся перерыв на обед, Нерон никуда не уходил, а просил принести ему в оркестр что-нибудь перекусить и не мог удержаться, чтобы не сказать тем слушателям, которые оставались на своих местах, что как только он перекусит и попьет, то подарит им звуки, способные доставить настоящее удовольствие. В последний день во время исполнения одной из песен театр содрогнулся от землетрясения, но Нерон, забывший обо всем на свете, продолжал петь, и публика, приняв его артистический экстаз за храбрость, наградила его овацией. Однако не успела публика покинуть театр, как он рухнул. К счастью, никто не пострадал, и следующий день