Слезы были готовы навернуться на глаза при мысли, что уже утром за мной приедет покупатель. Что уже гребаным утром я полечу в неизвестном направлении навстречу рабской, развратной жизни. В свои 20 лет. Я ненавидела Вааса. Да, ненавидела. Он превратил мою жизнь в кошмар. И не собирался его прекращать.
— Я ненавижу тебя, Ваас, — уже не так эмоционально произнесла я, поднимая глаза на мужчину. — Просто помни об этом, когда будешь думать обо мне.
— С чего ты решила, что я стану думать о тебе, amiga? — усмехнулся пират.
— Ну ты же сам сказал: «Мы так похожи…» — с сарказмом ответила я, но голос мой звучал вполне серьезно. — Я без понятия, что произошло тогда между вами: кто из вас прав, кто виноват, да и не мне это судить… Зато я знаю, где ты теперь, среди кого и кем стал из-за сестры, — не скрываю своей неприязни. — Знаешь… Сейчас ты стал похож на нее. Она обрекла тебя на такую жизнь, полную насилия, наркотиков и убийств. Чем ты лучше ее? — без упрека спросила я, стараясь не смотреть на мужчину, не замечать его эмоций.
Главное — высказать все, что я думаю о нем. Ведь утром у меня такой возможности уже не будет…
— Ты делаешь это каждый день, с сотнями людей, продавая их в рабство. Да, возможно, они достойны такой участи… А ты был достоин? — подняла я глаза на Вааса.
Но пират ничего не ответил, продолжив смотреть на меня, и в темноте я не могла разглядеть выражение его лица. Мне стало так горько на душе от его молчания, и я не сдержала печальной ухмылки.
— Видимо, достоин. Раз я так похожа на того, кем ты был раньше, и тем не менее ты благополучно обрекаешь меня на жизнь подобную твоей.
В последнее слово я вложила все отвращение, которое накопилось во мне за эту неделю. Отвращение к Ваасу, его действиям, его образу жизни. Ко всему, что связано с ним. И мне было горько осознавать, что за эти дни, проведенные на острове, во мне зародилась частичка его безумия, пускай он ее и оборвал и был горд этим.
Монтенегро выдержал паузу, о чем-то задумавшись, и вдруг спрыгнул с подоконника, сложив руки в карманы и направившись ко мне неспешным шагом. Я напряглась всем телом, но с кровати не поднялась, продолжая восседать по-турецки и делая вид, что не боюсь его непредсказуемых действий.
«— Я почувствую твой страх с закрытыми глазами, amiga,» — вспомнились мне недавние слова главаря пиратов, и я сжала челюсти.
— Хочешь заставить меня испытывать чувство ебучей вины, Mary? — грозно процедил он.
— Хочу, — без сомнений ответила я.
Главарь пиратов остановился напротив и пристально посмотрел на меня сверху вниз, наклонив голову чуть в бок. От этого взгляда стало не по себе. Да, именно этим взглядом он посмотрел на меня в день нашей первой встречи, именно им он приструнял всех вокруг в моменты нахлынувшего безумия, именно им он приветствовал любого «гостя» на своем острове. При виде моей очередной попытки держаться стойко перед ним, у пирата загорелись глаза, и страшнее всего было то, что я не знала, чем именно они горели. В этой вечерней тьме они казались пустыми и глубокими, черными, нежели изумрудными…
Ваас сделал пол шага вперед и наклонился, резко схватив забинтованными пальцами мой подбородок. Я хотела было как-то вырваться, оттолкнуть его руку, огрызнуться, хотя бы каким-то образом воспротивиться, но что-то меня останавливало. Расстояние между нашими лицами в одно мгновение стало до неприличия ничтожным.
— А еще чего бы тебе хотелось, Mary? — прошептал он, и я почувствовала приторный запах алкоголя.
Ваас снова приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но внезапный стук в дверь заставил его опомниться. Я сморгнула, словно прийдя в себя, и шарахнулась в сторону, отталкивая ладонь пирата, тот проигнорировал этот жест, оборачиваясь ко входу, и лицо его приняло деловое и даже угрожающее выражение.
— Входи давай, заебал, — громко произнес он.
— Босс! — в комнату забежал молодой пират, без майки, но с красной банданой на голове. Он был взволнован и плохо формулировал предложения. — Извините, что помешал. Но дело пиздец срочное!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Так не тяни кота за яйца, amigo.
— Ракъят перехватили грузовик с пленными. Никого из наших там не осталось в живых. Скорее всего, это был план Денниса. А сейчас он направляется сю…
— Окей, это все? — вдруг перебил главарь, и я бросила на его спину испепеляющий взгляд.
«Этот ублюдок не хочет говорить при мне о Роджерсе. А если это как-то связано с тем, что ракъят хотят спасти меня?»
— Еще Эрнхардт прикатил с нашими патрулирующими. Говорит, ему нужна… Вон эта, — мужчина кивнул на меня, словно до этого даже не замечал моего присутствия.
— Окей, завались. Вечно с вами, идиотами, одни проблемы!
Ваас дал жест рукой, что слушать больше не собирается. Затем он сухо бросил себе за спину, махнув в сторону выхода.
— Все, пиздуй, принцесса. Папочка занят.
Он подозвал пирата к окну, чтобы обсудить дальнейшие действия, в которые меня посвящать, естественно, никто не собирался…
Потупив взгляд, я пулей вылетела из его чертовой комнаты и быстро покинула здание. Напротив выхода маячил то в одну сторону, то в другую патрульный пират — увидев меня, он подошел, чтобы помешать мне рвануть в сторону. Но вовсе не бежать я хотела в тот момент.
— Где Эрнхардт? — остановила я его вопросом.
Пират опешил, удивленно взглянув на меня, затем бросил взгляд на верхний этаж, скорее всего, на окно главаря пиратов, и черты его лица тут же смягчились. В то же мгновение я почувствовала на затылке взгляд его гребаного босса, попутно проклиная все его существование…
— Пошли, — бросил он и кивком указал направление, зашагав в сторону главных бетонных ворот.
Быстрым шагом мы добрались до центральной площади.
— Где док, мужик?
Я вздрогнула от басистого голоса своего конвоира, стоило ему обратиться к сидящему у ворот пирату. Тот указал на недалеко расположенную хижину, где, по его словам, они разместили алхимика.
— Ему кстати девчонка была нужна вроде, — добавил он, кивнув на меня, и достал пачку сигарет.
— И без тебя знаю, идиот, — выплюнул охранник и вновь кивнул мне в знак того, чтобы я следовала за ним.
Дойдя до хижины, пират остался ждать меня снаружи. В спешке я ворвалась в хижину, закрыв ее с громким хлопком. В комнате я увидела дока. Он сидел за небольшим столом, понурив седую голову. В помещении были только мерцающая лампа, стол и два стула по обе его стороны. Я аккуратно встала напротив стола и позвала Эрнхардта.
— Доктор Эрнхардт…
— А… О, Мэри, девочка, садись, садись! — док очнулся, поспешно встал со стула, указывая мне на другой, тот, что стоял с моей стороны. — А я вот… ждал тебя… ты садись…
— Да нет, док, я постою. Правда, постою… — неуверенно произнесла я, разглядывая непонятное выражение лица старика. — Доктор Эрнхардт, что с Евой? Вы ведь приехали, чтобы сказать о ней? С ней все хорошо? Она жива? Ну же…
Пока я заваливала старика глупыми вопросами, он нервно ходил из стороны в сторону за противоположным концом стола и сжимал кулаки. Ему было нехорошо: он нервничал, лоб блестел от холодного пота, кисти поддрагивали, а глаза бегали по полу. Я замолчала, перестав давить на старика своим нетерпением. И тогда мужчина собрался с мыслями: глубоко вздохнул, неуклюже снял очки с ушей и повесил их на шею, сфокусировал взгляд и повернулся ко мне. Мы стояли как в каком-то детективном фильме: хижина выглядела как чертова комната допроса.
— Мэри, ты… — неуверенно начал Эрнхардт. — Ты ведь знаешь, что в коме люди не чувствуют боли и…
— Что с ней? — отрезала я, не смея сдвинуться с места и перестать грызть покрасневшие губы.
Док вновь нервно забегал глазами по полу, обдумывая подходящие слова. Да, я уже могла догадаться, каков ответ. Я видела его в глазах Эрнхардта. Просто отказывалась верить. Отказывалась терять надежду.
— Где вы… Где вы в последний раз виделись с ней? — вдруг зачем-то уточнил мужчина.
— В этом гребаном лагере.
