Дориан. – Я велел привести его сюда ранее. Думал, Роготон привыкнет к арене и станет чуть менее… В любом случае он будет в порядке. Это всё океан.
– Что?
– Целую ночь шёл дождь. Марилени нервничают…
– Я Охотник. Слежу за конюшней. – Дориану ни к чему знать, что я по рассеянности не увидела связи. А затем вспоминаю: нет никакой конюшни. Больше. Возможно, никогда уже не будет. Для меня.
– Я не то хотел… знаю. То есть, разумеется, тебе это известно.
Мы замолкаем.
Подсобчие проверяют и перепроверяют приспособы. Слышим, как снаружи собираются зрители.
На правой надбровной дуге Дориана порез. Исчезает под волосками. Не знаю, что сказать. Глядя на него так близко, вспоминаю наш последний разговор на пляже. Что бы произошло, не подоспей люди Соломона? Я бы вновь встретила Дориана, которого потеряла?
Жаль, не могу поговорить с Крейн. Почему именно Дориан Акаян вновь устраивает в моей голове сумбур?
– Слышал о твоём брате, – говорит он, прерывая тишину между нами. – Мне жаль.
– Почему тебя не было в святилище? – говорю я. – Ты знал, не так ли? Сообразил, что к чему?
Его брови опускаются.
– Сообразил что?
– Что «Ковчег» собирается напасть. Теперь мой брат за решёткой. Его приняли за одного из заговорщиков. Он пришёл со мной, и, не появись я там, поделись ты подозрениями, этого бы не произошло. Ты мог бы…
– Корал, перестань, – говорит Дориан, в этот раз мягче. – Я не знал. – Его глаза светятся. «Странно», – думаю я. Взгляд Дориана – неторопливое гудение. Скрещиваю руки на груди. – Так как собираешься вызволять брата? – спрашивает он.
– Когда выиграю, Эмрик станет братом чемпионки. Тогда они не смогут делать вид, что мы пришли в святилище по иной причине.
Дориан отклоняется.
– Тебе не победить, – произносит он небрежно, как если бы заметил, что земля Солонии такая чёрная, что всасывает каждую крупицу света. Я лишь моргаю. Но он, кажется, не осознаёт, насколько категорично прозвучали для меня его слова. – Всё, что происходит на арене, происходит с дозволения Землевластителя, – добавляет он. Его ремарка пробуждает что-то в памяти, тёмную ночь и туман голосов, но разум слишком сбит с толку. – Можешь бороться с этим, но выиграешь ли битву? А если и да – что тогда?
– Я поднимусь. – Застала его врасплох. – Поднимусь, – продолжаю я, – вопреки всеобщему недовольству. Вопреки всем, кто желает видеть меня растоптанной и просящей милостыню. Куда уж проще. – Дориан делает шаг ко мне. К этому моменту шум в зале возниц становится оглушительным.
– Всю жизнь я жил по правилам отца. Он всегда говорил, что мы представляем человечество среди морей, которые поглотят нас. Однажды одержим победу, и всё это будет нашим. Отец пошёл по стопам предков. Амбициозный, перспективный. Ожесточённо безжалостный. Его уважают повсюду. Боятся повсюду. Даже если я его ненавижу, мне всё равно придётся быть таким, чтобы продолжить наследие рода.
Дыхание между нами сейчас неуместно.
– Отец отнял всё, что было мне дорого. Сломал, запер, разорвал на куски. Утонул в собственном высокомерии. Он бы убил тебя, не вернись я к нему. Но ты… – Дыхание Дориана становится прерывистым. – Я пытался сделать то же, что и ты, и потерпел неудачу. Пытался причинить тебе боль, но потерпел неудачу. Пытался возненавидеть тебя, но потерпел неудачу. Ты поставила под угрозу всё, что построил отец, бросила ему вызов, сделала то, чего он никак не ожидал. Выбила почву у него из-под ног. – Дориан наклоняется ко мне, и я, сама того не желая, делаю глубокий вдох. Изучаю контуры его лица, пока он говорит: – Не ввязывайся в стычку. Тебе не уступят. Не сегодня. Это последнее состязание. Все здесь для того, чтобы победить.
– Как и ты.
– Разве ты не престала бы меня уважать, проиграй я намеренно?
– Разочарование окупилось бы чувством триумфа.
Брошь на моём воротнике звякает о пуговицу на его, когда Дориан прижимается мягкими губами к щеке, воспламеняя меня, словно спичку, которой чиркнули.
– Удачи, Корал Солонии.
Несмотря на бешеный пульс, я не настолько самоуверенна, чтобы думать, что Дориан проиграет гонку ради меня. Он не может и не станет этого делать. Не пошёл бы на такое и прежде.
Чемпион только один, и им должна стать я.
Продолжаю повторять про себя установку. Сперва настойчиво, затем медленно, чтобы проникнуться идеей, пока наконец не приходит время.
Крыша над ареной не позволяет дождю намочить трассу, но марилени чуют сырость в воздухе. Они напряжены. Подсобчих в зале возниц больше обычного.
Последняя гонка проходит внутри арены. На этот раз подготовка ведётся активнее, нервы на пределе, страх бурлит в крови каждого. Арлин в верхней части зала, её зверь, в жилах которого бурлит зелёная кровь, вырывается. Она не знает, как его усмирить.
Что это, если не удача?
Улыбаюсь вопреки опасности, которую несёт с собой ливень. Вопреки тому, что знаю: когда гонка закончится, между мной и Дорианом наверняка не останется ничего общего.
Крейн наконец прикатывает колесницу. Блеск серебряной повозки притягивает взгляды всех в зале.
– Эта штуковина привлекает народ, как кровь рапторов, – говорит Крейн. Судя по голосу, она об этом не сожалеет. Вместе мы стаскиваем повозку с тачки и прицепляем к упряжи Златошторм.
Иуда проходит мимо и, поймав мой взгляд, останавливается.
– Привет, как твоя сестра?
– Проходит лечение в больнице. Я так признательна тебе за помощь.
– Рад быть полезен. Надеюсь, она скоро поправится. – Он потирает затылок. – Возница из тебя что надо. Получше, чем из большинства присутствующих. – Иуда бросает взгляд на Арлин. Затем улыбается. – Желаю тебе всего наилучшего, Корал. Увидимся после.
– Спасибо, Иуда. И я тебе.
Он прощается со мной, разок кивает Крейн и находит свою колесницу. Это мелочно, но я в восторге оттого, что он игнорирует Арлин.
– Что он сделал для Лирии? Кто он? – спрашивает Крейн.
– Тот, кто лезет не в своё дело, – отвечает Дориан из соседней колесницы.
Жар на щеках разгорается с новой силой.
– Какая ирония, – замечает Крейн холодно, но, к счастью, пока решает не обращать на него внимания. Знаю: она делает это только ради меня, чтобы не накалять ситуацию перед самой гонкой. Крейн никогда не простит Дориана, даже если я его прощу.
Волнение в толпе нарастает. Должно быть, трассу уже расчистили от следов последнего торжества.
Голос Землевластителя заполняет зал, привлекая внимание. Отклоняюсь от динамиков прямо над головой. Из-за голоса Минос мариленей вновь охватывает волнение. Успокаиваю Златошторм, осторожно кладя ладонь ей на шею.
– Ты ведь знала, что не останешься в конюшне одна, верно? – Прижимаюсь к ней щекой. Шероховатость колючей челюсти тёплая, умиротворяющая. – Хорошая девочка.
– Пора, Корал, – говорит Крейн. Её голос тише обычного.
Голос Землевластителя же гремит по всей Солонии.
– Сто пятидесятая гонка славы – это событие, которое войдёт в историю. Её величию был брошен вызов, с подобным которому не сталкивались веками. Но наши возницы встретили его с доблестью и честью. Добро пожаловать, наследники эмпирея, на сто пятидесятую
