— Все, что тебе нужно усвоить, моя хорошая, что он — мой, ясно тебе?
— Я открою тебе тайну, «моя хорошая», — передразнила я слова Фостер. — Мне насрать, окей?
— Врешь… Врешь, гадина! — Крис вновь завела пьяную шарманку, ударив по клетке, и я устало вздохнула.
Этот разговор мне порядком надоел, и я просто отвела взгляд, чтобы вслушаться в шелест листьев, а невнятные бредни этой ненормальной отодвинуть на задний план своих мыслей…
Наконец поняв, что никакой реакции с моей стороны нет, Крис, вновь издав непонятный рык, поднялась на подкошенные ноги, слегка пошатнувшись на высоких каблуках, и схватилась за прутья, чтобы не упасть во все это дерьмо своей нафуфыренной мордой.
— Пф… Че молчишь? Сказать нечего? А?
— Я же сказала, мне насрать. Отъебись от меня и иди подыши перегаром на кого-нибудь в другом месте, — раздраженно бросила я, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Но мой ответ не устроил блондинку, ведь пьяной бабе очень хотелось повыяснять отношения. Она вдруг достала из кармана связку ключей и гаденько ухмыльнулась.
— Значит, так, да? Ну-у не-ет… Пф хах… Сейчас мы разберемся с твоей наглой рожей, русская блядь…
Мое сердце забилось чаще при виде того, как Фостер пытается вставить ключ в замок и тот, мать его, предательски щелкнул. Открыв бамбуковую дверцу, Крис, не дав и опомниться, грубо схватила меня за волосы и вытащила наружу, бросая в паре метров от клетки — я сдавленно зашипела, быстро поднимаясь с земли.
— Неадекватная мразь, — хватаясь за волосы, процедила я.
— Ничего, моя хорошая. Ты мне за все ответишь. А за «мразь» — сейчас же!
Крис сильнее вцепилась в горлышко бутылки, что покоилась в ее руке, и ударила ей об бетонную стену. Десятки осколков тут же разлетелись, заставляя пленников вскрикнуть и отпрянуть в разные углы, но звук разбившегося стекла был слишком незначительным по-сравнению с играющим в лагере дабстепом.
— Розочка? Серьезно? — скептически произнесла я, кивнув на оставшееся в ладони блондинки горлышко от бутылки.
Внешне я изображала полнейшее безразличие и готовность к любому пиздецу, что устроит эта ненормальная, но внутри меня все клокотало и теперь, при виде острия в руке девушки, клокотало особенно неприятно.
— А что? Возьму тебя окровавленной. Люблю мясо с кровью, — рассмеялась девушка.
Фостер с диким воплем подбежала ко мне, замахнувшись острым горлышком. Я отступила на шаг и схватила ее руку, которой девушка держала бутыль, и ее вторая рука тут же вцепилась в мое горло. Блондинка то и дело сжимала и расжимала пальцы, чтобы сдавить мне глотку, но ей мешал мой вздернутый локоть.
На мою удачу, бухая Крис туго соображала, а потому следующий ход был за мной — не дав времени противнице, я вскинула ногу и с силой ударила девушку по колену. Крис, и так плохо стоящая на двух ногах, подкосилась на каблуках и приземлилась на задницу. Усевшись на ее бедра, я так и продолжила фиксировать ее руки над головой, так как осколок от бутылки в ее руке все еще выглядел слишком опасно. Фостер шипела ругательства в мою сторону и извивалась, пытаясь выбраться из-под моих ног, сжимающих ее бедра. Я автоматом оглянулась вокруг в поисках чего-то, чем можно было бы защититься. И я нашла.
Решившись встать на ноги, я не дала подняться блондинке, без сожаления зарядив ногой по ее солнечному сплетению, от чего та предсказуемо закашлялась, обмякнув на земле и выронив осколок. У меня появились считанные секунды — я подбежала к куче какого-то хлама и схватила первый попавшийся кусок арматуры, вцепившись в него, как в спасательный круг. Тяжело дыша, я обернулась к блондинке — шаг, второй, третий. Замах — ее глаза ошарашенно впиваются в мои. Удар. Фостер тут же обмякла на сырой земле.
— Fenita la comédia… — процедила я сквозь зубы, с отвращением смотря на тело перед собой, и отбросила железяку в сторону, сдунув прядь волос со лба.
Девушка была жива. Это хорошо было видно по ее вздымающейся груди. А жаль, я бы обрадовалась, будь это наша последняя встреча. Но добивать эту суку чертова совесть не позволила: слишком уж во мне развито чувство гребаной справедливости, чтобы нападать на беззащитного. А потому действовать нужно было быстро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Но сначала небольшой подарочек от меня этим ублюдкам…»
Схватив упавшую связку ключей, я кинулась открывать все клетки, что находились на этом дворе. От такого поворота глаза повстанцев загорелись в ночном мраке, а рты пооткрывались, чтобы захлопать, как у рыб, выброшенных на берег.
— Я хочу помочь вам.
Я не знала, поймут ли повстанцы английский, но русский бы они точно не поняли. Однако женщина, которой я сказала это, облегченно улыбнулась, кивнула, хватаясь за грудь, и переглянулась с другими пленниками, которые томились в следующих клетках. Они, к слову, уже вцепились в бамбуковые прутья, в нетерпении дожидаясь своей очереди на свободу, прося и умоляя выпустить их.
Наконец все клетки были открыты. Это заняло не больше минуты. Я стояла как вкопанная, судорожно соображая, что делать дальше и как сбежать из лагеря.
— Так, окей… Ух ты ж, Господи!
Я вздрогнула, когда обернулась и увидела толпу из нескольких повстанцев за спиной, выжидающе рассматривающих меня.
— Оу, типа… Мне и вывести вас отсюда нужно?
Из толпы вышел мужчина лет сорока, с густой неопрятной бородой, крепкого телосложения. На его руках и лице красовались кровоподтеки, а сам мужчина выглядел ослабшим и измотанным. Еще бы, сколько их здесь держали?
— Спасибо тебе за помощь, — раздался его басистый охрипший голос. — Не стоит медлить, нужно уводить женщин, пока это возможно. Все за мной…
Мужчина махнул рукой остальным и быстрым шагом направился к проходу, откуда недавно выходила Фостер, что лежала сейчас на земле. Проходя мимо, мужчина скривился в недовольной гримасе и сплюнул прямо возле ее лица — я бросила невозмутимый взгляд на ее обмякшую тушу и скептически выгнула бровь.
— Неплохо, — бросил мне он, и я злорадно ухмыльнулась, в последний раз глянув на блондинку. — Может, поищем… Не знаю, дыру в заборе? Или попробуем перелезть через стены? — спросила я повстанца, поравнявшись с ним впереди толпы. — Обязательно так рисковать, идя через лагерь?
— На поиски уйдет много времени. А перелезть будет еще сложнее: у нас много раненых и оголодавших. Есть один выход. Меня и моих людей привели сюда через соседние ворота. Пиратов там должно быть немного, судя по тому, что за пир они устроили здесь, так что, если удастся отвлечь охрану — все будет кончено. Мы окажемся на свободе, — кивнул он сам себе.
— Пираты… — цокнула я, бросая взгляд на мельтешащие тени за зданием.
От нервов даже губу прикусила.
— Они мало соображают, особенно когда пьяны.
— А музыка скроет весь кипиш, угадала? — хмыкнула я.
— И ночной мрак нам в помощь. Так что да, угадала… А теперь притухни и следуй за мной, — беззлобно шикнул бородач и, скомандовав всем присесть на корточки и не издавать ни звука, двинулся вдоль бетонной стены на выход с заднего двора.
От творящегося в лагере мурашки пробегали по коже. Посреди главной площади пылал огромный высокий костер, на фоне которого шатались десятки темных пьяных фигур, которые сливались воедино. И это были далеко не только пираты. Там были и пленники — они кричали и молили отпустить их, но пираты лишь безумно смеялись и хватали рабов за шкирки, чтобы с удовольствием подставить лица беззащитных людей к самому пламяни, после чего даже сквозь громкие биты из колонок можно было услышать вопль мученников, словно здесь вершился Люцеферовский суд. Их доставали из огня и отбрасывали, как мусор, и даже в темноте и издалека было отчетливо видно, как лопается обуглевшаяся кожа на лицах пленников.
Пираты беззаботно подливали бензин в костер, не давая тому потухнуть: в пьяном угаре они и не соображали, сколько уже легковоспламеняющейся жидкости вылилось из канистр мимо огнива и что одно неверное движение — все здесь вспыхнет к чертовой матери. А неверных движений здесь дожидаться не приходилось. Пираты не видели дальше своего носа, сталкивались друг с другом, тут же начинали быковать, а затем — драться, бутылки разбивались об столы и об головы, алкоголь из них разлетался в разные стороны, в том числе и в костер, заставляя того пылать еще ярче. Мне казалось, что я заново пересматриваю сцену пира опричников из фильма про Ивана Грозного. Так же страшно, так же завораживающе, так же психоделично…
