Даже если на самом деле он не принадлежал ей.
Опустив голову, Эссейл снова уделил внимание ее груди, а его пальцы скользнули вниз к ее бедру, по внешней стороне. Поглаживая ее ногу, он посасывал грудь и потирался о ее…
А потом его рука скользнула между ее ног, заменяя укрытую одеждой эрекцию, пройдясь по ее влажным складкам раз, другой… потирая.
Погружая в нее пальцы, он снова пленил ее губы.
На короткое мгновение она поморщилась и одеревенела, ее тело вспоминало последний раз, когда происходило нечто подобное.
Эссейл мгновенно остановился. Он посмотрел на нее с потемневшим выражением на лице.
— Как сильно тебя ранили?
Сола просто покачала головой. Она не хотела вспоминать, только не на расстоянии вытянутой руки от возможного облегчения.
— Марисоль. Как сильно?
— Кажется, ты говорил, что я должна забыть, что это произошло.
Он закрыл глаза, словно от боли.
— Я не хочу, чтобы ты испытывала боль… никогда. И особенно — такую.
Господи, он был таким красивым, его привлекательные черты лица исказила агония из-за нее.
Она протянула руку и разгладила его брови, стирая морщинки.
— Просто будь со мной. Чтобы я думала только о тебе, а не о… ком-то. Вот что мне нужно прямо сейчас.
***
Каждый раз, думая, что эта женщина уже не сможет удивить его, Эссейл наблюдал, как Марисоль выводила его на принципиально новый уровень. В данном случае при мысли, что какой-то человек надругался над ее драгоценным телом… Милостивая Дева в Забвении, его мозг буквально отключался, переполненный до отказа агрессией и мукой.
Но еще одного прикосновения от нее было достаточно, чтобы перенаправить его из русла агрессии.
— Не останавливайся, — выдохнула она, потершись носом о его горло…
Ее невинное действие мгновенно пробудило его жажду крови, клыки выступили из челюстей, нужда отметить ее, взяв вену, была почти такой же сильной как его железная решимость скрыть от нее свою сущность.
Ей и без того хватает травм…
Ее руки ухватились за рубашку, вытягивая ее из брюк. А потом она принялась за его ремень.
Но он не мог позволить отвлечь себя. Пока не узнает…
— Что он сделал с тобой? — требовательно спросил Эссейл.
Когда Марисоль замерла, часть его задумалась, почему он давит на нее, особенно принимая во внимание свой настоятельный совет.
— Я сделала, что должна была, чтобы отлечь его, — сказала она напряженно. — А потом я вцепилась в его яйца.
Эссейл резко выдохнул.
— Именно я должен был убить его.
— Чтобы защитить мою честь?
Он посмотрел на нее с очень серьезным видом.
— Конечно.
Казалось, она не могла отвести от него взгляда.
— Ты настоящий джентльмен под всеми слоями???.
— Я убил Бенлуи, — услышал он свои слова. — Я заставил его страдать.
Она зажмурилась.
— Откуда ты узнал, что именно он похитил меня?
— Я следил за тобой в ту ночь, когда ты проникла в его дом.
— Так это был ты. — Она покачала головой. — Я могла поклясться, что со мной кто-то был. Но не была уверена. Господи, ты затыкаешь меня за пояс, когда дело касается слежки за кем-нибудь.
— Но почему ты поехала туда? Я никак не могу понять.
Она подарила ему улыбку, полную иронии.
— Потому что Бенлуи отозвал меня с твоего следа… и отказался платить полную стоимость заказа. В смысле, я собиралась сдержать свою часть сделки, но кто-то спугнул его. Ты?
Он кивнул и снова завладел ее губами, купаясь в ней, в ее вкусе.
— Больше этого не будет.
— Чего?
— Подобной работы.
Напряженность вернулась в ее тело. Но ненадолго.
— Я согласна.
Боже, именно это ему нужно было услышать, а он даже и не догадывался: мысль, что она будет в безопасности, накрыла его волной, сквозь которую пришлось продираться.
И как только она отступила, Эссейл быстро избавился от одежды, добротная ткань полетела с кровати на пол. Потом он прижался к ней, кожа к коже, устроившись между ее раздвинутых ног. Тем не менее, его каменно-твердый член был готов ждать.
Когда он направил головку в ее влажное лоно, он знал, что если доведет все до конца, то будет потерян навечно. А может, это ложь. Может… он был потерян еще с той первой ночи, когда встретил ее на снегу.
Медленно входя в нее, чувствуя как она, выгибаясь, прижимается к его груди, наблюдая, как закатываются ее глаза, Эссейл желал, чтобы они вообще никогда не встречались. Как бы хорошо ни было, в его жизни нет места подобной слабости, коей она являлась.
Но, как рана, присыпанная солью, Марисоль навечно останется в его коже.
По крайней мере, она останется здесь, с ним, и будет в безопасности.
Его единственное утешение.
Двигаясь медленно, осторожно он входил в ее влажное лоно, его член ласкали со всех сторон. Ему пришлось стиснуть зубы и напрячь поясницу, чтобы поддерживать ровный, спокойный темп… он хотел ускориться, но это не вариант.
И да, он знал точно, чего хотела Марисоль: она использовала его как стирательную резинку, и он более чем хотел услужить.
Для нее что угодно…
Марисоль сменила позу, обхватив ногами его талию, так, чтобы он входил еще глубже. Один удар, и она с силой вцепилась в его плечи. Она уже близко, очень близко.
— Я держу тебя, — прошептал он в ее волосы. — Отпусти себя, я тебя поймаю.
Она откинула голову назад и впилась ногтями, ее тело напряглось, и он застыл, чувствуя, как напрягаются стенки вокруг его члена, его распаляло легкое потягивание.
Он уткнулся головой в ее шею, желая стать еще ближе, принять на себя полную ответственность за удовлетворение ее потребностей.
Но она неожиданно зашевелилась, выгибаясь телом… и ее шея оказалась прямо у его рта… его клыков.
Царапина была незначительной. Ее вкус — бесценным.
Прежде, чем он успел остановиться, он оцарапал ее глубже.
Марисоль застонала и скользнула руками вниз по его бедрам, прижимая к себе так, будто хотела, чтобы он возобновил движения.
— Я на таблетках, — сказала она словно с большого расстояния.
Его затуманенный разум не понимал, что бы это значило, но ее голоса хватило, чтобы вернуться к реальности. Зализав ранку, которую он сделал, Эссейл одновременно запечатал ее и слизнул еще крови… но этого было очень мало по сравнению с тем, чего он хотел.
— Продолжай, — сказала она. — Пожалуйста… не останавливайся…
Эссейл хотел бы понять все неправильно и основательно укусить ее, испить из нее. Но он не сделает это без ее разрешения. Насилие приходит в разных формах… и смысл не меняется, особенно когда одна сторона получает удовольствие от происходящего.
Но он закончит секс.
Обняв ее еще крепче, Эссейл вошел и отступил, повторяя широкие движения бедрами.
В самый последний момент он вышел и кончил на ее живот, спазмы выбрасывали его семя, отмечая запахом ее кожу.
Как бы он ни хотел большего… и намеривался взять ее снова, сейчас же… он не кончит в нее, пока Марисоль не узнает о нем всей правды. Только тогда она сможет решить для себя, хочет она или нет, чтобы он был ее любовником во всех смыслах.
Прижавшись губами к ее уху, он прошептал:
— Еще, да…
Вырвавшийся стон стал идеальным ответом. И прежде чем он затих, Марисоль снова вонзила ногти в его бока, сжимая ногами бедра, и он снова начал двигаться, он сдерживался из уважения к ней, хотя становилось все труднее.
Он никогда не занимался сексом с человеческой женщиной или вампиршей так, как сейчас.
И спустя годы секса, впервые в жизни Эссейл почувствовал, что занимается с кем-то любовью.
Глава 34
Сидя на коленях перед ложем, Роф считал время между вдохами своей любимой, оценивая дыхание в груди, от которого еле заметно приподнималась его рука, лежавшая на ее талии. Паузы между вдохами становились все дольше, выдохи — все медленнее.
А его собственное сердце продолжало биться, легкие выполняли свои функции, тело продолжало работать.
Это казалось жестоким… и он, не задумываясь бы, отдал свое здоровье взамен ее. Он все бы отдал, лишь бы Ана осталась с ним… но раз это невозможно, он обхватил усыпанную камнями рукоять кинжала и поместил между ними.
Не сводя глаз с приоткрытых губ Аны, он поставил кинжал так, чтобы тот был направлен в центр его груди.
Боковины кровати были выполнены из крепкого дуба, и по случайности они оказались нужной высоты: прижав рукоять кинжала к дереву, он рукой придержал оружие и наклонился, оценивая расстояние, которое необходимо было преодолеть.
Прижав грудь к острию лезвия и надавив, он почувствовал укол.
Удовлетворившись углом наклона, он повернул кинжал и вонзил острие в саму древесину, вырезая гнездо для рукояти. Строгая дерево, он думал, какое это неуважение, тратить последние вздохи Аны на подобные усилия… он должен был уделять внимание ей и ей одной.