Но Идель не плакала. Всю дорогу сюда не плакала. С одной стороны, Эмрис мог бы счесть это доказательством, что леди не была верна мужу, предпочитая ему Рейберта. А с другой, то, насколько она изменилась и насколько отстранилась от всех, включая блондина, развеивало все сомнения Железного на сей счет.
Нолан значил для нее слишком много. Наверное, даже непозволительно много для женщины ее положения. И, увы — только для нее.
Эмрис обвел собравшихся взглядом: не так уж много народу у свежей могилы. Конечно, какая-то часть «домашних» и часть вассалов прибыла проститься с «супругом ее светлости», но в их взглядах Железный не видел ни то, что сочувствия — но даже присутствия. Они были здесь, потому что положено. Они пришли, потому что у них появился шанс, как говорил ему по дороге Рейберт. Место подле владетельной эрцгерцогини снова вакантно, с ужасом осознал Эмрис. И они приехали не поддержать, а обозначить грядущие интересы и планы.
Ублюдки.
В отличие от него, с неясным ощущением констатировал Эмрис. Сам он оказался здесь всего по одной причине: совету Рейберта.
Тогда, в трактире, узнав новость, Железный всерьез растерялся. Он чувствовал себя не то, что виноватым, а вообще непонятно каким. Виноватым ему, строго говоря, было быть не в чем. Не он же убил Нолана. Но, очевидно, вокруг повисло какое-то общее мнение, никем не озвученное и не согласованное, что убить должны были его, Эмриса. Или что он должен был надоумить Эвана и остальную часть «Железных Братьев», оставленных в Редвуде, беречь зятя Теоданиса как зеницу ока. Ну или, скрепя сердце, Железный допускал мысль, что люди Идель подозревали виновным в смерти Нолана Эвана. И последний в глазах посторонних наверняка действовал по наущению своего капитана.
Возможно, во всем этом поучаствовала третья сторона, желающая вбить клин между Редвудом и Греймхау. Эмрис не мог наверняка сказать, кому и зачем это понадобилось, но то, что он не видел причин, не означало, что их не было. Идель отчаянно настаивала, что планирует долгое и плодотворное торговое сотрудничество с Редвудом — что, если это шло вразрез, например, с планами императора? Или ее отца?
Багрового Кулака Эмрис не без причин недолюбливал, и потому ехать в Греймхау даже для сопровождения эрцгерцогини совсем не хотел. Он отнекивался, как мог, когда Рейберт предложил ему; пытался скрыться за благими намерениями и участливыми вопросами: «Как она?», «Где она?», «С ней все будет в порядке?». Рейберт говорил, как есть: «Хреново», «У себя», «Не знаю». А потом, махнув рукой, заявил в лоб:
— Барон, в чем бы ни была причина убийства Нолана, мой вам совет: не пытайтесь сбежать.
— Но я не пытаюсь сбежать! — ответил тогда Эмрис и подумал: «По крайней мере, я надеюсь смыться не от Идель, а от ее сомнительного папаши».
— Тогда сопроводите ее светлость до Греймхау!
Эмрис упирался: приводил разные вразумительные доводы, жестикулировал, пыхтел от невозможности достучаться до собеседника. Ему надо в Редвуд, как они не поймут?! Впрочем, ясно, как: они же с детства сидят на сундуках с наследством и просто не понимают, что именно Редвуд значит для него! В ответ на это Рей привел всего один контраргумент, который оказался для Железного убедительнее всего, что блондин сказал прежде.
— Вы сами пока не знаете, что для вас Редвуд. Как не понимаете и того, что, едва вы вернетесь в пожалованные земли, как столкнетесь с необходимостью устранять последствия. Вы должны будете сразу действовать, ловить убийцу Нолана, лезть из кожи вон. Вы должны будете знать, что делать. Если вы это осознаете, не стану задерживать. Но если нет, то послушайте меня: поезжайте с ее светлостью в Греймхау. Это позволит вам выиграть время и немного сориентироваться в происходящем, это покажет всем заинтересованным, что вы — надежный союзник. И, что не менее важно, это заставит всех сторонних наблюдателей придержать за зубами язык, клеймящий вас наемником, и признать вас человеком чести.
Рейберт недолго уговаривал, оставив конечный выбор за Железным. И Железный его сделал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В лице Теоданиса Эмрис не сумел прочитать ничего вразумительного. Возможно, герцог и был привязан к зятю, видя, как тот заботлив с его дочерью, а возможно и нет. Во всяком случае, герцог выглядел неплохо. Только казался озадаченным и держался на шаг позади Идель, оставляя ту в одиночку стоять под порывами ветра впереди всех.
Это так символично, с иронией усмехнулся Эмрис. Рейберт, наверное, и рад бы подойти и взять эрцгерцогиню за руку, но они не одни, и ему — не по статусу.
«Вы и в собственной кровати будете бароном».
С каждым днем знакомства всякая прежде брошенная ею фраза обретала в сознании Эмриса новый, все более глубокий смысл.
Он опять посмотрел на Идель. Высохшая, как давно забытая снаружи дома трость. Он так и не застал на ее лице ни одной слезы по погибшему мужу. Он не слышал от нее больше ни одного слова, и только знал, что она ничего не ела по дороге домой. Железный не мог сказать, что должен Идель что бы то ни было. Но он точно знал, что хочет добиться для нее возмездия. Он принесет ей голову убийцы, даже если для этого потребуется лично пройти Редвуд пешком от края до края и собственноручно вытрясти каждого жителя.
Голос Фардозы стих. И стало ясно, что он не заполнял душившую пустоту вокруг — он лишь оттягивал ее наступление.
Идель не шелохнулась, безотрывно глядя на могилу. Теоданис шагнул вперед и положил руку женщине поверх плеча.
— Пойдем, дочка.
Идель опустила голову, не обернувшись.
— Уведите остальных, милорд. Я хочу побыть одна.
Эмрис затаил дыхание. Момент затягивался, и Железный побоялся, что герцог возьмется настаивать. Ему, конечно, не следует вмешиваться, Теоданис наверняка лучше знает дочь и понимает, что как. Но все же…
Теоданис молча хлопнул дочь по плечу еще раз и отвернулся, дав остальным знак оставить леди в покое. Подобно стражу дождался, когда, ведомые управляющими чертога, прихлебатели и бойцы уберутся прочь, и только за тем последовал сам. Рейберт, как водится, остался неподалеку от кладбища, с его позиции было хорошо видно леди. Рядом пристроились Ульдред и Дарет. Теоданис кивнул им, а затем пальцем поманил Эмриса — перекинуться парой слов.
Железный пошел. От того, что Теоданис держался молча, Эмрис заключил, что герцог хочет поговорить без посторонних. Он оглядывался по сторонам, размышляя, что в другой ситуации и в солнечную погоду этот край в самом деле выглядел бы пышущим жизнью.
Поодаль виднелись холмы — кое-где укрытые поверху лесами как густым мехом. Их пологие скаты нет-нет вспыхивали цветными пятнами разнотравий — будто на богатом плаще под солнцем сверкала то рубиновая, то сапфировая брошь. Эмрис мог представить, какой волшебный там воздух. Наверное, еще более свежий и сладкий, чем тот, что окутывал их в Греймхау по пути до родовой крепости.
Чертог был столь огромен и примечателен, что виднелся задолго до подступов к городу. Массивные стены из облицованного белого камня возвышались над природной насыпью. Подобно зеркалу они отражали падающие солнечные лучи и, слепя взирающих, играли бликами. Стрельчатые арки и своды, вытягивали облик строения вверх, не давая тому расплыться и стать похожим на кое-как утрамбованный обвал. Двенадцать округлых оборонительных башен, чьи шпили пронзали небеса, и зубцы защитных стен превращали твердыню в королевский венец над местностью. Воистину, жемчужина герцогства.
Эмрис шел по донжону за герцогом, невольно подмечая толщину кладки, ширину проемов, длину коридоров и их заполненность стражей. Потом опомнился: он теперь не просто наемник — он барон, и ему стоило бы поучиться в том числе внутреннему устройству: как устроена защита от сквозняков, как продумана канализация (впрочем, что уж тут думать, усмехнулся Эмрис, он же буквально, собственной кожей изучил этот вопрос), как утеплены полы и стены, как и чем украшены, и сколько все это, даже самое необходимое, стоит. Все же, арозанское вино вылетело ему в копее…
