У меня на языке вертелось: «Тебе какое дело?» — но я умерил нетерпение и задал вопрос в лоб:
— В чем дело?
— О, ну знаешь, как обычно, — ответила она, закидывая темные прядки за уши.
Вообще-то, я не знал ничего.
Я ничего не знал о ней, а она обо мне — и того меньше.
Встречаясь, мы не вели разговоров.
Мы трахались.
И такое решение в большей степени исходило от нее, чем от меня.
— Я выходила из кабинета. Смотрю, ты идешь, — продолжала Белла, водя большим пальцем по моему запястью. — Вот я и решила подойти и поздороваться.
Я убрал руки в карманы и качнулся на пятках:
— Ну, так мы уже поздоровались.
— У меня такое чувство, что мы уже целую вечность не разговаривали, — продолжала она.
— Разговаривали несколько недель назад, — напомнил я, сердито глядя на нее.
Когда ты пыталась на меня залезть.
И не будем забывать про миллион долбаных эсэмэс и голосовых, которыми ты меня забрасывала.
— В самом деле?
— Да, Белла, в самом деле.
— Боже, — захихикала она, изображая скромницу. — В тот вечер я была вдрызг пьяна, — добавила она. — Ничегошеньки не помню. — Она подошла ближе. — Я даже не помню, что мы встречались в тот вечер.
— Все ты помнишь, — сказал я, пятясь от нее.
Меня не возьмешь дешевыми приемчиками с пьяной амнезией.
Тем более что приемчик был истасканным. Белла неоднократно разыгрывала со мной эту карту.
— Но я хотела сказать совсем не об этом. — Она опять закинула волосы за уши и улыбнулась мне. — Я говорю о нашей последней настоящей встрече. Это ведь было перед Рождеством?
«Вообще-то, в Хеллоуин», — подумал я, но мне так хотелось поскорее отделаться от нее, что я не стал возражать насчет дат.
— Да, вроде бы так, — сказал я вслух, сожалея, что не обладаю достаточным этикетом для общения с мстительными девицами.
Точнее, с одной — с той, в которую когда-то по дурости засунул свой член.
— Ну, — томно выдохнула она, — и как твоя жизнь?
— Ты меня уже спрашивала, — ровным тоном ответил я, стараясь не показывать, как мне не терпится прекратить эту бессмысленную болтовню. — У меня все великолепно.
— У меня, кстати, тоже. — Белла громко вздохнула. — Вот только скука немного донимает.
Что ж, меня тоже донимала скука.
От этого разговора.
— Ты же знаешь, как оно, — во второй раз произнесла она, и во второй раз я тупо посмотрел на нее.
Ничего я не знал.
Я даже не догадывался, о чем она говорит.
— Боже! — воскликнула она, вновь хватая меня за руку. — Я ведь совсем забыла спросить: как твоя нога?
Белла ничего не знала о моей операции. Только о лечебных процедурах, которые я проходил во время Рождества.
Когда я ей сказал, что на некоторое время выбываю из игры (во всех смыслах), ее больше всего заботило, когда я снова вернусь на поле, буду ли играть за Ирландию в летнем сезоне и еще — когда я опять захочу трахаться с нею.
Я ограничился самыми общими фразами, поскольку совсем ей не доверял.
Секс — это одно, а делиться интимными подробностями — совсем другое.
— Лучше, — сухо ответил я, высвобождая руку.
— Малыш, так это же фантастическая новость, — сказала она, улыбаясь во весь рот. — Я очень беспокоилась за тебя.
Черта с два она беспокоилась.
Если б Беллу всерьез заботило мое состояние, она бы о нем и спрашивала. А так во всех миллиардах эсэмэс, которыми она безостановочно меня закидывала, на разные лады повторялось: «Ты уже готов встретиться?» и «Поспеши, я вся теку».
И не стала бы за моей спиной встречаться с парнем из моей команды.
— И не говори, — лениво произнес я, слыша сарказм в своем голосе.
За время наших с Беллой кувырканий я так и не понял, было ли между нами что-то, что хотя бы отдаленно намекало на серьезность отношений, однако ее «передислокация» к Кормаку воспринималась как предательство.
В моих глазах история была темнее леса ночью, с обеих сторон. Я бы никогда не замутил с кем-то из ее подруг.
Я уважал ее достаточно, чтобы проявить элементарную порядочность.
Очевидно, Белла не уважала меня в той же степени.
Я посмотрел поверх ее плеча на дверь, потом взглянул на часы и спросил:
— У тебе есть еще вопросы? А то меня тренер ждет. Нужно поговорить об игре.
— Ах да, — вздохнула она. — Если ничего не путаю, это матч плей-офф?
Я нехотя кивнул.
К сожалению, мы в этом сезоне проиграли пару игр, а дублинский Ройс-колледж на прошлой неделе одержал победу, сравнявшись с нами по очкам. Это вывело обе наши команды на второе место в лиге, после Левитта.
Это был неожиданный поворот событий, принесший головную боль. По всем нашим расчетам, Ройс должен был бы проиграть. Их проигрыш существенно облегчил бы жизнь, учитывая, что уже существовала договоренность о финальном матче между Томменом и Левиттом.
Их победа серьезно мешала Томмену, потому что спортивная администрация Ройса была идиотически упертая и категорически отказывалась проводить плей-офф в Корке. Три последних матча лиги мы провели на чужих полях, и теперь была наша очередь играть дома, но они и слушать не желали.
Они уже отказались от двух предложенных дат плей-офф — в Корке и Дублине соответственно.
Они устраивали свои мозгозасирательные трюки, рассчитывая выбить нас из графика и нарушить расписание матчей.
Они оспаривали все подряд: от времени начала матча и дня недели до цвета футболок, в которых должны играть регбисты на выезде.
Официально Ройс-колледж имел право менять дни, передвигать матчи и определять места проведения, но эта была подлая тактика, к которой прибегали лишь немногие школы.
Тренер Ройса был редким занудой, он бодался за место игры и прикапывался к законности того, что в составе команды Томмена игрок международного уровня.
Дебил хватался за соломинку, потому что я имел полное право играть за Томмен — я там учился.
Останься мои родители в Дублине, я бы играл за Ройс, и тогда мой международный уровень никому бы не мешал, это и было истинной причиной.
И потому наш тренер хотел поговорить со мной как можно скорее.
Ему нужно было определяться с датой матча, и он хотел узнать мое расписание.
В следующую пятницу мы уходили на пасхальные каникулы, так что матч с Ройсом должен был состояться как можно скорее.
Моей главной заботой оставался летний сезон и необходимость произвести соответствующее впечатление на скаутов, поэтому апрель и май меня никак не устраивали.
В Ройсе это знали, отчего мы и оказались в тупике.
Как бы я ни относился к школьной лиге, какой бы скучной и слабой ее ни считал, но я до жути ненавидел злобных лузеров.
И потому я планировал урыть Ройс-колледж при первой же возможности.
— И когда вы с ними играете? — спросила Белла.
— Как можно скорее.
— Ты ведь будешь играть против своих давних друзей и товарищей по команде? — задала новый вопрос она. — Если бы не переезд, ты бы учился в Ройсе?
— Здесь и сейчас я нахожусь в графстве Корк, — напомнил я ей.
— И все-таки, тебя тревожит встреча с бывшими друзьями?
Да.
— Нет.
— Значит, ты готов?
— Я всегда готов, — равнодушно глядя на нее, ответил я.
— Это я знаю, — кокетливо промурлыкала она.
Брр!
Я тряхнул головой и собрался уйти, но она снова открыла рот.
— Я хотела поговорить с тобой еще об одном, — объявила Белла, подходя ко мне.
— Да? — Я попятился от нее. — Это о чем же?
— О нас, Джонни, — тем же кокетливым тоном произнесла она, стреляя в меня взглядами больших синих глаз.
— Белла, никаких «нас» нет, — хмурясь, ответил я. — И никогда не было.
— Тогда чем это мы с тобой, Джонни, занимались в прошлом году? — резко спросила она, сбрасывая маску невинной школьницы.
Круто.
Впрочем, подоплека была мне известна.
Ей не требовалось разыгрывать передо мной этот спектакль.
Я хорошо знал ее истинные намерения.
