Сделав усилие над одеревеневшим телом, я повернулась. Мама стояла в проеме, держа мое пальто.
— Тебе нельзя без пальто, — хрипло произнесла она, указывая на небо. — Сегодня весь день будут дожди. Я слышала прогноз.
— Мама, неужели ты не устала от всего этого? — дрожащим голосом спросила я, удерживая слезы. — Неужели тебе до смерти не надоело притворяться?
Ее лицо исказилось.
— Шаннон…
Она сделала шаг ко мне, а я — три шага назад.
Я так больше не могу.
Я не могу больше так жить.
Я перед матерью душу вывернула.
А она волнуется из-за пальто.
— Плевать мне на пальто, — пробормотала я и помчалась к автобусной остановке. Мне отчаянно хотелось быть предельно далеко от своей семьи. — Да пошла эта жизнь!
21. Завершение
Шаннон
Я приехала в школу, но мой гнев ничуть не утих.
Я была в таком бешенстве, что буквально ощущала его вкус и даже получала какое-то извращенное удовольствие.
Уж лучше так, чем привычные отчаяние и страх, как всегда в подобных случаях.
Гнев придавал мне храбрости и пофигизма, необходимого, чтобы сделать все, что я задумала.
Вопреки собственному разуму, понимая, что идея плохая, я знала, что должна это сделать.
Я намеревалась прояснить с Джонни Каваной несколько вещей, а потом уйти со спокойным сердцем и чистой совестью, потому что никак не могла игнорировать материнские угрозы.
После вчерашней катастрофы и утреннего спора с матерью адреналин в крови зашкаливал. Я сделала успокоительные вдохи-выдохи и зашагала по коридору к личным шкафчикам пятигодков.
Джонни я заметила еще на подходе. Прислонившись к шкафчикам, он разговаривал с парнями — судя по виду, сверстниками. Увидев его, я судорожно выдохнула.
Невидимость — великолепная штука и необходимое орудие выживания для таких, как я.
Общение с будущей звездой ирландского регби выбивает это орудие из рук.
Собрав в кулак всю свою смелость, я пошла прямо к нему, уповая на бурлящий адреналин, который доведет меня до цели.
Заметив меня, Джонни резко вскинул голову. Я ощутила его пристальный взгляд. Синие глаза были возбужденными и настороженными, но я не остановилась.
Не могла остановиться.
— Мне надо с тобой поговорить, — объявила я, подойдя к нему. Я дрожала с ног до головы.
Казалось, на меня сейчас смотрит тысяча пар глаз.
Я ожидала, что произойдет одно из двух: Джонни или прогонит меня, или согласится пойти в тихое место и там поговорить.
Когда он вскинул голову и тихо произнес: «Вон!» — я поняла, что была права насчет первого сценария.
Мои адреналин и смелость поспешили выполнить его приказ.
Понурив плечи, я повернулась, чтобы сделать то же самое, ощущая себя сдутым шариком. Но он теплой рукой взял меня за запястье и подтянул к себе.
— Не ты, — прошептал мне на ухо Джонни, поставив перед собой. — Они. — Синие глаза скользнули по двоим парням, которые глядели на нас с любопытством. — Валите, — тоном, не терпящим возражений, произнес он.
С изумлением и почти трепетом я смотрела, как оба парня и еще семеро учеников, находившихся в коридоре, молча повернулись и ушли.
— Ну и ну, — выдохнула я, когда мы остались в коридоре одни. — А ты тут правда шишка. — Я повернулась к нему и, как обычно, задрала голову, чтобы видеть его лицо. — Это было нечто.
Джонни наградил меня мальчишеской ухмылкой, которая тут же сменилась хмурым выражением, стоило ему взглянуть на мое лицо.
— Что случилось? — спросил он, в упор глядя на меня. — Какая тварь довела тебя до слез?
— До слез? — переспросила я и покачала головой. — Я же не плачу.
— У тебя глаза красные и опухшие, — сухо констатировал он. — Значит, ты плакала, причем недавно. — Его взгляд переместился на мою щеку. — И что за хрень у тебя с лицом?
— Что?
— Лицо. Щека красная.
— Со мной все в порядке, — буркнула я, пятясь от его слишком уж проницательных глаз.
Только тогда я заметила, что он по-прежнему держит меня за руку.
Джонни это тоже заметил, тут же убрал руку, отодвинулся и провел пальцами по своим растрепанным волосам.
— Что у тебя с лицом?
Отец ударил газетой…
— Да так, не обращай внимания, — пробормотала я, стирая с лица оставшиеся следы от слез.
— Назови имя, — прорычал Джонни, упирая руки в бока. — Я быстро разберусь.
— Что… нет! Говорю тебе, все совершенно прекрасно, — затараторила я. — Просто у меня аллергия.
— У меня тоже. Стойкая аллергия на придурков и всякое дерьмо, — проворчал Джонни. — А теперь назови имя того, кто довел тебя до слез, и я разберусь.
Я на мгновение задумала: а не сказать ли про отца? Интересно, правда ли Джонни с ним разберется?
Судя по выражению его лица, он бы мог.
Ему бы хватило и роста, и силы.
Я тряхнула головой, прогоняя нелепую мысль, посмотрела на него и произнесла:
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
— Конечно нужно. Имя.
— Имя? Помолчи немного, — попросила я. — Я должна тебе сказать кое-что важное, а ты меня отвлекаешь.
Джонни открыл рот, собравшись возразить, но быстро закрыл.
У него на шее задергалась жилка, однако он напряженно кивнул и сказал:
— Я слушаю.
Ну, поехали…
— Ты наверняка помнишь, что тебе запрещено разговаривать со мной, — начала я, стараясь говорить тихо. — Во всяком случае, так утверждает моя мать. Тебя ведь предупреждали о том, чтобы держался от меня подальше? Извини, что тебе пришлось это выслушивать, — торопливо добавила я. — Моя мать правда тебе это говорила? Тебе грозили наказанием? Я ничего об этом не знала.
— Думаю, слова «держись подальше» похожи на твою мать, — усмехнулся Джонни, засовывая руки в карманы. — Но ты не волнуйся, Шаннон. Я уже большой мальчик и могу за себя постоять.
Последнюю фразу он произнес уже без улыбки.
— Но ты все равно разговаривал? — допытывалась я, удивляясь, что так откровенничаю с парнем, который по всем меркам был для меня совершенно чужим. — В смысле, ты не старался держаться от меня подальше?
Он неохотно кивнул. В глазах — настороженность и неопределенность.
Я судорожно выдохнула:
— Так вот, я хотела тебе сказать, что моя мать не создаст тебе неприятностей. Мы с ней поговорили. Расставили все точки.
— И ты об этом хотела мне сказать? — Джонни недоверчиво посмотрел на меня. — О своей матери?
Я кивнула.
— И еще: я сообщу мистеру Туми, что между нами все улажено. — Я тяжко выдохнула и заставила себя произнести: — Я также хотела извиниться за свое вчерашнее поведение.
Плечи Джонни напряглись, затем он, как и я, тяжело выдохнул.
— Ты была права, — помолчав, сказал он. — Я слишком остро реагировал и вообще паршиво себя вел.
— Может, и так, — совсем тихо ответила я — Но тогда я не знала, как много значит для тебя регби.
— А теперь знаешь? — угрюмо спросил он. — И думаешь, что все понимаешь?
— Не все. — Я закусила губу, подыскивая дальнейшие слова. — Но я понимаю страх, и так мне легче понять, почему ты заставляешь себя играть, несмотря на боль.
Его плечи снова напряглись. Он молчал так долго, что я перестала ожидать ответа.
— Это все, что мне нужно было тебе сказать, — прошептала я. — Пока, Джонни.
Я повернулась и ушла.
Как я себе и обещала, после этого я уже не искала глазами Джонни Кавану.
Я прояснила, что хотела, и ушла.
Весь день я не заходила в коридоры, по которым он шагал между уроками. За минувшие недели я тщательно их изучила. На большой перемене я не пошла в столовую.
Он всегда сидел вместе с другими регбистами у самого входа, и я никак не могла бы игнорировать его присутствие.
С моей стороны это были излишние меры предосторожности, потому что несколько раз за день наши пути все-таки пересеклись, но Джонни старательно меня не замечал: ни улыбок, ни даже взгляда в мою сторону. Я делала вид, что меня это не волнует.
