окружавшие его люди и отвели к властям: так как он не пожелал внять увещаниям духовенства и доброхотов из числа верующих, которые убеждали его отречься от заблуждений, то специальным указом царя он был приговорен к сожжению заживо как еретик-иконоборец и осквернитель священных обрядов[1094]. Тот, однако, принял смерть с необыкновенной твердостью, до последнего момента продолжая проповедовать свое учение. Этот случай побудил царя призвать церковных прелатов своей империи созвать Всероссийский собор ради искоренения злоупотреблений, проникших в церковный обиход. Собор состоялся в Москве, и епископы обязались придерживаться следующих правил: «1) Не прибегать к мерам церковного наказания, в особенности к отлучению, кроме случаев самой очевидной ереси и публичного нарушения Божьих заповедей. 2) Заставить монахов жить братством и не покидать своих монастырей, не селиться в домах мирян без особого разрешения архиерея, имеющего в виду спасение их душ. 3) Не позволять строить новые церкви без необходимости. 4) Не рукополагать священников для их обогащения, а только ради блага и пользы их паствы. 5) Лично посещать свои епархии по меньшей мере раз в три года, притом не из корысти или тщеславия, а из апостольского рвения о просвещении иереев и избавлении народа от всевозможных заблуждений, чтобы люди почитали священные изображения в соответствии с духом Святой Вселенской Православной Церкви, и поклонялись бы только подлинным мощам. 6) Не вмешиваться в дела и споры гражданской политики»[1095].
Помимо этих установлений, относившихся к области церковной жизни, царь Петр пожелал реформировать и гражданскую жизнь своих подданных, искоренив суеверную традицию оплакивания мертвых. Московиты придерживались обычая проявлять во время погребения своих родственников чрезмерную скорбь, провожая их в последний путь громкими рыданиями и горестными воплями. Петр воспользовался возможностью, которая представилась ему 14 января 1716 года: в этот день в возрасте пятидесяти одного года умерла царица — вдова царя Федора[1096]. Мудрый государь повелел перенести ее тело в церковь крепости с большой пышностью в сопровождении всего клира, но строго запретил неуемные рыдания и повелел, чтобы впредь на похоронах придерживались таких же правил поведения.
Пусть и не до конца еще оправившись от недомогания, заставившего его несколько дней не выходить из дома, царь не мог заставить себя дожидаться конца весны в Петербурге. Шестого февраля он вместе с царицей покинул город[1097] и за шесть дней добрался до Риги[1098], где произвел смотр строительства фортификационных сооружений, а оттуда переехал в Данциг и оставался там до конца апреля[1099] Однако он не терял времени даром. Устроив брак своей племянницы, царевны Екатерины, старшей дочери царя Ивана[1100], с Карлом Леопольдом, герцогом Мекленбургским[1101], царь решил захватить для своего зятя Висмар, важный торговый город, который Густав Адольф[1102] некогда отнял у Мекленбурга, а теперь его со всех сторон блокировали войска Дании и Ганновера. Царь добавил к этим войскам двенадцать тысяч своих солдат, чтобы внести свой вклад в отвоевание этого города. Пока царь отдавал приказы, необходимые для организации этого похода, он получил радостное известие о взятии Каяанибурга [Caianeburg][1103], последнего города, который шведы удерживали в Финляндии.
Упомянутый брак был заключен в Данциге в царской часовне[1104]: венчал супругов российский архимандрит[1105]. На церемонии присутствовали король Август, прибывший в Данциг ради беседы с Петром, вернувшим ему престол, о польских делах. В праздничных торжествах принял участие весь город: на площади были устроены винные фонтаны, а народ кормили, по обычаю московитов, жареным быком. Во время этих праздников пришло известие о том, что в порт Кёнигсберга вошли сорок пять российских галер[1106], и царь спешно отплыл из Данцига, чтобы провести их смотр и вместе с ними вернуться обратно[1107]. В Кёнигсберге он встретил посла персидского шаха, которому предоставил аудиенцию 4 мая[1108], а на следующий день он взошел на императорскую галеру[1109] и девятого числа того же месяца с эскадрой прибыл в Данциг[1110]. За короткое время его отсутствия его послы предъявили властям города целый ряд требований, которые показались им чрезмерными, и те собирались воспротивиться им, применив силу. Однако благодаря посредничеству польского короля удалось добиться, чтобы власти Данцига выдали московитам, неизвестно под каким предлогом, сто тысяч рейхсталеров[1111]. Они также обязались разорвать все отношения со Швецией на время войны и предоставить в распоряжение польского короля четыре хорошо вооруженных корабля. Царя при его возвращении приветствовали залпом из ста пятидесяти орудий: власти Данцига хотели таким образом почтить новый флот московитов и, может быть, заодно показать ему, что в городе много артиллерии. На следующий день, оставив галеры, царь отправился в Штеттин ради переговоров с прусским королем о положении дел на Севере[1112]. Из Штеттина он отправился в Штральзунд, а оттуда в Мекленбург[1113], где его союзники захватили город Висмар[1114]. Как бы царь ни пытался добиться того, чтобы этот город перешел к герцогу — его племяннику, Ганновер ни за что не хотел его ему уступить. Царь почувствовал себя оскорбленным, и это стало причиной разногласий между ним и Ганноверским двором, в которые впоследствии оказался вовлечен и Лондонский двор: продолжались они до самой смерти нашего героя. Между тем, получив известие о том, что датский король находится в Гамбурге, царь в конце мая направился туда для переговоров[1115]. Государи решили, что произведут высадку в Скании [Scania], чтобы заставить короля Карла оставить Норвегию[1116]. Было также уговорено, чтобы датский и русский флот подошли к Копенгагену. Из Гамбурга царь переехал в Пирмонт[1117] на минеральные воды: благополучно отдохнув, он в конце июня вернулся в Шверин [Schuerin][1118], что в Мекленбургском герцогстве, а четвертого июля вместе с царицей направился в Росток [Rostoc], куда, предварительно высадив часть войск на остров Рюген, прибыли сорок пять галер[1119]. На галере генерал-адмирала находилось пятьсот человек, на других — триста, на более мелких судах — сто пятьдесят. На самых крупных насчитывалось шестьдесят весел. Царь пожелал взять на себя командование галерами, а фельдмаршалу[1120] Шереметеву поручил командовать войсками. Петр прибыл в Копенгаген семнадцатого числа того же месяца и был встречен салютом из всех городских орудий, а также корабельных пушек[1121]. Король Дании вместе со знатнейшими из своих придворных на большой фелуке встретил его у форта Прёвестенен [Provestein][1122]. Королевский двор и власти города сделали все возможное
