монархов вновь установился, хотя бы по внешности, мир, и царь, страстно желавший посетить благородное Французское королевство, отбыл из Гааги, оставив, однако, там царицу во избежание утомительных церемоний, которые ожидали бы русскую императрицу[1146] при этом дворе, бывшем образцом утонченности. Когда царь прибыл в Антверпен[1147], его приветствовали от имени императора принц Гольштейнский [d’ Olstein][1148] и принц де ла Тур [della Torre][1149], посланные сопровождать его во время всего его путешествия по Нидерландам. 14 апреля[1150] он достиг Брюсселя, а оттуда направился в Дюнкерк [Duncheche][1151] ради его знаменитого Рисбана [Risbanco][1152], ибо он намеревался по его образцу устроить такой же в Петербурге. Седьмого мая[1153] царь прибыл в Париж, где светлейший герцог Орлеанский[1154], регент королевства, организовал ему торжественную встречу. Герцог сразу же по приезде царя нанес ему визит[1155], и они беседовали около часа. Царь воспользовался случаем воздать хвалу мудрости регента, а последний имел все основания восхититься непревзойденными талантами монарха России. Парижские придворные утверждали, что встреча двух этих государей была очень похожа на встречу Ганнибала со Сципионом, оставшихся полными восхищения друг другом. Два дня спустя сам король Франции[1156] в сопровождении маршала Вильруа [Villeroi][1157] и своих приближенных нанесли визит российскому императору, который встретил юного монарха у самой кареты, проводил его в свои апартаменты и после получасовой беседы сопроводил его обратно. На следующий день царь нанес ответный визит[1158], и Христианнейший король[1159] также встретил его у кареты, а потом проводил его до нее обратно. Так царь Петр, доверив свою священную особу государству, отношения с которым были совсем не безоблачными, был принят со всеми почестями, каких только мог ожидать. В тот же день явились его поприветствовать купеческий пробст и городские старейшины, принеся ему подобающие случаю дары.
После церемониальных формальностей царь пожелал удовлетворить свое любопытство, тщательно осмотрев дворцы, площади, церкви, мосты, сады, водные шутихи, водопады, кабинеты редкостей, медали, раковины, книги, старые эстампы и другие достопримечательности как в самом Париже, так и за его пределами: в Сен-Клу, Фонтенбло, Сен-Жермене и Версале[1160]. Когда царь посетил дом г-на Лоне [Launai][1161], занимавшегося чеканкой медалей, хозяин дома приказал отчеканить в присутствии царя золотую медаль и преподнес ее ему. Царь с удовлетворением посмотрел на собственное погрудное изображение, отчеканенное на лицевой стороне медали с надписью: Petrus Alexiovitz Czar, Mag. Russ. Imperator[1162][1163], а на оборотной стороне парящую в воздухе фигуру Славы с двумя трубами, вокруг которых была надпись: Vires acquirit eundo[1164] — слова, отсылающие к путешествиям царя, а на экзерге — Lutet. Paris. 1717[1165][1166]. 13 июня к нему с визитом прибыл монсиньор нунций[1167], приветствовавший его на итальянском языке: на поздравления ответил вице-канцлер Шереметев[1168]. На следующий день царь посетил королевскую типографию, а потом Коллеж четырех наций, основанный кардиналом Мазарини [Mazzarino][1169]. Он побывал также в библиотеке и там познакомился и завязал дружбу с г-ном Вариньоном[1170], знаменитейшим французским геометром. Так как царь создал два училища — один в Москве, другой в Петербурге — то он решил воспользоваться случаем, чтобы разузнать как можно подробнее об устройстве коллежей во Франции, ибо он хотел построить еще несколько их в России. В доме г-на Пижона[1171] царь увидел знаменитую сферу, движущуюся по системе Коперника, и она так ему понравилась, что он немедленно отсыпал за нее две тысячи скудо. После этого он отправился в Сорбонну, где был принят ее докторами со всеми почестями[1172]. 18‐го числа он отправился инкогнито проститься с королем, которому подарил великолепный план Петербурга, который был повешен в зале королевского совета[1173]. На следующий день царь пожелал отправиться на парламентские слушания, чтобы выслушать адвокатов, участвовавших в процессе: по завершении слушаний генеральный адвокат поднялся со своего места и, обратившись ко всей ассамблее, сообщил, что им столь редко выпадает честь видеть на своем заседании монарха, обладающего столь могущественной властью как в Европе, так и в Азии, и что память об этом событии была достойна занесения в парламентские регистры, чтобы сохранить ее для потомства. После обеда король нанес царю визит. После этой церемонии царь посетил Академию наук, и ученейшие ее члены продемонстрировали ему, к величайшему его удовлетворению, различные эксперименты. 20‐го числа, в день Пятидесятницы по старому стилю, отстояв службу в своей часовне, Петр отправился обратно в Голландию, но прежде приказал раздать придворным золотые медали собственной чеканки, изображающие наиболее знаменательные деяния его царствования[1174].
Не могу не рассказать здесь о том, что произошло между царем Петром и богословами Сорбонны. Когда государь посетил с визитом эту знаменитую академию, сорбоннские доктора, поблагодарив его за то, что он почтил их своим присутствием, вознесли хвалу его славным деяниям, однако добавили, что для стяжания им подлинного бессмертия не хватает только одного, а именно объединения Церкви России с Римо-Католической. Петр ответил, что весьма хотел бы знать мнение этих ученых мужей относительно того, как могло бы произойти столь желанное объединение, и потому просит их изложить письменно взгляды на этот вопрос. Те пообещали выполнить эту просьбу и, явившись на следующий день[1175] к царю во дворец, представили ему следующую записку, составленную на латинском языке — так как записка эта многим может быть интересна, я счел, что сделаю читателям любезность, если переведу ее как можно точнее на итальянский и приведу ее здесь целиком, притом, однако, что мы не одобряем многого, что в ней содержится[1176].
СПОСОБ ОБЪЕДИНЕНИЯ ЦЕРКВИ ВЕЛИКОЙ РОССИИ С ЦЕРКОВЬЮ ЛАТИНСКОЙ: ПРЕДЛОЖЕНИЕ СОРБОННСКИХ БОГОСЛОВОВ ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ
Среди прочих мест, которые угодно было посетить в Париже августейшему императору Великой России, он 14 июня сего года почтил своим присутствием и Сорбоннскую академию. Войдя в библиотеку, он заметил несколько книг, написанных на иллирийском языке и касающихся вопросов религии. Тогда он стал очень любезно беседовать с богословами и обсуждать с ними религию рутенов, а также говорить о славе, которую стяжал бы столь великий император, если бы он сумел примирить и объединить Рутенскую и Римскую Церкви. Доктора добавили также, что это было бы не таким уж сложным делом, если к нему подойти с благим намерением и духом любви. На это исполненный человеколюбия император отвечал,
