но ни Ханс, ни тем более Горг ее не услышали.
Удар! Ханс попятился и прислонил ладонь к лицу. В тусклом свете фонаря блеснула кровь. Удар! Ханс согнулся пополам, а на белоснежном снегу засверкали алые капли. Обступив Биттнера, хулиганы объясняли свою правду единственным понятным им языком – языком насилия. Ханса били, а Мира стояла, прижавшись к холодной коре дерева, и смотрела.
– Мерзкая полукровка! Узкоглазое ничтожество!
– Эй! Вы! Заткнитесь!
И пока Мира стояла, оцепенев, Тристан бросился на задир. Он решил за нее заступиться. О чем Тристан думал в тот момент? Вряд ли осознавал, что ему не победить. Он бил то левым кулаком, то правым, колошматил парней, превосходивших его по возрасту, росту, силе.
Возможно, Тристан представлял, что он такой же сильный, как боксер Джек Льюис. Но Тристан не был Джеком Льюисом. Не был боксером. И вскоре драка превратилась в избиение. А Мира не могла сдвинуться с места или позвать на помощь. Только слезы доказывали, что она в сознании. Но Тристан – уже нет. Он сидел на полу в луже крови. Его белая рубашка в красных пятнах, светлые волосы прилипли к разбитым губам. Подростки попинали Тристана ногами и, заметив, что тот больше не сопротивляется, убежали прочь. Им наскучило бить легкую мишень.
Мира вернулась в настоящее.
– Пожалуйста, не трогайте его… – тихо, умоляя. Белладонна, где твоя смелость и острый язычок? – Прошу вас…
Горг с компанией не обратили внимания на ее слабый протест. Ханс пытался противостоять: у хулиганов разбиты носы, с подбородков капала кровь, одежда порвана. Но их синхронность и агрессия превосходили точно поставленные удары. Пару минут спустя Ханса поставили на колени и начали пинать по очереди.
Когда подошвы кроссовок перестали отдаваться в ушах звонким эхом, Мира смогла вновь двигаться. Она бросилась к другу, упала на колени, тут же испачкавшись в крови. Схватила его за плечи, попыталась поднять.
– Тристан, Тристан… – звала, но друг не слышал. – Помогите! – закричала, и рыдания вылетели из горла, словно прорвало дамбу. Голос охрип от слез. – Кто-нибудь! Пожалуйста! Помогите!
На шум сбежались дети, воспитатели, учителя. Не было только трех подростков, виновных в произошедшем. Маленькие воспитанники закричали, дети постарше с интересом вытянули головы, а взрослые бросились к Мире и Тристану, оцепив их от зевак плотным кольцом.
– Что случилось? – Кто-то тряс ее за плечи. – Эльмира, что произошло с Тристаном?!
– Мерзкая девчонка. Говорила же, от нее только проблемы, – прорычала сквозь зубы фрау Ланге.
А Мира смотрела на руки: алые пятна впитались в трещинки на пальцах. Кровь лучшего друга. Кровь Тристана Кассиля. Кровь человека, который пострадал из-за Эльмиры. Кассиль.
– Я сказала: оставьте его в покое! Вы, гребаные ублюдки!
От крика Эльмиры хулиганы вздрогнули, замешкались, застыли в изумлении. Секунды хватило, чтобы Ханс получил фору. Он вскочил и принялся бить: метко, яростно. Двое хулиганов отлетели в сугробы, а Горг, которого Ханс держал за шкирку, пугливо прятал лицо в ладонях.
– Да пошла ты! – визгливо крикнул Горг, с трудом вырвавшись из хватки Ханса. – Ребята, бежим! Вы, суки, не попадайтесь нам на глаза!
Парк погрузился в тишину. Мира услышала, как с губ Ханса сорвался сдавленный выдох облегчения. Биттнер опустился на землю и сплюнул, держась одной рукой за бок, а второй за мокрый асфальт. Преодолев ступор, Мира помогла ему добраться до скамьи, на которую тот сразу рухнул. Эльмиру бил озноб, и она боялась смотреть спасителю в глаза, ощущая смесь из противоречивых чувств: беспомощность, благодарность, стыд.
– В-в-в… в больницу. – Из-за рыданий она глубоко дышала и не могла внятно говорить. – Надо… вызвать… «С-с-скорую»… – Руки, испачканные в крови, плохо слушались. Мира пыталась разблокировать экран, но в темноте телефон не узнавал ее зареванное лицо, а пальцы, мокрые, липкие, тщетно скользили по экрану. – Черт побери… пожалуйста…
Она не могла потерять Ханса. Сильно его били? Много крови? Что-то сломано? Не помнила. Боялась на него взглянуть. Опустилась рядом и вслушивалась в его рваное дыхание. Дышит… Дышит! Мира зарыдала сильнее, когда Ханс накрыл ладонью ее пальцы.
– Тише. – Его голос. Твердый. Спокойный. – Цветочек, я в порядке. – Она не реагировала, качала головой, всхлипывала. – Мира. – Он вырвал из ее рук телефон, убрал куда-то – она не могла сейчас посмотреть, предпочитая вглядываться в темноту – и накрыл ладонями ее руки. – У меня всего-то пара ссадин, – наклонился. Шептал ей в волосы. Его губы коснулись ее виска. – Пойдем домой, ладно?
– Домой? – Она ничего не понимала. Но его хрипловатый английский действовал подобно обезболивающему – в груди перестало щемить, легкие позволили сделать глубокий вдох. Истерика отступила.
– Да, Цветочек, домой. Я живу в паре кварталов отсюда. Пойдем.
Она не успела возразить, когда Ханс, выпустив сквозь стиснутые зубы воздух, поднялся со скамьи. Мира вскочила следом, придерживая его за торс. Они шли вдоль слабо освещенной улицы. Хрустел снег, вдали шумела автострада. Слезы на щеках замерзли и щипали, но Эльмира терпела из-за солидарности с Хансом. Она рискнула на него посмотреть: профиль казался острее из-за синяков – через пару часов лицо опухнет, – кровь на щеке высохла, напоминала темную краску, а нижняя губа разбита. Хотелось верить, что он сказал правду и раны пустяковые, но от воспоминаний, как Ханса били, Миру подташнивало.
На выходе из парка к ним подбежал Карл. Очень вовремя! Его волосы растрепались, шарф норовил упасть с плеч.
– Я искал вас! Что случилось?! Франк меня убьет…
Мира до боли в переносице нахмурила брови:
– Я тебя убью! Где ты был?! Неважно! Мы сами дойдем! – Она дернула Ханса за плечо, и тот охнул. – Прости, прости, где болит? – засуетилась, пока Биттнер не убедил ее, что все нормально.
Карл беспомощно переводил взгляд с одного подопечного на другого.
– Я живу недалеко, мы дойдем сами, – гораздо спокойнее, чем певица, заговорил с телохранителем музыкант. Он улыбнулся, и его избитое лицо напомнило Мире о грустных клоунах. – С Франком я разберусь. Отправляйся домой, Карл. Мы справимся.
Телохранитель открыл рот, чтобы возразить, но Эльмира послала ему такой убийственный взгляд, что Карл тут же отступил. Он пробурчал что-то между извинением и ругательством и зашагал прочь, вжав голову в плечи.
Молчание нависло грозовой тучей, пока они петляли вдоль жилых домов. Мира надеялась, что поможет Хансу добраться до квартиры, вызовет медиков и сразу уйдет. Она недостойна находиться с ним рядом.
– Не понимаю, почему ты живешь в отеле. Признай, тебе не нравится убираться? Я снял квартиру, но нанял домработницу, удобно… – Он болтал и болтал, пытаясь отвлечь ее от тяжелых мыслей.
Но Мира молчала. Она молчала, когда они шли до подъезда (и Биттнер рассказывал о каждом соседе),
