class="p1">
Для проведения бала использовали большую специальную залу, которая имелась в каждом солидном доме. К ней примыкали помещения, где можно было перекусить, выпить прохладительные напитки, переговорить или просто отдохнуть. На балы съезжались не только танцующие. Бал был местом для неформального общения, переговоров, встреч.
Пока молодежь весело танцевала, более старшее поколение могло неспешно обсуждать свои дела в буфетной.
Роскошь бального зала подчеркивали огромными зеркалами. Люстры на десятки свечей озаряли помещение искрящимися огнями. А в усадьбе Знаменское-Раек в Тверской губернии хозяева для удобства танцующих придумали специальный пружинящий пол. Кружиться на нем было куда легче и приятней, чем на обычном полу. Считается, что идея «плавающего паркета» принадлежит архитектору Николаю Александровичу Львову. А сама усадьба принадлежала сенатору Федору Ивановичу Глебову, который хотел поразить свою супругу, Елизавету.
Эта самая Елизавета принадлежала к очень древнему боярскому роду Стрешневых. Достаточно упомянуть, что Евдокия Лукьяновна Стрешнева была второй женой государя Федора Михайловича Романова… Ради любимой супруги, на семнадцать лет его младше, сенатор решил создать нечто уникальное и неповторимое. Чего стоит только лестница усадьбы! Она расположена так, что при восходе солнца по очереди освещаются все-все ступени.
Елизавета Алексеевна Глебова-Стрешнева (было получено разрешение на двойную фамилию, чтобы угасающий род не пресекся) оказалась женщиной крутого нрава. Именно она стала главной распорядительницей усадьбы. Вспыльчивый характер этой дамы заставил ее супруга выстроить для себя отдельное помещение, этакую берлогу с собственным выходом, в подвале барского дома. Не знал Федор Глебов, что молодая красавица будет вызывать у него не только восторженные чувства…
В бальном зале Глебовых-Стрешневых придерживались тех же правил, что и в столице.
У каждой юной особы имелась в распоряжении маленькая книжечка, куда записывались танцы и те, кому они обещаны.
«У меня все танцы расписаны», – говорит Скарлетт О’Хара в «Унесенных ветром». Да-да, даже на другом континенте в середине XIX века правила бала были такими же, как в России.
Бальный блокнотик крепился на шнурке, и к нему прилагался маленький карандаш. В зависимости от статуса и возможностей владелицы его украшали перламутром и золоченой монограммой, драгоценными камнями и слоновой костью. Миниатюрная книжица могла уместиться в ладони – она не должна была мешать владелице. Пометки делались заранее, так что к началу бала все уже прекрасно знали, какой танец и с кем они смогут исполнить. Заполненная бальная книжка была символом успешности девушки, поэтому их старались сохранить, чтобы потом с гордостью продемонстрировать дочерям, когда придет их время.
Разумеется, на балах часто становилось жарко. Но проветривание или прохладительные напитки могли сыграть злую шутку. Истории о простуженных красавицах, которые после бала сходили в могилу, не были такими уж редкими. Княгиня Тюфякина скончалась совсем юной от сильной простуды. Княгиня Екатерина Кропоткина в 1845 году простыла, когда вышла подышать морозным воздухом во время московского бала у князей Голицыных. Спустя месяц ее не стало. И все потому, что в зале нечем было дышать!
«Прыгали до рассвета, – вспоминал в мемуарах русский писатель Сергей Жихарев, – много было хорошеньких личик… Но с одиннадцати часов они превращались в какие-то вакханские физиономии… Волосы рассыпались, перчатки промокли, платья обдергались». И он же сетовал: после танцев многие юные создания пропадали на месяц с насморком. И это в лучшем случае. Поэт Дмитрий Веневитинов в 1827 году рискнул пробежаться по морозу от барского дома до флигеля, который он занимал. Расстояние – крошечное! Но его хватило, чтобы молодой человек простыл и скончался. Таким был страшный финал бала у Ланских.
Балы могли устраивать и в течение года – в честь свадьбы, в честь рождения детей, в честь помолвки или юбилея. Но только не во время постов. Приглашения рассылались заранее, и на них вежливо было ответить хотя бы визиткой. Организация такого праздника считалась очень затратным делом. Ведь оплатить следовало не только работу музыкантов (часто их специально нанимали для торжества) и угощения, но и обеспечить яркое освещение (свечи закупались сотнями), посадочные места (стульев должно было хватить для всех), красивое оформление праздника и труд специально нанятого персонала. Для балов могли пригласить дополнительных лакеев, позвать знаменитую певицу, которая в перерыве между танцами должна была исполнить несколько арий…
Большими выдумщиками, умеющими удивить публику, считались богачи Юсуповы. Во время одного из балов они создали на втором этаже дворца на Мойке целую рощу из апельсиновых деревьев. Их специально выставили в кадках и приглашали посетителей прогуляться и изумиться: среди январской вьюги растут цитрусы!
Каждый старался быть изобретательнее, находчивее другого. Фридрих Гагерн вспоминал, что «у русских считается роскошью иметь за столом во всякое время изобилие в редчайших фруктах: ананасы, виноград, персики, земляника и дыни не должны переводиться во весь год. Плоды эти частью получаются из теплиц, частью доставляются из южных провинций с огромными издержками за провоз». То, что теплицы существовали и отлично работали, косвенно подтверждает история крепостного графа Николая Петровича Шереметева:
к новогоднему столу своего барина он вырастил ягоды земляники. За что и получил вольную от обрадованного графа. Потомки этого крепостного стали известными на всю Россию купцами Елисеевыми, создателями «того самого» Елисеевского магазина…
Огромной популярностью пользовались столичные балы, которые устраивала княгиня Мария Барятинская. Она не считала денег и только на одни наряды тратила до ста тысяч рублей в год. Кроме того, в личном распоряжении Марии Федоровны имелся собственный оркестр из сорока музыкантов. Уверяли, что попасть на праздник во дворец Барятинских – все равно что получить счастливый билет в жизнь. К княгине съезжались самые именитые гости, завести знакомство с которыми в неформальной обстановке было куда проще. От светских развлечений Мария Федоровна отказалась в 1843 году – тогда от болезни, спустя семнадцать месяцев после свадьбы, скончалась ее младшая и самая любимая дочь, княгиня Кочубей. Девушка была прелестна и обожаема всеми.
«Княжна Мария была блондинка с черными бровями, – писала о девушке великая княжна Ольга Николаевна, дочь императора Николая I, – ее взгляд был полон тепла, которого я не встречала ни у кого, кроме императрицы Марии Александровны».
С того времени Барятинская стала больше заниматься благотворительностью, открыла детский Мариинский приют (названный в честь дочери).
Некоторые знатные дамы мечтали подражать Барятинской и им подобным, но не располагали достаточными средствами для пышных балов. Маркиз де Кюстин писал в своих мемуарах о том, какой выход нашла принцесса Ольденбургская:
«Она решила организовать бал… на открытом воздухе, на своей загородной вилле… До 11 часов танцевали… потом перешли в маленький дворец. В центре виллы находилась сверкающая золотом и
