Кросс не нашел это замечание забавным:
– На свете всякое бывает. Но сомневаюсь, что такая найдется.
Этого не будет.
Даже если он касался их, никакого будущего с ними быть не может. Он слишком много задолжал Лавинии. Слишком много задолжал Бейну.
Он не мог их вернуть. Не мог дать им жизнь, которую оба заслуживали. Но мог сделать так, чтобы дети Лавинии получили все, что должен был иметь Бейн. Мог сделать так, чтобы они никогда не узнали грызущего разочарования неутоленного желания.
Он оставил бы им королевство. Выстроенное на грехе, но тем не менее королевство.
Сгрудившиеся около столов для игры в хезед разразились восторженными воплями, чем привлекли внимание остальных. На одном конце стола стоял Дункан Уэст, владелец трех известных газет и полудюжины скандальных листков. Уэст был богат, как Крез, и удачлив, как сам грех. Он играл, что более важно, и увлек стоявших рядом.
Кросс вспомнил это чувство: удовольствие от предчувствия выигрыша.
Которого сам давно не испытывал.
– Я бы побеспокоил Борна насчет этого, – сказал Темпл так небрежно, словно они были в любом месте, кроме кабинета владельца самого легендарного казино в Лондоне.
– Но поскольку он так занят со своей дамой, я думал, может, ты вмешаешься.
Кросс расслышал веселые нотки в голосе Темпла.
– Я слишком занят для твоих игр, Темпл.
– Не мои игры. Чейза. Я просто посланец.
Кроссу стало не по себе. Тихо выругавшись, он стал взглядом искать основателя «Ангела». Которого, конечно, нигде не было видно.
– Мне и игры Чейза ни к чему.
– Для этого может быть слишком поздно, – хмыкнул Темпл.
И в этот момент взгляд Кросса упал на одинокую фигуру в центре зала. Единственную, стоявшую неподвижно. Ну конечно.
Она всегда шла своей дорогой. Не совпадающей с основным населением Вселенной. Планета, вращавшаяся в обратную сторону. Солнце, встававшее на западе. И теперь она стояла в центре казино, окруженная развратом и разгулом. Не стоило видеть ее лицо, чтобы это понять.
Как не стоило видеть Пиппу без маски, чтобы понять: она неотразима. Не так неотразима, какой казалась в том кресле в его кабинете неделю назад, полуобнаженная, в поисках наслаждения, искушающая своей фигурой, и звуками, и запахом, но тем не менее неотразимая.
После того как Пиппа оставила его в ту ночь, он подолгу сидел на полу кабинета, часами глядя на кресло, вспоминая, как она извивалась на нем. Напрягался, чтобы слышать эхо стонов ее наслаждения, и, наконец, прислонялся лбом к холодной коже кресла. С проклятьем клянясь держаться от нее подальше.
Потому что не мог устоять перед ней.
Но она вернулась, одетая в сапфировый шелк. Волосы сверкают серебром. Фарфоровая кожа. И вот она стоит в центре его клуба, под угрозой греха, порока и разврата. Но самая страшная угроза исходит от него.
Со своего наблюдательного пункта Кросс прекрасно видел бугорки ее прекрасных грудей: прелестные изгибы и темные, обещавшие наслаждение тени. Достаточно, чтобы бросить мужчину на колени.
Рука на витраже сжалась в тугой кулак.
– Какого черта она здесь делает?
– А, ты заметил нашу гостью! – обрадовался Темпл.
Еще бы не заметить! Любой мужчина, имеющий глаза, заметил бы ее. Она приковывала взоры.
– Не заставляй меня спрашивать снова.
– Эзриел говорит, у нее было приглашение.
О, в этом нет ни малейшего сомнения. Это Чейз, который нашел весь сценарий довольно забавным.
– Она совершенно неуместна в этом зале.
– Не знаю… мне нравится, – возразил Темпл.
Кросс наконец-то повернул голову к своему здоровяку-партнеру.
– Так пусть тебе разонравится.
Темпл ухмыльнулся и стал раскачиваться на каблуках:
– Но мне может очень понравиться.
Кросс едва сдержался, чтобы не стереть кулаком ухмылку с физиономии партнера. Драться с Темплом бесполезно – он слишком огромен и непобедим, – но неплохо бы попытаться. Растратить в поединке гнев и досаду, одолевавшие его всю последнюю неделю. Кросс был уверен, что по меньшей мере разобьет противнику нос. Или поставит фонарь под глазом.
– Держись подальше от Филиппы Марбери, Темпл. Она не для тебя.
– Значит, для тебя?
«Да, черт возьми!»
Но Кросс проглотил слова:
– Она – ни для кого из нас.
– Чейз с тобой не согласится.
– И она уж определенно не для Чейза.
– Значит, сказать Борну, что она здесь? – ехидно осведомился Темпл, очевидно зная, что Кросс не сможет ничего поделать.
Ему следовало согласиться. Следовало позволить Борну и Пенелопе как-то урезонить свою заблудшую сестрицу. Пусть кто-то другой заботится о Филиппе Марбери, прежде чем та окончательно погубит себя и заодно половину Лондона.
Месяц назад он так и сделал бы. Неделю назад.
Но сейчас…
– Нет.
– Я так не думаю! – весело объявил Темпл.
Кросс пронзил его взглядом:
– Ты заслуживаешь хорошей трепки.
– Да? – коварно усмехнулся Темпл. – Уж не от тебя ли?
– Нет, но ты своего дождешься. И тогда уж мы все посмеемся.
Что-то сверкнуло в черных глазах Темпла.
– Такие обещания искушают, дружище.
Он драматично прижал руку к груди:
– Искушают.
Кросс, не тратя больше слов на своего идиота-партнера, вышел из комнаты и быстро направился к задней лестнице «Ангела». Ему не терпелось найти Пиппу. Поскорее забрать в плен, прежде чем кто-то другой это сделает.
Если этот другой коснется ее, Кросс его убьет.
Он толкнул дверь маленькой пустой комнаты по одну сторону от главного зала и вышел в зал, наполненный смеющимися людьми в масках. Не то чтобы он с трудом мог ее найти. Он нашел бы ее среди тысяч.
Но ему не пришлось слишком долго искать.
Пиппа тихо взвизгнула, когда они столкнулись, и Кросс поспешно сжал ее плечи, чтобы не дать упасть. Ошибка. На нем не было перчаток, а в этом непристойном платье, похоже, не хватало ткани. Кожа казалась мягкой и теплой, такой теплой, что обжигала.
И ему не захотелось отнимать рук.
Кросс не выпустил ее, даже когда ее руки легли на его грудь. Сапфировые юбки запутались в их ногах, точно как ее запах спутал его сознание. Свежий, яркий и совершенно неуместный в этом мрачном порочном мире.
Кросс поспешно затащил ее в комнату, из которой пришел, и резко спросил:
– Почему на вас нет перчаток?
Вопрос удивил обоих, но Пиппа очнулась первой.
– Я их не люблю. Они уменьшают чувствительность.
Трудно было представить, что он потеряет чувствительность, когда она оказывалась рядом, когда была готова воспламенить его. Он проигнорировал ответ и попытался снова:
– Что вы здесь делаете?
Его голос звучал так мягко… слишком мягко. Он собирался приструнить ее. Испугать.
