Не исключено, впрочем, что Костя что-нибудь напутал. Его взяли из камеры утром одновременно со многими другими; и тогда говорилось, что готовится этап в Обухово. Если так, то Вы очень скоро узнаете: в Обухове Костя оказался бы уже завтра и, разумеется, немедленно написал бы оттуда.
Но если и Магадан, не огорчайтесь. Может быть, даже и лучше ему оказаться подальше от Ленинграда.
Ведь в августе истекает треть срока, и он может претендовать на «химию».
Я в курсе его дел, так как некоторое время мы провели вместе в одной камере (это была большая удача), а после того, как нас разъединили, иногда имели все еще возможность видеться.
От души желаю, чтобы Косте удалось вырваться как можно скорее.
Ваш Серг. Зилитинкевич
В тот же день Лидия Владимировна отправит омытую слезами телеграмму на имя прокурора Ленинграда и вскоре получит ответ от старшего помощника прокурора города А.А. Смирнова, датированный 23 июня. Ей официально разъяснят, что «вопрос о направлении осужденных для отбытия наказания в исправительно-трудовые учреждения разрешается органами внутренних дел… в соответствии с установленным в приговоре видом режима», а потому никаких «оснований к вмешательству органов прокуратуры в настоящий вопрос» прокуратурой не усматривается. Дескать, все сделано в соответствии с законом.
Правда, если вспомнить о законе, статья 360 УПК РСФСР гласила, что «администрация места заключения обязана поставить в известность семью осужденного о том, куда он направляется для отбытия наказания», чего официально сделано не было; но на фоне остальных нарушений о такой мелочи даже смешно вспоминать. Однако действовала также и статья 6 Исправительно-трудового кодекса РСФСР, которая практически исключала подобные «путешествия»:
Лица, впервые осужденные к лишению свободы, отбывают наказание, как правило, на территории РСФСР, в пределах автономной республики, края, области, на территории которой они проживали до ареста или были осуждены. В исключительных случаях, в целях более успешного исправления и перевоспитания осужденных, они могут быть направлены для отбывания наказания в соответствующие исправительно-трудовые учреждения другой союзной республики.
Тем не менее, вполне согласуясь со приведенной статьей, налицо был тот самый случай, когда надлежало отправить подальше. Слова Азадовского на суде, что вынесенный ему приговор станет и приговором его матери, сбывались.
По Золотому кольцу
Даже в наши дни Магадан представляется не самым близким местом, и свободные граждане обеих столиц если и достигают этой точки на карте, то исключительно самолетом. Для этапирования же заключенных прямых рейсов не предусмотрено.
Непосредственное место назначения живого груза известно лишь при отправке из СИЗО. На «личном деле арестованного», в просторечии «тюремном деле», обычно ставится соответствующее указание, само дело едет в том же вагоне, что и осужденный, и хранится у конвойных в опечатанном конверте. На сопроводительной же карточке указано, куда этапируется конкретный осужденный. И «груз» едет, не ведая адреса, если, конечно, ему не сообщил конвой или он каким-то образом не подсмотрел этого сам.
Азадовский узнал место назначения вполне законным образом: услышал из уст «контролера», распределявшего зэков на этап. Увиденное на арестантской карточке превращало мысли о матери в страдание. Как позднее выяснилось, он этапировался даже еще дальше – в глубь Колымского края, в город Сусуман.
Поселок Сусуман был основан в 1936 году на берегу реки Берелёх (верховья Колымы) заключенными ГУЛАГа; в 1937 году здесь начало работу золотодобывающее предприятие. В 1938 году Сусуман уже является центром новообразованного Западного горнопромышленного управления Дальстроя, и к 1941 году до него, опять-таки заключенными ГУЛАГа, строится знаменитая «трасса», соединяющая его с Магаданом. С 1953 года Сусуман становится центром граничащего с Якутией Сусуманского района. По-видимому, труд заключенных был настолько востребован родиной, что в 1964 году Сусуман, оказавшийся центром Западных горнопромышленных лагерей Дальстроя, получает статус города.
Несмотря на то что географически Сусуман расположен южнее Полярного круга (62°47′, тогда как Полярный круг начинается с 66°33′), климат там суров, а расположенный в 350 км якутский Оймякон официально считается Полюсом холода. В Сусумане в июне – июле средняя температура около +11 (в июле даже бывает до +14), ночью в марте может быть уже минус 40º, а в зимние месяцы стоит лютая стужа – даже средняя температура декабря и января ниже минус 50º по Цельсию. Обычная температура в самые холодные недели – минус 60º (вплоть до официально зафиксированного рекорда в минус 67° по тому же Цельсию).
Большая часть следования Азадовского в это заповедное место прошла в «столыпине» – железнодорожном вагоне, приспособленном для этапирования спецконтингента. Чтобы понять, как это выглядит, представьте себе бывший плацкартный вагон, где проход отделен решеткой, а в каждое из специальных «купе» ведет решетчатая же дверь с навесным замком; обычно пять «купе» общих, еще два – разделенных пополам стенкой, образующие два отделения с тремя полками, – это «тройники», в которых транспортируются либо особо опасные, склонные к побегу, либо душевнобольные, либо женщины. Остальные – для конвоя, хранения еды и воды. Окон в «купе» нет – только щель на уровне верхних полок, открываемая в теплое время года; окна со стороны прохода зарешечены изнутри и обычно закрашены серой краской. По виду такой вагон можно принять за почтово-багажный. Путешествовать таким «транспортом» довольно мучительно, хотя в автозаке еще хуже…
Полки жесткие, разумеется, без матрацев, подушек и одеял. Формально в каждом отсеке семь мест, но опыт участников таких путешествий говорит, что нередко в такое «купе» запихивали более 20 человек. Питание – сухой паек (черный хлеб и селедка), который дается раз в сутки, и кипяток. Поскольку вагон цепляют к самым разным поездам, не обязательно пассажирским, и никакого строгого расписания у него нет, то идет он обычно вдвое дольше пассажирского поезда, подолгу простаивая на запасных путях в ожидании очередного состава. Зимой в вагоне холодно, летом – особенно когда вагон загоняют на запасной путь – нестерпимо жарко (впрочем, клопы, так терзавшие осужденных прежних десятилетий советской власти, к 1981 году в «столыпиных» уже были изведены). В уборную должны водить раз в четыре часа, но только на ходу; то есть долгие часы, когда вагон пребывает в ожидании очередного состава, оправки нет. Да и часто конвой не стремится в точности выполнять инструкцию: не дает воды либо, наоборот, дает напиться воды, но не водит на оправку, одним словом, – «беспредельничает». Если «столыпин» прицеплен к пассажирскому поезду, конвой ведет себя сдержаннее, старается не провоцировать осужденных, тем более что опытным зэкам известен способ воздействия на конвой. Это так называемая «раскачка» (отработанное и эффективное средство воздействия на конвойных автозаков): все находящиеся в вагоне в одном ритме наклоняются в определенную сторону, и скоро вагон начинает отрываться от рельсов и постукивать колесами то с одной, то с другой стороны. И когда впереди пассажирский состав, то конвой хоть как-то реагирует; если же впереди товарняк, приходится еще сильнее раскачать вагонзак, чтобы конвой начал исполнять обязанности.
Переброска заключенных из тюрьмы в вагон обычно производится на автозаке. Но если погрузка в тюрьме – процедура будничная, то посадка в вагон – воистину драматическое действо: конвой с овчарками, собаки захлебываются лаем, конвойные – криками и матом. Выгрузка из автозака на землю: стоять нельзя, только сидеть на корточках, глядя в землю и держа руки за головой; смотреть по сторонам нельзя. Когда весь автозак выгружен, начинается перебежка до вагона – обычно через пути; останавливаться нельзя, крики и лай подгоняют, падения – обычное дело. Еще подробность: при отправке из изолятора осужденные еще в своей одежде и обуви, но обувь у многих – с вынутыми при аресте шнурками, в ней не то что бегать, но даже ходить непросто; как результат – в вагон многие попадают уже или босиком, или с потерей одного ботинка. Перемещение из вагона в автозак и переезд в очередную пересыльную тюрьму ровно такие же: корточки – собаки – бег – лай – мат. Кажется редким счастьем, когда железнодорожное полотно подведено вплотную к зданию тюрьмы.
Но и это далеко не самое неприятное. Между перегонами в вагонзаке – транзитные камеры больших пересыльных тюрем. Впрочем, заключенные попадают туда не сразу. Сперва камера-отстойник, оттуда уже небольшими группами – на обыск (для личного досмотра и осмотра вещей в личном мешке); потом обязательно душ и «прожарка» (вещи на крючьях проходят термическую камеру для ликвидации вшей и прочего, в том числе пластмассовых пуговиц) и уже после этого – транзитная камера. Через несколько дней или недель будет сформирован этап по тому направлению, которое указано в карточке, и, стало быть, опять автозаком в «столыпин».
