у нее было немного. Слугам полагалось навести порядок, позаботиться о кухарке, которая все еще не пришла в себя, не соваться к Саргону и подогреть воду, в которой Лорена могла бы вымыться. После всего этого она завалилась в постель и мгновенно заснула.
Она понятия не имела, сколько длился глубокий, лишенный сновидений сон. Проснулась Лорена с тяжелой головой, но в целом отдохнувшей. По-прежнему испуганные служанки сбивчиво объяснили, что спала она примерно третью часть дня.
Это было нехорошо. Лорена никогда еще не спала так долго, она надеялась, что восстановится, как прежде – и посмотрит, как дела у Саргона. А треть дня… Слишком много! Он же умереть там мог… Она велела его не тревожить. Возможно, тело уже остыло.
Она быстро оделась и, не удосужившись даже умыться, поспешила наверх. Может, это и было глупо, но иначе она не могла. Мысль о том, что все ее старания оказались напрасными, причиняла почти физическую боль. Так же нечестно! Однако когда в ее жизни все было честным? Да и проклятье Брерис, опять же…
Но проклятье то ли отменилось, то ли стало на паузу. Саргон был жив, в сознании и даже, кажется, чувствовал себя лучше. Правда, повязки пропитались кровью, но не полностью, и это не помешало Глашатаю приподняться на подушках. Он добыл себе еды и теперь скармливал остатки фруктов Нинки, который был всем доволен и даже не подозревал, как сильно могла измениться его жизнь.
Когда вошла Лорена, Глашатай попытался встать, но она тут же вытянула вперед обе руки и почти крикнула:
– Нет! Не смей! Я второй раз кожу шить не буду, мне не понравилось!
Саргон уставился на нее пылающими угольками глаз, но здравый смысл все же проявил и дергаться перестал. Судя по чистоте пола, здесь побывали служанки. Аптечки они не выкинули, просто аккуратно расставили в углу, и это было главным. Покопавшись среди своих недавних находок, Лорена отыскала чистые повязки и еще один укол стимулятора.
Когда она подошла ближе, Глашатай напрягся, поднял руку, словно отбиваться собирался, но так и не напал. Лорена все равно не рисковала: кто этих дикарей поймет… Она двигалась медленно и осторожно, одну руку мягко опустила ему на плечо, чтобы он был готов к уколу, а Саргон все равно сделал резкий вдох, будто его плетью ударили.
– Ну хватит уже! – разозлилась Лорена. – Думаешь, я от этого удовольствие получаю?
Она привыкла к тому, что он чаще всего молчит. Ожидала, что промолчит и на этот раз, вопрос был не таким уж важным. Однако Саргон неожиданно ответил ей.
– Не думаю. Ты ненавидишь меня.
– Вот именно! – с вызовом произнесла она. – Хорошо, что ты помнишь!
– Тогда зачем мне помогать? Меня ранили твои. Вам всем моя смерть выгодна.
– Да знаю я! А зачем спасла тебя – не знаю… Слушай, я не хочу думать об этом. Потому что, когда я думаю, все становится совсем паршиво. Правы были скорее те, кто ранил тебя. Ты – оружие, которое не умеет ничего другого, только быть оружием. Ты бы даже не сделал то, что я, не прочитал бы простейшие инструкции на лекарствах – ты и читать-то не умеешь!
Саргон не был задет ее взрывом эмоций, его голос звучал привычно спокойно.
– Я умею читать.
– Умеешь?.. А мне сказали, что Глашатаи не умеют…
– Глашатаи не умеют. Я умею.
Это было вообще не важно сейчас, особенно на фоне всего остального. Однако новое знание о нем не укладывалось в образ того агрессивного тупого дикаря, за который Лорена держалась в своей ненависти. Привычный мир шатался и терял четкий контур.
– Почему ты умеешь?
– Научил себя.
– Нельзя научить себя читать!
– Можно. Ходил к школе чтецов и слушал, как учили их. Потом попробовал сам. Получилось.
– Но зачем тебе это?
– Захотелось.
Саргон попытался пожать плечами, но тут же поморщился, потревожив рану. Это напомнило Лорене, что повязки надо поменять. Сколько бы она ни призывала в себе гнев, его было недостаточно, чтобы махнуть рукой на спасенного ею человека. Раз уж взялась, надо идти до конца.
Поэтому она просто действовала, стараясь не встречаться взглядом с темными глазами, неотрывно следившими за ней. Она чувствовала, что Глашатаю стоит немалых сил не отстраняться от ее прикосновений. Но и запрещать ей перевязку он не стал, хотя, похоже, окреп достаточно, чтобы все сделать самостоятельно.
– Ты будешь проклята, – только и сказал он.
– Так я уже. Насколько сильной у тебя будет истерика, если я скажу, что Брерис нет?
– Не будет истерики. Я знаю, что Брерис нет.
Лорена хотела шокировать его или хотя бы спровоцировать на эмоции, чтобы он вышел из этого непробиваемого равнодушия. Но удар вернулся рикошетом, она сама застыла перед Глашатаем с едва вытащенной из упаковки повязкой.
– Ты… знаешь?
– Давно.
Саргон, который казался ей тупой машиной для выполнения приказов, отличался в юности на удивление живым любопытством. Это не только заставило его научиться читать, это же то и дело пригоняло его под окна эвкалорисов, принадлежащих жрецам. Он искал ответы – и получил больше, чем ожидал.
Знание о Брерис поначалу показалось ему сокрушительным ударом. Он так верил, он столько пережил… Если это ложь, что тогда правда? Чья воля управляет судьбами, ради чего двигаться дальше? Все запрещено. Что не запрещено, то уже внушает отвращение. Если бы в то время были испытания, он бы все провалил…
Однако страшную правду он узнал в период покоя. У него было время, чтобы восстановиться и принять новые правила игры. Саргон был не из тех, кто сдается и прекращает свою жизнь. Он решил, что будет двигаться вперед, как получится. Служить не Брерис, а людям, рядом с которыми вырос. Не использовать сейкау, а быть частью их стаи. Это помогло – обеспечило в его реальности хоть какое-то равновесие.
Лорена хотела спросить его, почему же он не ушел в Обретенные горы. Он оказался достаточно умен для этого… Так почему он не выбрал культуру и цивилизацию? Но она вовремя прикусила язык. Все на виду безо всяких вопросов. Для Саргона Обретенные горы не были культурой и цивилизацией. Они были вечной враждой, попытками убить его, истребленными сейкау, убитыми детьми, воровством продуктов… Теперь еще и ловушками, изрезавшими его тело. Он знал только то, что ему позволили узнать, и это была печальная картина.
Перевязку Лорена заканчивала уже дрожащими руками. Образ врага ускользал, как она ни старалась. Третий пакет с повязкой она и вовсе уронила, а поднимать не пришлось: Нинки ловко подхватил белый квадрат и притащил ей, явно довольный тем, что выучил новый трюк. Детеныш не понимал, что сделал только хуже.
Нельзя чувствовать хоть какую-то симпатию к тому, кого собираешься пытать и убить. А Лорена уже и порог симпатии миновала… Дала была права. Если не
