— Почему не выпить? Я сейчас сбегаю.
— Зачем? Юлю пошлю.
Юля сидела в столовой за швейной машиной.
— Сходи за пивом, детка!
— Не пойду.
— Ну, сходи.
— Ругается, как не знаю кто. Нужны мне твои бумаги!
— Ну, прости. Я просто расстроен.
— Простите его, Юленька… Он человек добрый!
Юленька перекусила нитку и поднялась.
— Пьяницы, право. Каждый день пьете. И не надоест?
— А что делать? Сыграем в шахматы, выпьем, обратно сыграем. Ан и вечер долой. Правда, Лев?
— Совершенно верно.
Через полчаса Юля принесла пиво и колбасу.
— Вы что, опять не в духе? — спросил Лев, когда дошли до пятой бутылки.
— Дела… Паршивые дела у меня, Лев Никитыч.
Богданов пил пиво стакан за стаканом. Глаза его соловели.
— И что вам грустить? — как бы между прочим сказал Лев. — Мама приехала, багаж у Анатолия…
Богданов откинулся на спинку стула, вытер ладонью лоб.
— Что вы сказали?
— Мамочка, говорю, приехала, чего же вам беспокоиться?
— Откуда вы знаете?
Лев вынул из кармана смятые, испачканные сажей листки и передал Богданову.
— Нельзя быть таким неаккуратным, Николай Николаевич! Вдруг бы нашел не я, а другой и переслал все это куда следует? Но главное, конечно, не ведомость, главное — типография. За это влепят — ух как!
— Я вас завтра же арестую!
— Фу, глупости какие! Если бы я был ваш враг — все это давно было бы у Сторожева, в губкоме. Неужели вы не верите мне? Ей-богу, это обидно. Да ну вас к черту!
Лев встал.
Богданов удержал его.
— Подождите!
Он выпил еще пива и несколько минут молчал.
— Что вы от меня хотите? — Это было сказано в лоб.
— Я? — удивился Лев. — Ничего я от вас не хочу, с чего вы взяли? Если бы вы мне верили, я бы вам помог. Вот и все. Например, мог бы найти помещение для типографии…
— Я не понимаю, о какой типографии вы говорите, и в помощи вашей не нуждаюсь. Вы — подозрительный человек, вот что я скажу вам. За коим чертом мы набиваетесь на дружбу со мной? Зачем она вам? Уж не шпион ли вы?
— Так что же вы медлите? Передайте меня куда следует.
— И передам.
— И отлично! Сегодня арестуют меня, а через час Николая Николаевича Богданова. Посидим вместе в камере, потолкуем о всякой всячине.
— Как вы смеете! — налившись бешенством, зарычал Богданов. — Кто вы такой?
— Кто я? А разве вам не все равно, кто я? Я же не спрашиваю вас, кто вы? Я хочу вам помогать, не интересуясь биографией вашей бабушки и ее внука.
Помолчали.
— Слушайте, Лев! А в самом деле, кто вы такой? Вот что, — Богданов говорил очень серьезно, — имейте в виду, что церемониться с вами я не буду.
— Знаете, есть такая сказка, — Лев рассмеялся, — как один дядя медведя поймал. Он медведя держит, а медведь его…
— Выметайтесь из этой квартиры завтра же.
— Прелестно. Значит, союз не состоялся?
— Вы мне не союзник!
— Вот и глупости! Вы вспомните, это кто-то из ваших сказал: ради победы вступай в союз хоть с чертом. Но я вам друг — и только. Какой же я черт? Я сапожник. В некотором роде рабочий элемент!
— Зачем вам понадобилась эта провокация? — неожиданно сказал Богданов. — Вы прекрасно знаете, что эта записка не моя. Никакой типографии нет.
— Вы комик, ей-богу, комик. Вот записка. Почерк у Анатолия особенный, бухгалтерский. И эксперта не надо звать.
— Шантажом хотите заняться?
— А-а! — раздраженно сказал Лев. — Младенцем невинным притворяетесь, а сами типографию заводите, деньги из банка крадете. Такую чертовщину развели…
Богданов поднял глаза на Льва. Перед ним сидел уже не тот добродушный Лев, каким он его знал. Перед ним был наглый, решительный и беспощадный человек.
Он все знает, он может его погубить.
— Слушайте, Николай Николаевич. — Тон Льва снова стал свойским. — Поймите меня. Можете вы допустить, что я искренне сочувствую вам? Можете вы допустить, что я горю бескорыстным желанием помочь вам? Смейтесь, смейтесь! Я понимаю ваши мысли! Как это, дескать, он может помочь? А вот и могу. Вот хотя бы с типографией. Могу достать помещение, и деньги у меня есть, могу выручить вас ими. Я ваш, ну, спутник, что ли. Я совершенно бескорыстен, честное слово. Я душу вам открыл, да, да, именно душу. Вы человек или железо? Можете вы почувствовать искренность?
— Дальше?
— Мне нравится, вот честное слово, нравится, как бы это сказать… ну… ваша партия, что ли.
— Вам? Партия?
Богданов рассмеялся в лицо Льву. Очень оскорбительно прозвучал этот смех.
— А и напрасно вы так, — не смутился Лев. — Да, я сапожник. Более или менее начитанный. И беспартийный. Вы что, не встречали начитанных сапожников или портных?
— Бывали случаи, конечно…
— Так вот я такой… начитанный. И у сапожников, не можете же вы отрицать это, могут быть свои убеждения… И у беспартийных, это тоже азбука, могут быть свои политические симпатии и антипатии. Часто эти чувства возникают просто из-за личных отношений… Вы спросите, к чему я стремлюсь? Отвечу откровенно. Я хотел бы быть хозяином небольшой обувной фабрики, где бы работало пятнадцать — двадцать человек… Вот моя идея… Куцая, не спорю… Но не всем же жить возвышенными идеями, не так ли? И я думаю: а вдруг ваша партия поможет мне стать хозяином такой фабрики… Глупо? Может быть! Но ведь чем только человек не тешит себя… Вот и я тешу…
Богданову казалось порой, что Лев издевается над ним.
— Это вы всерьез?
— А почему бы нет? — В холодных, немигающих глазах Льва таилось нечто непонятное.
— Вы политический невежда, — отмахнулся от него Богданов. — Мы марксисты, слышите? Мы против частной собственности, ясно это вам?
— Всяко бывало с марксистами, — усмехнулся Лев.
— Ну, уж во всяком случае, на возврат капитализма с нашей помощью вам рассчитывать нечего. Дорога к капитализму в России закрыта навсегда.
— Царизм был убежден, что социализму никогда по бывать в России, — отпарировал Лев. — Ох, уж эти мне пророки!
— Ну, насчет взглядов царизма — дело совершенно другое.
— Ладно. Не будем спорить. Значит, не быть мне хозяином небольшой сапожной фабрики? — Ехидная усмешка струилась по бескровным губам Льва.
Богданов покачал головой.
— Мозги у вас хорошо варят.
— И не дураку, между прочим, достались. Это очень важно. — Лев вылил из бутылки остатки пива, выпил его и убрал бутылки под кровать.
— Самовар поставить?
— Поставь. Слушай, Лев, принеси мне папиросы. Они в шинели.
— Мы, что же, на «ты» переходим?
— Если не возражаешь?
— Дай руку! — закричал Лев. — Значит, поверил? Выпьем на брудершафт?
— Завтра выпьем.
Лев выбежал в кухню и долго возился с самоваром.
Богданов прошелся несколько раз по комнате. Он сообразил, что в два счета может разделаться со Львом. Не таких видели…
Лев вернулся.
— Ну, теперь поговорим о деле. Слушай, Николай Николаевич, для типографии место найдем у меня в мастерской. Там есть подвал, раньше в нем была пекарня. Подвал, конечно, глупость, подвал откроют моментально. Но в подвале сохранилась печка. В ней пять человек поместятся. А из печки есть два выхода: один — через подвал, другой — через колодец. Здорово? Погоди. Я еще лучше придумал. Подвал можно быстро затопить. Подвести туда трубы, повернуть кран, и в пять минут подвал полон.
— Слушай, может быть, у тебя организация есть? — в упор спросил Богданов Льва.
— Еще чего выдумаешь?
— Это не те мальцы, что к тебе ходят?
— Милый Богданов! Неужели я так глуп, чтобы иметь дело с грудными младенцами? Я твой друг — и только. Никаких авансов не прошу. Предан бескорыстно, ей-богу, бескорыстно. А потом, слушай — какие удобства? Мастерская вне подозрений. Захочешь с кем-нибудь встретиться — пожалуйста. Мало ли у меня народа бывает: клиент и клиент.
— Каков прохвост! — пробормотал Богданов.
Лев ушел за самоваром. Чай пили долго. И разговаривали… Богданов уже не пытался ехидничать и оскорблять Льва. Потом к ним присоединилась Юля. Богданов и она чуть не падали под стол, слушая анекдоты Льва…
3
Снег выпал поздно, в начале декабря. Как только установился санный путь, Богданов уехал в уезд якобы ловить какого-то вора. Перед отъездом он познакомил Льва с Фроловым.
Через три дня после отъезда Богданова Фролов сообщил Льву, что в ближайшие дни в Верхнереченск должен приехать наборщик для типографии, но сказал, что ему будет нужен подручный.
«Помощника ему найдем, я Митю в это дело запрягу», — решил Лев. Он пообещал к приезду Богданова «поставить производство на ноги».
— Такую типографию оборудуем — без дотации работать сможем, — пошутил он. — Буду казенные заказы принимать. Или нельзя?
