— Я в самом деле хочу отсюда выбраться, — вздохнула Лола. — И не знаю, как.
— Надо поискать место, где стена пониже, — сказал он. — Где-нибудь подальше от ворот. Пойдемте?
— Ну, пойдемте, — кивнула она. — Раз уж вам так интересно. Хотя что в этом интересного?
— Как сказать, — неопределенно заметил он. — По-моему, надо идти направо.
Он не ошибся: метров через сто уступчатая стена в самом деле стала ниже. Только вот виноград не оплетал ее здесь прочными лозами, поэтому Лола не представляла, как через нее можно перелезть. Пониже-то стена была пониже, но все-таки в человеческий рост, к тому же в очень высокий человеческий, а космонавт, как и она, был невысокий.
— Вон те камни выступают довольно прилично, — словно подслушав ее мысли, сказал он.
— Все равно я вряд ли по ним взберусь, — покачала головой Лола. — Из окна у меня вообще-то случайно получилось вылезти. От волнения, — неожиданно для себя добавила она.
— Я взберусь. А вы потом за мою руку схватитесь и тоже влезете. Стена-то широкая. Я на нее лягу и руку вниз опущу — не бойтесь, вы достанете.
И, прежде чем Лола успела приглядеться, достанет она до его руки или нет, он уперся ногой в один из нижних, выступавших из стены камней, схватился за другой, повыше, качнулся, перенося центр тяжести, и через несколько секунд оказался почти на самом верху. Там он ухватился обеими руками за верхний выступ и, подтянувшись, легко перебросил себя на широкую поверхность стены. Он проделал все это так быстро, что Лола даже не успела понять, как же, собственно, он это проделал.
— Ух ты! — восхищенно сказала она. Возглас прозвучал в ночной тишине так звонко, что она даже прикрыла рот рукой от неожиданности и спросила почти шепотом: — Это вы в космосе так научились?
— Почти, — засмеялся он. — Давайте сначала сумку. А потом сами за руку хватайтесь.
Он лег на стену и действительно опустил руку так далеко вниз, что Лола схватилась за нее, даже не привстав на цыпочки. Рука у него оказалась — как яхтенный канат и виноградная лоза.
— Видите, ничего особенного, — сказал он, втаскивая ее на стену. — А вниз будет еще легче: спрыгнете мне на руки.
— Я вас с ног собью, — засмеялась Лола. Удивительно, но нелепая ситуация теперь вызывала у нее не злость, как тогда, когда эта ситуация начиналась в ее комнате, а только неудержимое желание смеяться, просто-таки в голос хохотать.
Конечно, она не сбила его с ног. Он бросил на землю ее сумку и сам спрыгнул вниз легко, встав для этого на очередной выступающий камень, а Лола села на край стены и почти сползла по ней — так, что он только подхватил ее внизу.
— Вот и все, — весело сказал он. — Пойдемте пить сердечное вино?
— Куда? — удивилась Лола. — По-моему, все закрыто.
— Ну, во-первых, все открыто, это же курорт. А во-вторых, у меня с собой бутылка.
— Я смотрю, вы хорошо подготовились к сопровождению девушки, — еле сдерживая смех, сказала Лола.
— Конечно!
Конечно, он ее, попросту говоря, клеил, к тому же самыми нехитрыми способами. Но это ее почему-то не сердило. Она вдруг некстати вспомнила, как Борис прикоснулся под столом к ее колену, но и это неприятное воспоминание не испортило ей настроения. Даже наоборот — она вдруг поняла, почему ее совсем не раздражает незамысловатый напор этого черноглазого космонавта. Ему действительно нравилось за ней ухаживать, ему хотелось, чтобы она обратила на него внимание и выпила с ним вина, романтически сидя под столетней крепостной стеной. Все это выражалось в каждом его взгляде и даже движении так нескрываемо, так прямо, что и замшелый камень ответил бы на такое живое желание.
— Доставайте вашу бутылку, — махнула рукой Лола. — Придется ее выпить, а то разобьете, когда обратно полезете.
Она поймала себя на том, что ей приятно, что он запомнил, как она назвала «Вранац про корде» сердечным вином, хотя сидел за столом довольно далеко и вроде бы не прислушивался к ее словам.
Прямо под крепостной стеной был пляж — широкая полоса песка поблескивала в лунном свете.
— Давайте у воды посидим? — предложила Лола, глядя на темную неподвижную черту прибоя. — Странно, что здесь никого нет.
— Это же платный остров, — сказал он. — Пляж только для тех, кто в отеле живет. Так что, я думаю, до утра ни туда, ни сюда. Видите, где перешеек кончается, тоже ворота. И стена там повыше, уже современная. Придется нам ночь коротать между двух ворот. С одной-единственной бутылкой.
— Вам-то зачем ночь здесь коротать? — Лола села на песок. — Выпьете, и лезьте обратно, спать.
— Еще чего! — картинно возмутился он. — Луна, море, девушка, а я спать?
Лола взяла в руки бутылку, которую он поставил на песок. Вино было то самое, красное.
— Теплая какая бутылка, — сказала она.
— Согрелась у моего сердца, — тут же заявил он.
— По-моему, вы ее достали из бокового кармана, — заметила Лола. — Пониже спины. Возможно, правда, что сердце у вас именно там… А стакан есть? Из чего пить будем?
Он засмеялся.
— Хотел было сказать, что буду пить сердечное вино из ваших ладоней, но теперь помолчу. А то за вами не задержится! Стакана нет, из горла придется. Не брезгуете?
— Как-нибудь. А штопор вы тоже захватили?
— Штопор не захватил. Но ничего, оно взболталось, без штопора откроем.
С этими словами он снял с горлышка хрусткую обертку, наклонил бутылку, раскрутил ее и коротко ударил ладонью по донышку. Пробка вылетела мгновенно; немного вина пролилось на песок.
— Что ж, за знакомство. — Он протянул Лоле бутылку. — И за вашу необыкновенную красоту. Что, опять глупость сказал? — спросил он. — Вы почему смеетесь?
— Я не смеюсь, что вы! — поспешно возразила она, сдержав улыбку. — Конечно, за знакомство.
Она и сама не понимала, почему ей так весело. Он в самом деле говорил какие-то глупости, про вино из ее ладоней и необыкновенную красоту, но это не то что не сердило — было даже приятно. Видимо, дело и вправду было в луне, море и прочих прекрасных балканских красотах. К тому же ей ужасно понравилось, как он открыл бутылку этим вот коротким ударом по донышку; это в самом деле было красиво. Хотя, наверное, такую нехитрую штуку умел проделывать любой алкаш, привыкший выпивать в подворотне.
Вино согрело сразу, первым же глотком.
«И правда, от сердца», — подумала Лола и снова засмеялась.
— Извините, — сказала она, обтирая горлышко бутылки ладонью. — На меня какой-то смехунчик дурацкий напал.
— Смейтесь на здоровье, — разрешил он. — А то вы весь вечер были очень печальная.
— Я злая была как черт, а не печальная. И даже вас обидела, — вспомнила она.
