Но необходимо сделать приготовления.
Если он потеряет ее до того, как обо всем позаботится, то может промахнуться, а он должен убедиться в отсутствии шансов на выживание.
— Что ты… делаешь?
Голова Рофа взметнулась. Сначала он не понял, что видит перед собой.
Ана повернула бледное лицо в его сторону, и сейчас смотрела из-под потяжелевших век.
Конец кинжала выскользнул из созданного им гнезда, падая на запястье, на которое он опирался. Он не обратил внимания на порез.
— Ана..?
Ее язык слизнул кровь на губах.
— Наш сын…
Воистину, он неверно расслышал ее слова. Слезы набежали на глаза, сердце забилось, и Роф задумался, не сон ли это… может, он сам ушел на тот свет, воткнув кинжал в сердце, что так разрывалось от любви к ней.
Но нет… Ана протягивала руку к его лицу. Удивленно прикоснулась к нему… будто тоже не могла принять того факта, что вернулась к реальности.
— Ана! — Он прижался к ее губам, а потом смахнул свои же слезы с ее холодных щек.
Он внезапно вспомнил совет целителя, и проворно приложил запястье к ее губам.
— Пей, моя любовь… не говори со мной. Пей. В первую очередь тебе нужна кровь!
На мгновение его Ана напряглась… а потом сделала один глоток. Еще. И третий.
Когда она со стоном закрыла глаза, то это было не от дискомфорта или страха. Нет, это жизненное облегчение, будто она утоляла голод, причинявший боль, и сейчас агония отступала.
— Пей… — сказал он, когда взгляд помутился. — Любовь моя… возьми мою частичку и возвращайся ко мне…
Поглаживая ее по волосам, Роф бросил взгляд на кинжал. И молился, чтобы чудо не покинуло их. Чтобы Ана осталась жива и вскоре оправилась…
— Мой господин?
Услышав низкий голос, Роф резко повернул голову, не убирая вены от губ Аны. Брат Черного Кинжала Торчер бесшумно вошел в комнату.
— Она очнулась, — сказал он хрипло. — Хвала Деве-Летописеце… она очнулась.
— Да, — сказал Брат. — И я должен поговорить с Вами.
— Это может подождать. — Он сосредоточился на своей любимой. — Оставь нас…
Брат подошел к нему и приставил губы к уху Рофа, чтобы ни слова не ускользнуло:
— Она выглядит так же, как и ваш отец.
Роф моргнул. Поднял взгляд.
— Прошу прощения?
У Брата были самые невероятные голубые глаза, сравнимые с драгоценными камнями цвета морской волны, которые специально покупались к весеннему платью Аны. Он снова наклонился, и повторил шепотом:
— Твой отец явился перед нами в вечер своей смерти.
Когда Брат выпрямился, его глаза были уверенными. Как и его выражение. Все его тело.
От вспышки гнева Роф сжал кулак. Последнее, что могло потревожить священную надежду, охватившую его — напоминание о той потере… тогда он на вороном жеребце несся в замок, через леса, рискуя собственной жизнью, чтобы успеть вовремя.
Воистину, как бы он ни хотел, чтобы эта глава его жизни не тревожила разум, воспоминания вернулись к нему со всей четкостью: в дневные часы он страдал от ранения, он рухнул без сознания в своих комнатах. Рана не давала ему дематериализоваться, но ему хватило сил покинуть замок. Тогда с ним связалась одна из Семей Основателей.
Когда он уходил с приходом ночи, то не собирался возвращаться до рассвета.
Через час за ним пришло Братство.
К тому времени, как он вернулся в замок, было слишком поздно. Его отец умер.
И что до внешнего вида, то причины некоторых смертей были очевидны: убитые, изуродованные, умершие от старости… но его отец выглядел заснувшим, его тело было вымыто и облачено в церемониальные одежды, волосы собраны, руки в перчатках, ноги — в обуви, будто он собирался войти в могилу.
— Что ты такое говоришь? — Роф покачал головой. — Я не могу…
Очередной шепот на ухо:
— Посмотрите на ее ногти.
Когда глаза Аны открылись и округлились при виде Брата, Роф наклонился к ней и поцеловал в лоб. — Не волнуйся, любовь моя.
Она мгновенно успокоилась от его прикосновения и голоса, глаза закрылись, но она продолжила пить.
— Вот так, — пробормотал он. — Бери все, что я даю тебе
Когда он убедился, что она снова успокоилась, он посмотрел на ее руки и нахмурился. Ногти… посинели.
Руки его отца были в перчатках.
— Возвращайся, — сказал он Брату. — Я отправлю за тобой.
Торчер кивнул и подошел к двери. И прежде чем уйти четко сказал: — Не позволяйте ей есть ничего, что не было проверено.
Яд? Это был… яд?
Когда дверь в их спальню снова закрылась, Роф ощутил, как его накрыло странное спокойствие: к нему пришла сила и цель, пока Ана продолжала пить из его вены, мелкие глотки стали больше. И чем больше она брала, тем быстрее исчезал мертвенный цвет на ее ногтях.
После смерти отца он остался совсем один… пока к нему не привели Ану, она стала не только поводом для его дыхания и сердцебиения, но и смыслом его правления на троне.
Сама мысль, что его отца убили? И что пытались убить его любимую?
Вспомнив выражение на лице Торчера… он знал, что при дворе у него были враги. Враги, способные на убийство.
В груди закипел гнев, меняя его изнутри… так закаляется сталь и железо.
— Не волнуйся, любовь моя, — сказал он, сжимая ее ладонь в своей. — Я обо всем позабочусь.
И кровь прольется рекой подобно тем слезам, что ты проливала от боли.
Он был Королем, это верно. Но, в первую очередь, он был хеллреном потрясающей женщины… и он отомстит за нее.
Глава 35
— Из всего, что они говорили, именно это оказалось правильным…
Лежа на гладком полу своей ванной, Трэз прикрыл глаза предплечьем. Он остро осознавал, как опускается член. Весь его бессмысленный секс в течение жизни отбивал всякое желание.
Но еще яснее он осознавал, кто был рядом с ним, лежал на меховом ковре.
Черт, он должен снова накрыть бедра полотенцем…
— Кто «они»?
Схватив махровую ткань, он не смог поднять на Селену глаз.
— Мой народ.
— И по какому поводу они «правы»?
— Почему ты все еще здесь?
Осознав, как это прозвучало, Трэз сел… и заметил, как Селена отшатнулась.
— Прости… я имел в виду, как ты меня вообще терпишь?
Гори все синим пламенем, она была такой аппетитной, сидя там: мантия прикрывала лишь ее плечи, соски все еще напряженные, ноги лежали так, что если он чуть сдвинется, то сможет увидеть ее…
Селена натянула мантию на себя… и, как бы ни было больно, это был подобающий поступок. Он разрушил то, что происходило между ними.
Но по стоящим причинам.
— Мне жаль, — сказал Трэз, думая, что эти слова стоит набить на лбу, чтобы видеть каждое утро и ночь, смотрясь в зеркало.
Он не должен был позволять этому зайти так далеко. Никогда.
— За то, что остановился?
— Нет, об этом я не жалею. — Она отшатнулась, и Трэзу захотелось пнуть себя по яйцам. — Я имею в виду… черт. Не знаю. Сейчас я вообще ничего не знаю.
Повисла большая пауза. А потом Селена спокойно сказала:
— Ты должен знать, что можешь поделиться со мной чем угодно.
— Аккуратней… ящик Пандоры так легко не закроешь.
— Ничего. — Она смотрела на него невероятно ясным взглядом. — Я ничего не боюсь… ни тебя самого, ни того, что тебя касается. Но я уверена, что ты обязан объясниться передо мной. Если ты не собирался продолжать… и чтобы я не винила себя в этом.
Ну, вау. Это раньше он считал ее сексуальной? Сейчас он причислил ее к богиням: внешняя красота — одно дело, но жесткий внутренний стержень привлекал еще сильнее.
И она была права.
— Все нормально, — сказал Трэз, чувствуя себя полным отщепенцем. — Последние десять лет я трахал человеческих женщин… и ни одна из них не имела значения до этой ночи с тобой. И, кажется, я обрекаю родителей на мучительную смерть. Не считая этого, я в норме.
Она подняла брови. Не отшатнулась в ужасе, не сбежала. Но сделала несколько глубоких вдохов.
— Начнем, наверное, со второй части. О чем, во имя Девы, ты говоришь?
— Полный бардак… в моей жизни полный бардак.
Она ждала, очевидно, что он продолжит.
— Ты так ничего и не сказал.
Он смотрел ей в глаза с уважением.
— Боже… ты на самом деле существуешь в реальной жизни?
