Старичок поворочался с боку на бок и тоже заснул.
6
Петрович оказался редкостным человеком: он действительно умел делать все решительно.
На второй день после своего приезда Петрович осмотрел подвал, полуразрушенную печь и заявил Льву, что «и господь бог лучшего бы не придумал».
В самом деле, место, выбранное для подпольной типографии, было более чем удобно. Раньше в подвале помещалась хлебопекарня. Ход в нее был сделан прямо из мастерской; до Льва тут была хлебная лавка.
Треть подвала занимала русская печь. Под ее был приподнят над полом подвала на пол-аршина. Через колоссальное устье печи мог бы пройти бык. Одной стороной устье вплотную примыкало к кирпичной стене высохшего колодца.
Старик, по совету Льва, разрушил устье. Обваленные кирпичи прикрыли отверстие. При первом взгляде на печь казалось, что она разрушена до основания. Вход в нее старик сделал из углубления, служившего раньше для хранения дров. Лаз закрывался деревянным щитом, так искусно разрисованным, что он сливался с серыми прокопченными стенами подвала.
Второй ход представлял собой дыру в стене колодца Она была пробита Львом. Старик эту дыру расширил, укрепил, в колодец спустил лестницу. На ночь лестнице убиралась. Солидной толщины стены подвала и печи глушили всякий звук.
Затем Петрович принялся за водопроводные работы. Он взял несколько отводов из центральной магистрали и провел их в подвал.
Две трубы шли непосредственно в печь. Управлять этой системой было просто: в мастерской, через которую шла центральная труба, был поставлен кран. Один поворот рукой — и вода направлялась по отводам в подвал.
Петрович долго делал какие-то вычисления и наконец объявил Льву, что подвал и печь могут быть затоплены в течение пяти минут.
Последние приготовления, в том числе установка электрической сигнализации, которая шла из мастерской, были закончены в первых числах мая двадцать седьмого года.
В течение двух дней Лев и Петрович по частям перетащили в подвал шрифт, валики и прочие типографские принадлежности.
7
Богданов к этому времени так привык каяться, что считал плевым делом обмануть лишний раз контрольную комиссию. Он произносил пламенные речи, расписывая свою верность партии, и в тот же вечер шел на конспиративную квартиру.
Лев догадывался о том, что Богданов готовится к какому-то новому, большому выступлению, и зорко приглядывался к нему.
8
Как-то вечером, возвращаясь от Камневых, Лев лицом к лицу столкнулся с бывшим председателем Пахотноугловского ревкома.
Алексей Силыч, одетый в военную форму с темно-красными петлицами на углах воротника, совсем не изменился, и Лев узнал его мгновенно. Они столкнулись, когда Лев, задумавшись о чем-то, шел по центральной улице.
Лев побледнел, и у него мгновенно вспотела спина.
Алексей Силыч поглядел на него, но не узнал.
Лев, обессиленный, постоял несколько минут, затем сообразил что-то и кинулся вслед за Алексеем Силычем.
Он шел за ним минут пять. Алексей Силыч вошел в сквер, пересек его и скрылся в воротах монастыря — там помещалось губернское политическое управление.
Панический страх овладел Львом. Вспомнив, что сегодня тринадцатое число, он бросился бежать в мастерскую. По дороге он встретил идущего с вокзала сельского попика, грязного, в пыльных сапогах. Лев совсем потерял рассудок. Он ворвался в мастерскую, стал сбрасывать с верстака галоши, потом побежал во двор, повертелся около колодца и снова вбежал в мастерскую.
Силы оставили его. Он сел в изнеможении и никак не мог отдышаться. Потом успокоился, вытер пот, жадно выпил стакан воды и рассмеялся.
«Боже, до чего я глуп! — ругал он себя. — Ведь он не узнал меня. Да если бы и узнал? Ой, дурак! Ой, дубина! Вот так дубина!»
Он прибрал в мастерской, взял книжку, но не прочел и пяти страниц, как в дверь постучали.
Это был Зеленецкий. Он сказал Льву, что в театр явилась бригада губкома комсомола. Только благодаря стараниям бухгалтера, человека, связанного с Фроловым, удалось обмануть бригаду и скрыть деньги, полученные от Льва.
Вечером Лев свалился от головной боли в постель.
Он лежал трое суток. Голова на этот раз болела дольше обычного.
Как-то зашел Богородица — странный, побледневший. Тягуче рассказывал о том, что делалось в городе.
— Говорят, начнут работать депо и «Светлогруд».
— Посмотрим, — сказал Лев.
— Встретил Женю. Печальная. Ревет. Почему, говорит, Лев не пускает меня к себе?
— Потому что болен! Я никого к себе не пускаю.
— Кроме Юленьки! — Богородица подмигнул, оставаясь совершенно серьезным.
— Дал бы я тебе по роже, да не могу. Что Опанас делает?
— Дома сидит. Читает.
— Вот я им займусь, как встану. Руки не доходят до всего.
— Слушай, Лев. А как же насчет Сторожева?
— Что? — раздраженно вырвалось у Льва.
— Я его могу кирпичом… — шепнул Богородица.
— Кирпичом только ранишь!..
— А-а!.. — Богородица отмахнулся. — Не кирпичом, так ножом.
— Успокойся. Ну? Вот встану, все наладим. Скоро, Миша, скоро.
— Хорошо, я подожду. Я еще немного подожду…
Богородица вышел.
Лев снова прилег. Стиснув зубы, чтобы не закричать от головной боли, он думал, и думы были нерадостны.
…Вот уже год он в Верхнереченске. И что сделано? Ограбил кассира, спустил под откос два состава с цементом и лесом для теплоцентрали, украл из губплана при помощи Николая Ивановича несколько планов и проектов…
…Апостол брюзжит, подгоняет, торопит. Если ему верить, выходит так, что иностранные державы не начинают войны с Советским Союзом из-за медлительности Льва. Из-за него, из-за разведчика «губернского масштаба»? Ересь! А все-таки какая трудная, черт возьми, работа!.. Если бы не эта ненависть, не бешеная злоба, не алчное, сжигающее все остальные чувства желание быть наверху и перевернуть все вверх дном — разве можно выдержать такое напряжение нервов?
…Изгнать, уничтожить, испепелить большевиков. Может быть, черт возьми, посадить наверху императора! Или найти такого вожака, который бы зажал в свой кулак всю политику, чтобы он расправился со всей этой демократией, пролетариатом, свободой…
…Свобода! Дурацкая европейская выдумка! — Лев злобно скривил губы. — Апостол прав, надо работать. Надо использовать все, что нам на пользу! Пускай троцкисты пихают им палки в колеса — похвальное занятие! Подход нужен, батенька, вот и все. Богданов ведь тоже упирался. Апостол требует увеличивать, укреплять сеть. Слушаюсь. Будем расширять сеть! Будем ловить в петлю богдановых, покупать человеческие души, красть, убивать, поджигать, портить машины. Будем…
…Это легко сказать — будем. Все это планы, мечты. А пока? Что есть в наличии? Где мощные демонстрации, где взрывы возмущения, где брожение в стране?
Лев горько усмехнулся, вспомнив пылкую речь в этой комнате перед ребятами. Наворотил он им всякой всячины! А сколько было сказано Зеленецкому! Сколько слов потрачено на Виктора. К чему? Он обещал всем так много, что забыл уже, когда и что он обещал… А что толку? В театре новый директор, крутой и умный человек: Джонни не поладил с ним и ушел работать на железную дорогу, депо готовится к пуску. К тому же Джонни только что получил из военкомата приказ явиться на медицинский осмотр. Явился, и его взяли в армию. Джонни долго не верил, ему все казалось, что его не возьмут и он останется в Верхнереченске и снова придется тянуть эту волынку.
Заместителем директора вместо Джонни назначили Андрея. Он согласился взять эту должность временно: задумал уехать с отцом на Украину. Сергей Петрович собирался уехать еще зимой, но заболел и отложил поездку до лета.
Как и Джонни, Андрей старался не встречаться с Львом. И тот и другой его ненавидели.
Виктор и Лена твердо решили осенью покинуть Верхнереченск и сидели над книгами — готовились к экзаменам в университет.
Баранов только что передал Льву нерадостные вести: в Двориках Ольга Сторожева застала Селиверста с ломом около трактора.
Кулаки трусят и предпочитают действовать в одиночку. В селе на Баранова начали посматривать косо.
9
Распад совершался на глазах Льва. Кто-то невидимый наступал, окружал, давил, хватал за глотку.
Была в этом какая-то последовательность, неотвратимость, неизбежность. Много он затевал — и почти все, почти все проваливалось! Два спущенных состава… Боже мой! Каждый день в Верхнереченск приходят десятки составов! Украденные планы? Их восстановили. Камнева опутал? Но Камнева вышибут из губплана. Привез с собой сачок для ловли бабочек… А кого поймал? Мелочь, дрянь.
Вот он, Лев, и сотни других, подчиненных Апостолу людей, вредят, пакостят, устраивают диверсии, крадут секретные материалы… А страна стоит, подобно скале среди бушующего моря, и удары волн, и злобное их шипение — что ей?
