на нее. Диана чувствовала, как ноги дрожат под столом, но ей не было страшно. Она была в ярости. Она чувствовала, как заряд ярости прошел через все конечности.
Ноэль заговорила первая.
— Это замечательно, — сказала она тихо и потянулась к сестре.
Диана оттолкнула ее.
— Я пошла, — сказала она. — Я вас двоих уже видеть не могу, с вашими проблемами. И дело не в маме и папи и Хэнке. Вы обе — обуза. Я забираю грузовик и уезжаю. А вы ищите папи. С меня хватит. И кстати, Маргарита, только попробуй не починить машину.
Официантка вернулась с едой Маргариты, с маленькой чашечкой саке. Ноэль и Маргарита сидели молча, уставившись в окно, глядя на пустое место, где стояла машина сестры. В конце концов его заняла другая машина; из нее вышла на улицу другая семья.
— Давай, доедай, — сказала наконец Ноэль. — Поедем искать папи.
Она взяла чашечку саке, стоявшую перед Маргаритой. Глотнула.
— Я поведу.
Они оставили машину Дианы в мастерской и вместе прошли милю до аренды автомобилей. Ноэль взяла машину на свое имя, и они стали ездить вокруг Валентин, ломая голову, где еще стоит проверить.
— Так значит, это был мальчик?
— Я так и не узнала. Нельсон хотел, чтобы был сюрприз. А когда его не стало, знать уже не было смысла.
— На каком ты была сроке? В смысле, это был уже ребенок или только куча клеток?
— Я была на первых неделях второго триместра. Чувствовала, как он шевелится.
— Похоже на бабочек в животе? Говорят, похоже.
Ноэль улыбнулась.
— На газы похоже.
Они засмеялись. Ноэль продолжала ехать.
— Ты отписалась от меня, — сказала Маргарита.
— Да.
— Почему?
— Ты выглядела такой счастливой, но я знала, что это неправда. Меня это вгоняло в тоску.
— А кто теперь по-настоящему счастлив? Есть вещи поважнее счастья.
— Например?
— Внутренний покой, — сказала Маргарита, но Ноэль поняла, что она не шутит.
Маргарита порылась в сумке, достала пачку сигарет.
— Ты не против?
— Я уже не беременна, — сказала Ноэль. Она открыла окно.
Они как раз проезжали отрезок Валентин, где были сплошные фастфуды. Хот-доги, курица-гриль, глазированные пончики.
— Хочу пончик, — сказала Маргарита, ткнув сигаретой в их направлении. Надпись гласила: горячие и свежие.
Ноэль ухмыльнулась.
— Накурилась?
— У меня похмелье. Голова начинает болеть.
Они сели на бордюр на парковке и съели по жирному пончику, обсыпанному пудрой, прямо перед зеленым фургоном, который арендовала Ноэль. Ноэль пила жженый черный кофе, а Маргарита посасывала лимонад и облизывала пальцы.
— Как ты не толстеешь от такой еды?
— Расчет, — ответила Маргарита. — Просто нужно следить. Побаловались — потом потерпели.
— Лишь бы не наркотиками, — сказала Ноэль. — Помнишь, как папа похудел? Надеюсь, ты не притрагиваешься к тяжелым наркотикам. Только к легким.
— Все наркотики легкие, — засмеялась Маргарита, и тут до нее дошло, и она вскочила с бордюра, уронив стакан с лимонадом. Лед и вода разлились по асфальту.
— Я знаю, — сказала она. — Я знаю, как найти папи.
Припарковались у вывески TAMALES, CERVEZA Y MÁS. Маргарита пошла прямо к барной стойке. Она не увидела того бармена, поэтому позвала нового.
— Oye! — крикнула она, используя те крохи испанского, какие знала.
Ноэль встала у нее за спиной, еле сдерживаясь, чтобы не попросить Маргариту говорить потише. Она стала описывать бармена, с которым говорила сегодня, и попыталась объяснить, что ей нужно с ним поговорить. Женщина за стойкой поняла и пошла за ним — у него еще не закончилась смена.
Маргарита держала старую фотографию Робби, зажав ее в кулаке. Ноэль забрала ее, положила на барную стойку и разгладила.
— Это уже после, — заговорила Ноэль. — После того, как папочка все изговнил окончательно.
Маргарита усмехнулась.
— Который раз?
— Ты знаешь.
— Ах да. Он еще пытался все исправить всякими подарками. Как будто это что-то могло поменять.
— Он тогда подарил Диане кулон, она до сих пор его носит. С изумрудом. — Ноэль покачала головой. — А мне — кожаную куртку. Мужскую. Представляешь? Она была мне велика.
Маргарита посмотрела на портрет отца. Обычно она ничего к нему не испытывала: ни хороших чувств, ни плохих. На это ушли годы.
— А тебе он что подарил, чтобы загладить вину? — спросила Ноэль.
— Не помню, — сказала Маргарита.
Она отвернулась от его лица, от фотографии, утратившей цвет, как будто ей уже лет сто.
— Ты похожа на него, — сказала Ноэль, проведя пальцем по широким отцовским скулам.
Маргарита показала на его глаза, на его выражение, как будто он хмурится, хотя улыбается во весь рот.
— Ты тоже, — сказала она.
Бармен пришел, оглядел сестер и ухмыльнулся. Пока он ничего не нафантазировал, Маргарита объяснила ему, что ей нужно. Ноэль поразила ее конкретность — она и не знала, что выбор так разнообразен, что при заказе можно назвать столько предпочтений. Бармен, судя по виду, тоже не знал. Ноэль чуть не сказала Маргарите: «мы не в Лос-Анджелесе». Бармен сказал, что все сделает, и начал писать свой номер на салфетке. Маргарита выхватила у него ручку и положила ее на стол. Она покачала головой.
— Раз я плачу, — сказала она, — я хочу встретиться с твоим дилером. Заплачу обоим, мне все равно. Просто хочу знать, что покупаю что-то стоящее.
12. Октябрь 2002 года
Пидмонт, Северная Каролина
Когда Лэйси-Мэй поняла, что Ноэль пропала, она выбежала во двор к Хэнку. Он поливал из шланга собаку, ее шерсть вся была в пене.
— Она ушла, — сказала Лэйси-Мэй. — Не могу ее найти.
Хэнк выключил воду со спокойным видом.
— Посреди дня? Мало ли куда она ушла.
— Ты не понимаешь, — сказала Лэйси-Мэй. — У меня плохое предчувствие. Мать сразу знает, когда что-то не так.
