на заднем сидении, а сел на переднее пассажирское место. Я вздохнула с облегчением и подумала, что может быть погорячилась на его счет.
Для удобства я надела прямые синие джинсы и розовую футболку без рисунка, которая обтягивала мое тело, и чтобы скрыть свои формы я набросила на плечи серую спортивную кофту на замке. Волосы я собрала в низкий хвост, чтобы было удобнее сидеть в самолете, а на ноги надела серые кроссовки. Игорь тоже был в синих джинсах и легком бежевом свитере. В Питере была непогода, которая вынуждала нас взять с собой теплую одежду. У меня это была куртка на синтепоне, у Игоря кожаная косоворотка. Их мы держали в своих руках.
Я жутко хотела спать и принимала огромные усилия, чтобы не показать этого Харитонову. Правда, кофе в аэропорту себе все же купила. В конце концов, не каждый день мне приходится вставать в четыре утра. Я надеялась, что в полете удастся немного вздремнуть. Только бы Игорь не докучал мне своими разговорами.
В самолете меня ожидал сюрприз. Я ни разу не спросила, какие у нас места, и почему-то была уверена, что одно из них окажется около окна. Но каково же было мое удивление, когда, подойдя к нашему ряду, я обнаружила, что желаемое место занято. За ним сидел довольно плотный мужчина. Я думала, такие любят сидеть с краю. Но стоп, тогда где мое место? Я воззрилась на Харитонова в немом вопросе, создав затор вслед за нами.
– Не думаешь же ты, что я сяду в центре? – усмехнулся Игорь.
– Молодые люди, вы проходите? – услышала я из-за спины Харитонова женский голос.
Мне ничего не оставалось, как сесть посередине. Когда и Игорь опустился на свое место, убрав наши куртки на багажную полку, я почувствовала себя как килька в консервной банке. Оказаться между двумя мужчинами, будучи зажатой между их широких плеч, при том что ни один из них мне не близок, было еще одним испытанием, которого бы я хотела избежать.
– Ты можешь прижаться ко мне, я не возражаю, – насмешливо сказал Игорь.
– Обратно мы полетим также? – тихо спросила я, поворачивая голову к Харитонову.
– Мы это сможем узнать только при регистрации.
– А можно попросить место у окна?
– Я не буду сидеть в центре.
– Ты можешь сесть с краю.
– Ты предпочтешь, чтобы рядом с тобой сидел незнакомый мужчина с малоприятной внешностью, нежели я? Или я и третьего пассажира должен подобрать согласно твоим вкусам?
– С тобой совершенно невозможно говорить серьезно.
Я повернула голову прямо и уставилась взглядом в сидение перед собой. Объявили о готовности самолета к взлету и просили проверить, чтобы ремни безопасности были пристегнуты, спинки кресел приведены в вертикальное положение, откидные столики и шторки на окнах подняты. Нам был проведен инструктаж по технике безопасности на борту и рассказали, как вести себя в случае чрезвычайных ситуаций.
– Хм, – обронила я, – меня всегда удивляет пункт правил, что в случае разгерметизации кабины и выпадении кислородной маски сначала нужно обеспечить маской себя, а только потом ребенка. Мне кажется, любая мать бросится сначала спасать своего малыша.
– Но если она спасет его, а себя не успеет, то кто поможет ей?
– А если наоборот? Как она сможет с этим жить?
– Если человек теряет сознание, не успев вовремя надеть маску, у него есть шанс очнуться, получив поток кислорода из маски в течение нескольких последующих секунд. Ты не знала? Но если надеть маску сначала ребенку и не успеть себе, то маленький ребенок не сможет помочь матери надеть эту маску. И тогда беды не избежать.
– А как быть с детьми до двух лет, которые летают без отдельного места? Где взять кислородную маску для них?
Я достала краткую инструкцию, которая торчала из впереди стоящего кресла, и покрутила ей перед Игорем:
– Здесь нет ни слова об этом.
– Для пассажиров с детьми до двух лет предназначены специальные места и их рассаживают на них. В таких отсеках предусмотрены четыре маски, одна как раз для детей до двух лет.
– Правда? Я об этом не знала. Спасибо за просвещение.
Я убрала инструкцию на место.
– Марк этого не знает? – спросил Игорь.
– Я его никогда об этом не спрашивала.
– Почему спросила сейчас? Нет, дай угадаю. Наверное, потому что я очень умный.
– Да, и очень самовлюбленный.
Едва мы взлетели, как сосед справа от меня уснул и захрапел. Словно его убаюкал гул самолета. Мы с Игорем переглянулись и тихо рассмеялись. Полет обещал быть веселым. Но когда мужчина во сне опрокинул голову в мою сторону и стал на меня дышать, я поняла, что полет будет и невыносимым. Из его рта пахло чесноком, и мне ничего не оставалось, как отвернуть голову в сторону Харитонова.
– Я надеюсь, ты не ел чеснок? – жалобно спросила я.
– Хочешь проверить?
И он опустил глаза на мои губы, чуть приблизившись ко мне головой.
– Даже не вздумай.
Игорь снова поднял на меня глаза.
– Сейчас я решу проблему.
И не успела я понять, что он собирается делать, как Игорь перегнулся через меня, растолкав моего соседа.
– Мужчина, извините, пожалуйста, вы не могли бы отвернуться к окну? Девушке не нравится, когда на нее дышат.
Мне кажется, мужчина и не понял, почему его разбудили, но отвернулся к иллюминатору. Слава богу, он оказался не скандальным.
– Ты мог опустить реплику обо мне? – тихо упрекнула я Игоря.
– Так я был убедительнее.
Его лицо оказалось совсем рядом с моим, и я чувствовала его дыхание на своих губах. Меня мгновенно бросило в жар.
– Игорь, вернись на место, – твердым тоном сказала я. – Девушке не нравится, когда на нее дышат.
Он рассмеялся, но выполнил мою просьбу. Лиза, держи себя в руках, думай о Марке. Он любит тебя, а здесь… здесь просто интрижка.
По салону стали разносить газету, и Игорь спросил, надо ли мне ее. Я отказалась, сказала, что хотела бы поспать.
– Марк снова наматывал на тебе километры?
– Избавь меня от своих пошлых шуточек.
Игорь взял себе газету, а я закрыла глаза и приготовилась спать.
– Четыре раза? – услышала я.
– Что?
Я открыла глаза и с недоумением посмотрела на Харитонова.
– Он делал тебе предложение четыре раза?
Ага, значит, как минимум это он слышал. Замечательно.
– Ах, ты об этом. Марк – потрясающий актер, не стоит верить всему, что он говорит на публику.
– То есть последнее его предложение было ненастоящим?
– Почему же? – я показала ему свою правую руку, на которой красовалось кольцо. – Как раз это было по-настоящему.
