и дело возвращался к его обаятельной ухмылке.
– Дожидаюсь тебя, хочу проводить, – спокойно ответил Биттнер и сел на диван, уступив ей место у покрытого софитами зеркала. – Нам бы поговорить нормально, может, сменишь гнев на милость.
– Это вряд ли. – Белладонна стерла макияж салфеткой и принялась искать свои вещи. Она ненавидела ситуации, которые не контролировала. Щеки горели, хотелось скорее уехать, а джинсы, свитер и шарф будто потерялись в бермудском треугольнике чужой одежды.
– Я хочу с тобой дружить, – не унимался Ханс.
– Американское дружелюбие?
– Немецкая чопорность? – парировал, улыбаясь. – Давай не будем обмениваться стереотипами. Я наполовину немец – это можно понять по моей фамилии. А вот ты… – Он задумчиво сдвинул брови. Живая мимика помогла бы Хансу в кинокарьере: стал бы звездой голливудских фильмов.
– Кассиль. – Она отыскала одежду под чьими-то платьями. – Я немка. – «Наверное». Внутри прошел знакомый холодок – незнание корней приводит к потерянности, так говорил психолог. «Кто же я? Где мое место?»
– Знаешь, Выскочка, у меня хотя бы нет идиотского нью-йоркского акцента! – выпалила Мира, перекрикивая мысли, заставляя замолчать боль.
– Ну и ладно, – словно не замечая ее колкостей, пожал плечами Ханс. – Умираю с голоду. Что «дрезденского» я могу съесть?
– Коровий навоз.
– Отлично! Составишь компанию?
Мира посмотрела на Ханса тяжелым взглядом, но губы дернулись в улыбке. Вот идиот! Ему удалось ее развеселить.
– Ладно, выйди, мне нужно переодеться.
Дрезден радовал ясным днем без ледяного ветра и мокрого снега. Сугробы искрились на солнце. Мира пожалела, что не прихватила солнечные очки. Она щурилась, чтобы лучше рассмотреть Ханса: музыкант курил на крыльце, сильно затягиваясь сигаретой. На плечи он накинул черное шерстяное пальто, и Мира чуть не взвыла от несправедливости. Выскочка выглядел как модель с нью-йоркского показа, она же напоминала елочную игрушку в дутом кислотно-зеленом пуховике. «Плевать, – рассуждала, топая по ступенькам черными полуботинками на плоской подошве. – Ханс не Джек, его не нужно очаровывать». Мысль о Джеке отдалась болью в груди: перед выходом Мира позвонила ему трижды, надеясь, что он все-таки примет ее приглашение о прогулке и тем самым спасет от назойливого Биттнера. Но Джек проигнорировал звонки, вероятно, занятый общением с семьей.
– Мило выглядишь! – Ханс затушил сигарету о край перил. Улыбнулся, осмотрев ее идиотский наряд. – Такая… яркая!
Эльмира закатила глаза.
– Я похожа на елочную игрушку. Только вместо веревочки у меня ноги. – Она указала на черные джинсы.
– Зато тепло! – Ханс и не думал над ней смеяться.
Лучисто улыбаясь, он кивнул, чтобы Мира спускалась. Глядя на веселые искорки в его глазах, она вспомнила лучшего друга. Тристан вел себя так же – не унывал и был всегда открыт приключениям. Тристан…
– Мира, машина нужна? – окликнул певицу телохранитель. Он, к облегчению Эльмиры, был так же нелепо одет: длинный черно-красный пуховик и шарф с эмблемой клуба «Байер 04» [56].
– Нет, Карл, мы пешком. – Мира схватила Ханса за локоть и потащила в сторону пешеходного перехода. Позади она слышала, как скрипит снег под тяжелыми шагами телохранителя.
Белладонна понимала важность охраны, особенно в родной Германии, но до сих пор не привыкла к пристальному контролю. Вчера ей удалось сбежать в бар, но сегодня Франк успел дать указание, чтобы телохранитель оказался рядом с артисткой. К тому же она шла на прогулку с «восходящей звездой».
Карл нагнал Миру и Ханса на переходе. Держась на расстоянии, он перешел с ними дорогу. Биттнера присутствие охраны не смущало, Ханс вертел головой, рассматривая украшенный город: гирлянды на витринах магазинов, фигурки снеговиков вдоль заснеженной аллеи, домики с ароматной выпечкой.
– На Рождество в Нью-Йорк? – Мира проследила за его взглядом.
– Нет. Из армии вернулся мой старший брат, а мы… не очень ладим.
– Праздник – отличная возможность исправить отношения.
Ханс повернулся в сторону Миры. Прищурил потемневшие глаза – небо в сумерках. Черт, стоило придержать язык за зубами. Мира знала этот взгляд, она смотрела так на тех, кто давал ей непрошеные советы. И будь она на месте Ханса, то сказала бы что-то обидное, например: «А тебе откуда знать, сиротка?» Но Биттнер покачал головой, рассматривая нарядную улицу.
– Прости. Лезу не в свое дело.
– Я устал быть на втором месте, – выдохнул Ханс. – И безмерно рад, что Линкольн наигрался в солдатиков. Теперь он займется отцовским бизнесом, а я смогу жить своей жизнью. Так где мы обедаем?
Оказывается, богатый парень с Верхнего Ист-Сайда [57] родился не в идеальной семье. Захотелось узнать больше, но Мира боялась, что Ханс потребует ответных откровений, поэтому рассуждала сама: с братом натянутые отношения, но что насчет родителей? Какими бы ни были отец и мать, они его семья. У Выскочки есть семья! Любопытство сменилось злостью. Эльмира часто видела детей, которые не уважают родителей и ругают их за глупости, вроде отказа дать денег на новую приставку. Рок-звезда, бунтарка… Она, несомненно, была плохим примером для подражания. Но подчеркивала: «Родители любят вас». Белладонна устраивала онлайн-выступления для тех, кого не отпускали на концерты, и благотворительные выступления для поклонников из малоимущих семей. Думать о том, что родители бывают ужасными, ей не хотелось. Лучше знать, откуда ты и чья в тебе кровь.
– Ты в порядке? – Ханс тронул ее за плечо.
– Я считаю, тебе стоит поехать домой на Рождество.
– Цветочек… – Ханс нахмурился, совсем не похожий на себя прежнего: грустный, напряженный. – Ты права. Ты лезешь не в свое дело.
До киоска с турецкой едой они добрались в неловком молчании. Мира все еще пыталась понять Ханса. При всей его раздражающей натуре он не был похож на избалованного мальчишку.
– Донер-кебаб?! Не очень по-дрезденски… – нарушил тишину Ханс.
– Самое вкусное место в городе. Merhaba [58], Арслан!
Из украшенного лампочками, атласной тканью и турецким флагом киоска выглянул черноволосый мужчина. Арслан открыл бизнес десять лет назад, и посещение его киоска было для Эльмиры и Тристана такой же традицией, как поход в бар Messer. Мира с грустью отметила, как сильно постарел турок: кожу под его добрыми карими глазами испещрили глубокие морщины, а в бороде стало намного больше седых волос.
– Ой, Мир-р-р-р-а! – воскликнул Арслан. Его теплый с акцентом голос напоминал восточные пряности. – Iyiki varsin! [59]
– Нам два… – Мира оглянулась на телохранителя, который в десяти шагах от киоска неловко переминался с ноги на ногу, – три донер-кебаба!
Через пятнадцать минут она передала Хансу и Карлу их еду. Ханс восторженно посмотрел на сверток: хрустящий лаваш, свежие овощи, мелко рубленная, приготовленная на огне курица, немного лука и соусы.
– Ellerine sağlık [60], – поблагодарила Мира и направилась в
