— Ты…
Мурашки прошли по моему телу, стоило до ушей донестись этому знакомому противному голосу.
— ТЫ! ЭТО ТЫ, СУКА! Из-за тебя я сижу в этой хуевой дыре!
Оливер, словно бешеный шакал, вцепился в прутья клетки и стал забрызгивать слюной все, что находилось вблизи от него.
— Если бы не ты, шлюха, меня бы здесь не было блять! Надо было грохнуть тебя еще тогда, в клубе Фостер!
Он с силой ударил мощным кулаком по клетке, но ему не хватило силы даже на то, чтобы та пошатнулась. Возможно, его просто морили голодом: он успел заметно «высохнуть» и теперь не казался таким мускулистым и коренастым, как прежде.
— Если бы не эта ебучая клетка, я бы с таким удовольствием свернул твою шейку, птичка…
Его губы расплылись в нездоровой ухмылке, а меня тем временем передернуло от этого прозвища. Только этот ублюдок называл меня так.
«Я больше не хочу этого слышать. Не хочу вообще слышать какие-то прозвища в свой адрес. Мне не нужен хозяин. Я хочу быть свободной. Хочу жить и радоваться жизни, жить, если не ради себя, то ради Евы, ради ее жертвы. Я знаю, она хотела бы этого для меня. И я буду. Буду жить. Я найду выход отсюда. Я не позволю Ваасу продать меня. Не позволю ни одному ублюдку вроде Оливера и других пиратов, вроде Монтенегро или его босса (как его там, Хойта?) использовать меня и решать, как мне жить!»
Я продолжала сидеть боком посреди просторной клетки, поджав колени к груди и скептически разглядывая пирата — потное лицо, чьи черты были в моих глазах расплывчаты из-за темноты, его голый торс был покрыт бурыми глубокими полосами, наверное, на нем отыгрались веревкой или даже плетью, на роже все так же выделялись крупные синяки, оставленные Ваасом и его людьми. Я обратила внимание на то, что на мужчине не осталось ни единого пиратского знака, ни единого клочка красной ткани…
Значит ли это, что он больше не пират и умрет, по сути, никем?
— …Так что молись, тварь! Молись, чтобы не попасться мне на глаза вне этих ебаных клеток!
— Знаешь, что? — перебила его я, слегка прищурившись, а затем наклонилась в его сторону. — Пошел нахуй… — выплюнула я и безмятежно отвернулась, словно не человек был возле меня, а мусор.
Тут же сбоку зашатались бамбуковые прутья и раздались громкие ругательства, но я, сжав кулаки и поджав губы, продолжала смотреть вперед, не отвлекаясь на шум справа от себя. Хотя по голой коже продолжали бегать мурашки в паническом страхе того, что ублюдку каким-то образом удасться выбраться из клетки. Пленники уже давно косо посматривали в нашу сторону, они перешептывались и отползали в глубь своих клеток от греха подальше. К счастью, долго терпеть этого барана не пришлось. Из-за угла послышались шаги, и на задний двор зашла пара пиратов, которые без лишних слов выволокли брыкающегося Оливера, попытавшегося добраться до моей клетки, стоило ему оказаться на свободе, и увели его в неизвестном направлении.
Я вздохнула с облегчением…
Около получаса я билась в попытках найти выход наружу, судорожно расшатывая дверцу бамбуковой клетки. В голове вертелась лишь одна мысль:
«Ты потеряла столько времени. Действуй! Давай же!»
Казалось, Фортуна играет против меня… Пока с площади вновь не послышались приближающиеся ко двору шаги.
Издалека я узнала Крис. Блондинка была вусмерть пьяна и символично держала в наманикюренной руке стеклянную, почти пустую бутыль. Одета девушка была в привычной манере: никакой футболки или майки, только красный лифчик, короткие джинсовые шорты, а на тощих ногах — кожаная портупея, из ремешка которой небрежно торчала рукоять небольшого ножа. Распущенные длинные волосы были измазаны в непонятной цветной смеси, словно эта непутевая пролила на них то ли фруктовый сок, то ли что-то покрепче, и прилипли к смазливому лицу, испачканному косметикой и потекшей тушью.
Шатаясь из стороны в сторону, она не могла даже нормально устоять на двух ногах, ее коленки предательски подгибались. Блондинка побрела шаркающими шажками вдоль ряда клеток, нелепо прищуриваясь и что-то недовольно бормоча под нос. И даже в пьяном угаре она старалась держаться так, словно она здесь богиня, богиня всего этого свинарника. И ключевое слово здесь — «старалась».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я внимательно следила за поведением Фостер в ожидании, когда она перестанет глазеть на боковые клетки и посмотрит на мою, единственную, стоящую в конце этого «коридора». Но Крис вдруг остановилась, продолжив пошатываться — ее лицо от непонимания превратилось в сморщенный изюм, и она, не заметив меня, вдруг выкрикнула:
— РОБИ!
Из-за угла показался какой-то пират с автоматом наперевес. Выглядел он более-менее трезво, скорее всего, в эту ночь была его патрульная смена, и по его, пускай и трезвой, но пиздецки недовольной роже это было прекрасно видно.
— Ну? — на отвали бросил он, с нескрываемым отвращением наблюдая за состоянием блондинки.
Пират уже заранее знал, что бухой подстилке его босса не понадобится что-то серьезное, и нет причины для беспокойства.
— А пф… — язык девушки заплетался, от чего ее вид еще больше вызывал отторжение. — А я не поняла… А… А где та русская дрянь? А?
Она нелепо обвела рукой вдоль ряда клеток, словно спрашивая, мол: «И где блять?»
Я напряглась всем телом.
Названный Роби небрежно кивнул ей за спину, тобишь, в сторону моей клетки, и попросил девушку отъебаться и больше не беспокоить его, а затем скрылся за углом разрисованного здания. Крис впилась в меня глазами, словно пытаясь разглядеть в темноте ненавистные ей черты моего лица, и, подойдя к моей клетке, присела на корты.
— Как тебе здесь? — пропела она, невинно улыбнувшись. — Хорошо?
Внутри зародился комок злости при виде этой лицемерной усмешки. И я улыбнулась в ответ. Защитная реакция. Должно быть, в ночной тени этот жест выглядел куда более устрашающим, нежели показушность Фостер. Да и моя улыбка была искренней, ведь то, что я ответила девушке в следующую секунду, заставило ее побледнеть на глазах.
— Хорошо… Но не так хорошо, как в комнате Вааса, — широкий оскал, несвойственный мне.
«— Я смотрю на тебя и вижу себя.»
Глаза психопатки в миг налились кровью, и она рывком просунула руку в клетку в попытке схватить мое лицо своими когтями, при этом издав нечленораздельный рык. Но у меня уже давно выработался рефлекс на такие резкие выпады в мой адрес, и я ловко отстранилась.
— МРАЗЬ! ТЕБЕ ЗДЕСЬ САМОЕ МЕСТО! Послушные овцы проживают свои никчемные жизни у хозяев, а упертые и жалкие, как ты — в клетках!
— То-то я и смотрю, ты своего хозяина уже нашла, послушная овечка, — очередной смешок сорвался с моих губ сам собой.
Лицо блондинки вновь опалило прилившей к ушам кровью.
— Мой… Как ты говоришь, «хозяин…» Дорожит мной, идиотка. А пф… А твой… вернее, твои… Будут тебя трахать и унижать, шлюшка, — заплетающимся голосом процедила она.
Блондинка смотрела на меня, слегка скосив взгляд. Видимо, я двоилась в ее глазах. В ответ на ее детский лепет я лишь сдержанно улыбнулась, прикрывая ладонью рот, и с иронией вспомнила о нашем с ним разговоре этим вечером…
Да никого эта бездушная скотина не любит.
Даже самого себя.
— Чего скалишься?
— Ничего, — бросила я, не желая продолжать этот тупой диалог.
— ВРЕШЬ, СУКА! — взбесилась Фостер, ударив по клетке. — За дуру меня держишь! Слушай блять сюда, русская шлюха. Я слишком долго зарабатывала его расположение и доверие. Сколько боли мне пришлось перенести, чтобы выжить и занять положение здесь. Я единственная девушка здесь, которая смогла стать пираткой. А ты приперлась на этот остров и решила, что так легко избавишься от меня? Думаешь, что сможешь забрать у меня Вааса и занять мое место?! Да что такая тупая малолетка, как ты, может сделать мне, а?!
— У тебя нет других интересов, кроме твоего ебыря? — перебила я девушку, искренне поинтересовавшись такой одержимостью.
— Тебя ебет?
Блондинка пафосно изогнула бровь и смерила меня взглядом с ног до головы, словно я выглядела дерьмом в ее глазах.
