был красивый, молодой и нахальный. Рохлин таких не любил и презирал. Было странным видеть этого «почти нового русского» на цирковом представлении. Обычно такие тусовались в ночных клубах, в дорогих ресторанах или отдыхали в «уик-энд», где-нибудь в дешевой Финляндии, потому что престижные острова были им не по карману.
Иное дело — женщина.
Она была молода, в ней чувствовалась порода. Настоящая порода. Которую нельзя скрыть. Нельзя купить или приобрести…
Женщина, которую так увлеченно и самозабвенно целовал парень, не принадлежала к модной молодой поросли, называемой «моделями». Нет, она была из других. Из тех, про которых говорят:
— А ты знаешь, в ней что-то есть!
— Что?
— Не знаю. Но чувствую…
Так и Рохлин — он вдруг почувствовал.
От этой молодой женщины шли волны. Не грубый аромат самки, от которого самцы теряют голову и стремятся лишь к одному — к сексу. Не легкая аура одухотворенности, к которой хочется прикоснуться, которую хочется оберегать…
Нет, нечто другое.
Более глубокое понятие, более космическое, может быть, даже более философское. Рохлин не анализировал свои ощущения, не ломал голову над тем, что это — волны, аура, энергетика или вообще. Бог знает, что… Ему было не до этого.
Он просто впитывал женщину, и все.
Впитывал, как какое-то неземное существо. Всю, без остатка. Полностью. Целиком.
Ее внешний вид…
Ее телодвижения…
Ее мечты, которых он еще не знал, но чувствовал…
И когда это странное насыщение другим человеком вдруг закончилось, Рохлин понял, что теперь он — это она, как бы парадоксально это не звучало.
Он больше не смотрел на арену до конца представления. Он больше не обращал внимания на пятиклассников. Он даже ничего не ответил коллеге-учительнице, когда она обратилась к нему с вполне невинным вопросом — понравились ли ему бегемоты…
Какие бегемоты?!
Теперь Рохлину было наплевать не только на бегемотов, но и на всю остальную фауну Земли, да и флору тоже. Кстати, в тот же список можно было включить и человечество со всеми благами цивилизации…
Она! И только Она!
Вот что теперь волновало учителя физики.
По-настоящему и всерьез…
Когда представление кончилось, Рохлин послал ко всем чертям пятиклассников, которые остались этим весьма довольны, и последовал за Ней.
Правда, женщину сопровождал парень, но Рохлин не обращал на него никакого внимания. Он просто для него не существовал…
Парень с женщиной поехали на машине, и учителю физики пришлось взять такси. Хорошо, что ехать оказалось недалеко, а то бы Рохлин просто не смог расплатиться. Но он уже не думал о таких мелочах, как деньги.
Какие тут могут быть деньги?!..
Машина затормозила возле элитного дома. Парень и женщина скрылись в подъезде. Рохлин побежал за ними, не разбирая дороги и утопая в снегу по самые щиколотки…
Что было потом, он помнил плохо: какими-то обрывками и фрагментами, словно это был сон.
Помнил, что бежал по ступенькам, задыхаясь и хватаясь за левый бок, бежал, пока большая кабина лифта медленно ползла наверх, и сквозь крупную сетку и стекло на редких площадках было видно, как целуются парень и женщина…
Помнил, что остановился, когда лифт, наконец, замер, и из него вышли; как упали ключи, их подобрали, весело выругавшись, как долго открывали металлическую дверь, и как снова целовались — теперь уже на пороге квартиры — парень и женщина…
Помнил, что стоял под этой самой дверью, прислушиваясь к каждому шороху, а когда вдруг раздался шум воды, то понял, что он или она, или оба вместе решили принять душ, что наверняка сейчас вновь целуются парень и женщина…
Помнил, что побежал вниз, бежал долго, потом выскочил на улицу, и в лицо ударил тугой порыв ветра, ударил, словно пытался отрезвить, но что он мог, этот самый ветер…
Затем — провал.
И вот он уже на дереве. Сидит, мерзнет. Вцепившись руками в ледяной ствол. И смотрит…
Смотрит, как напротив, в огромной, уставленной дорогой мебелью квартире, не потушив свет, беспечно разбросав одежду, двое занимаются любовью. Именно занимаются. А не любят друг друга. Это Рохлин почувствовал сразу.
И все — пропал человек!
Нет, он не замерз на том самом дереве, не умер от нервного истощения, наблюдая за тем, как любовники всю ночь занимались сексом. Нет, ничего этого не произошло.
Произошло другое…
Был Рохлин и не стало Рохлина.
Не стало учителя физики. Не стало семьянина, который после уроков спешил домой, в отличие от своих великовозрастных оболтусов. Не стало человека, имеющего свой, пусть непохожий на остальные, взгляд на мир, имеющий свое мировоззрение…
Кончилось! Страсть овладела физиком.
Теперь это был другой, совершенно другой индивидуум. С другим мышлением, с другими поступками, с другой совестью…
И на следующее же утро Рохлин начал новую жизнь.
Если вы думаете, что он стал постоянно следить за своей женщиной, писать ей анонимные, но полные любви и страсти послания, тайком вздыхать и покрывать поцелуями ее следы, то вы глубоко ошибаетесь. Ничего подобного не было и быть не могло!
Случилось другое…
Дождавшись утра и совершенно позабыв про свои профессиональные и семейные обязанности, Рохлин проследил, где живет женщина. От соседей он узнал, что ее зовут Ольга Русакова и что она ведет довольно рассеянный образ жизни. Нет, не проститутки! Просто есть такая категория женщин — многие их называют «бабочками», что, впрочем, не совсем верно, по мнению автора.
Это ни в коем случае не «ночные бабочки» и не «дневные бабочки», которые расплачиваются с клиентами своим телом. Нет, «бабочки» это просто «бабочки». Они живут легко, непринужденно, не очень-то заботятся, как на них смотрят окружающие. Они резвятся, они играют, они упиваются этим миром.
Кому-то бывает от этого плохо, кому-то — нет. Но «бабочкам» до этого нет никакого дела. Фи! Еще думать об этих мужчинах!..
Чаще всего их содержат. А если этого не происходит, то они не слишком ломают голову о дне завтрашнем. Зачем жить будущим, когда есть настоящее? Настоящее и есть самое настоящее.
Мягче, добрее, легче — вот лишь те немногие слова, которыми они определяют свое существование. И еще, пожалуй, словом «скорость». Быстрее, быстрее, еще быстрее!.. Ты уже кончил, милый? Жаль! Но ничего страшного. Сейчас мы быстро поедим, затем я быстренько наведу порядок, а после мы очень быстро сгоняем в одно место…
Куда? Чего? Зачем?
Неважно. Главное — быстрее! Ну и конечно же — мягче, добрее и легче…
Итак, выведав все про Ольгу Русакову, охваченный безумной страстью — да пусть не прозвучат эти слова избитым штампом! — Рохлин направился к ней.
Поднялся на
