1910—1911
Неизъяснимы наслажденья
Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья.
А. Пушкин,
Демон самоубийства
И кто, в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений,
Самоубийство и любовь!
Ф. Тютчев
Своей улыбкой, странно-длительной,Глубокой тенью черных глазОн часто, юноша пленительный,Обворожает, скорбных, нас.
В ночном кафе, где электрическийСвет обличает и томит,Он речью, дьявольски-логической,Вскрывает в жизни нашей стыд.
Он в вечер одинокий – вспомните, —Когда глухие сны томят,Как врач искусный в нашей комнате,Нам подает в стакане яд.
Он в темный час, когда, как оводы,Жужжат мечты про боль и ложь,Нам шепчет роковые доводыИ в руку всовывает нож.
Он на мосту, где воды сонныеБьют утомленно о быки,Вздувает мысли потаенныеМехами злобы и тоски.
В лесу, когда мы пьяны шорохомЛиствы и запахом полян,Шесть тонких гильз с бездымным порохомКладет он, молча, в барабан.
Он верный друг, он – принца датскогоТвердит бессмертный монолог,С упорностью участья братского,Спокойно-нежен, тих и строг.
В его улыбке, странно-длительной,В глубокой тени черных глазЕсть омут тайны соблазнительной,Властительно влекущей нас...
Ночь 15/16 мая 1910
На пляже
Я видел их. Они вдвоем на пляжеБродили. Был он грустен и красив;И не сходила с уст одна и та же
Улыбка. Взгляд ресницами закрыв,Она шла рядом. Лик ее овальныйПрозрачен был и тонок, но не жив.
Качалось солнце, в яркости прощальной,Над далью моря. Волны на пескеЧредой стихали, с жалобой печальной.
Играл оркестр веселый вдалеке,Нарядов дамских пестрота мелькала...И не было приюта их тоске!
Когда ж заката пышность отблистала,Замолк оркестр, и берег стал пустым,Как широта покинутого зала, —
Коснулся их лобзанием святымВечерний ветер. С жалобным укором,В безлюдьи море подступило к ним.
И красный месяц сзади встал над бором,Провел по волнам яркую черту,На них взглянул неумолимым взором.
И, взявшись за руки, одну мечтуПостигли оба. Странным счастьем полны,Вошли в сиянье, кинув темноту.
И долго шли, покорны и безмолвны.Вода росла и ширилась вкруг них,Чрез плечи их перебегали волны,
Вдруг нежный ветер горестно затих,И смолк прибой; лишь лунный взор на стражеОдин сиял на небесах нагих.
Все было пусто в море и на пляже,
<1910>
Офелия
Офелия гибла и пела,
И пела, сплетая венки,
С цветами, венками и песнью
На дно опустилась реки.
А. Фет
Ты не сплетала венков Офелии,В руках не держала свежих цветов;К окну подбежала, в хмельном веселии,Раскрыла окно, как на радостный зов!
Внизу суетилась толпа безумная,Под стуки копыт и свистки авто,Толпа деловая, нарядная, шумная,И тебя из толпы не видел никто.
Кому было дело до лика странного,Высоко, высоко, в чужом окне!Чего ж ты искала, давно желанного,Блуждающим взором, внизу, на дне?
Никто головы не поднял, – и с хохотомТы кинулась вниз, на пустой гранит.И что-то упало, с тяжелым грохотом,Под зовы звонков и под стук копыт.
Метнулась толпа и застыла, жадная,Вкруг бедного тела, в крови, в пыли...Но жизнь шумела, всё та же, нарядная,Авто и трамваи летели вдали.
1911
Соблазнителю
Лишь ты один владеешь ключами
рая, праведный, утонченный,
могущественный!
Г. де Куинси
Ко мне вошел ты. Соблазнитель,Глаза укромно опустив.Ты, милосердый победитель,Со мной был ласков и стыдлив.
Склонив на шею мне несмелоДве нежно-огненных руки,Ты тихо погрузил всё телоВ истому пламенной реки.
Ты все желанья, всё былоеВ моей душе дыханьем сжег, —И стало в мире нас лишь двое:Твой пленник – я, и ты – мой бог!
Ты обострил мне странно зренье,Ты просветил мне дивно слух,И над безмерностью мгновеньяВознес мой окрыленный дух.
И всем, во мне дремавшим силам,Ты дал полет, ты дал упор,Ты пламя мне разлил по жилам,Ты пламенем зажег мой взор.
Когда ж воскликнул я: «Учитель!Возьми меня навек! я – твой!»Ты улыбался, Соблазнитель,Качая молча головой.
Сентябрь 1909
Париж
Le paradis artificiel[27]
C'est une beatitude calnae el imniobile.
Ch. Baudelaire[28]
Истома тайного похмельяМое ласкает забытье.Не упоенье, не веселье,Не сладость ласк, не острие.
Быть недвижимым, быть безмолвным,Быть скованным... Поверить снам,И предавать палящим волнамСебя, как нежащим губам.
Ты мной владеешь, Соблазнитель,Ведешь меня... Я – твой! с тобой!В какую странную обительПлывем мы голубой водой?
Спустились лавры и оливыК широким белым ступеням...Продлись, продлись, мой миг счастливый,Дремлю в ладье, у входа в храм...
Чья шея, гибкая, газелья,Склонилась на плечо мое?Не упоенье, не веселье,Не сладость ласк, не острие.
Нет, ничего мечте не надо!Смотреть в хрустальный небосвод,Дышать одной тобой, усладаЖурчащих и манящих вод!
Все позабыть, чем жил я прежде,Восторг стихов, восторг любви...Ты, призрак в голубой одежде,Прекрасный миг останови!
Пусть зыблют бледные оливыТень по широким ступеням.Я – недвижимый, я – счастливый,Я предан нежащим губам.
Сверкает чье-то ожерельеТак близко... Милая, твое?Не упоенье, не веселье,Не сладость ласк, не острие...
1909—1911
В пустынях
Так вот в какие пустыниТы нас заманил, Соблазнитель!Бесстрастный учительМечты и гордыни,Скорби целитель,ОсвободительОт всех уныний!
Эта страна – безвестное Гоби,Где Отчаянье – имя столице!Здесь тихо, как в гробе.В эти границыНе долетают птицы;Степь камениста, даль суха,Кустарник с жесткой листвой,Мох ползучий, седой,Да кусты лопуха...
Здесь мы бродим, тобой соблазненная рать,Взорами, в ужасе, даль обводя,Избегая смотреть друг на друга.Одним – смеяться, другим– рыдать,Третьим безмолвствовать, слов: не найдя,Всем – в пределах единого круга!
Иные, в упорстве мгновенном,Ищут дороги назад,Кружатся по пустыне холодной,Смущающей очи миражем бессменным,И круги за кругами чертят,Бесплодно, —По своим следамВозвращаясь к нам.
Другие, покорно, на острых камняхЛежат и грызут иссохшие руки,Как на прахе брошенный прах,И солнечный диск, громаден и ал,Встает из-за рыжих скал,Из-за грани прежней отчизны,Страны Любви и Жизни,Что стала страной – Вечной Разлуки.
У нас бывают экстазы,Когда нежданноМы чувствуем жизнь и силы!Всё меняется странно:Камни горят, как алмазы,Новые всходят на небо светила,Расцветают безвестные розы, —Но, быстро осыпаются грезы,Тупо мы падаем в груды колеблемой пыли,Тупо мы слушаем ветер,Еле качающий дремлющий вереск, —В бессилии...
И тогда появляешься ты,Прежний, Юный, Прекрасный,В огненном Маке,Царь Мечты.ВластноНам делаешь знаки,И, едва наступает тишь —Прежний, Прекрасный, Юный, —Голосом нежным, как струны,Нам говоришь:
«Я обещал вам восторга мгновенья, —Вы их узнали довольно!Я обещал вам виденья, —Вы приняли их богомольно!Я обещал вам сладости изнеможенья, —Вы их вкусили вполне!Поклонитесь мне!»
И, пав на колени,Мы, соблазненная рать,Готовы кричатьВсе гимны хвалений,Веселясь о своем Господине:«Слава, УчительМечты и гордыни!Скорби целитель,ОсвободительОт всех уныний!Да будем в пустынеВерны нашей судьбе!Вне Тебя нам все ненавистно!Служим тебе —Ныне и присно!»
1911
Под мертвой луною
На кладбище старом, пустынном, с сознанием,
полным отравы,
Под мертвой Луною...
К. Бальмонт
В моей стране
В моей стране – покой осенний,Дни отлетевших журавлей,И, словно строгий счет мгновений,Проходят облака над ней.
Безмолвно поле, лес безгласен,Один ручей, как прежде, скор.Но странно ясен и прекрасенОмытый холодом простор.
Здесь, где весна, как дева, пелаНад свежей зеленью лугов,Где после рожь цвела и зрелаВ святом предчувствии серпов, —
Где ночью жгучие зарницыПорой влюбленных стерегли,Где в августе склоняли жницыСвой стан усталый до земли, —
Теперь торжественность пустыни,Да ветер, бьющий по кустам,А неба свод, глубоко синий, —Как купол, увенчавший храм!
Свершила ты свои обеты,Моя страна! и замкнут круг!Цветы опали, песни спеты,И собран хлеб, и скошен луг.
Дыши же радостным покоемНад миром дорогих могил,Как прежде ты дышала зноем,Избытком страсти, буйством сил!
Насыться миром и свободой,Как раньше делом и борьбой, —И зимний сон, как всей природой,Пусть долго властвует тобой!
С лицом и ясным и суровымУдары снежных вихрей встреть,Чтоб иль воскреснуть с майским зовом,Иль в неге сладкой умереть!
8 октября 1909
