друг другу за сто лет„…
После того, что Энди вытерпел… Он открыл глаза. Видимо, заступает утро. Рамка картонки на окне посветлела. И день пасмурный, потому что в щель сочится безрадостное олово. Тихо. Так тихо, что парню кажется, он слышит, как по венам течет кровь. Мир молчит. У него нет знания. Время рассеяно в тумане и вот-вот осядет влажными хлопьями. Мир изменился. Он, словно онемел, как плоть вокруг раны. Энди чувствовал это. Джек… нет. Почему? Ответом пришли слезы. Это не пот души. Это сама душа. Энди впервые почувствовал так глубоко, что такое безысходность. Он так много не сказал старику, так много не спросил. Что теперь делать со всем этим? Как он придет в резервацию и не увидит Джека на лавочке? Это он виноват… Парень почувствовал, как оно, это чувство валится на него с горы. Словно тяжелая мокрая глина. Наползает волнами, и он вязнет в них. Почему?! Я просто хотел, чтобы Рой жил. Почему, Джек? Я же платил за это собственной жизнью! Почему-у-у-у?!
— Любовь — редкий дар, мой мальчик.
— Джек?
— Она приходит лишь избранным. Твоя любовь истинная. Нельзя убить дар, если есть хоть мельчайшая возможность спасти ее. Ты — избранный. Праотцы признали это.
— Но ведь ты мог бы еще…
— Я соединился с Джил. Может ли быть для меня большее счастье?
— Джил? Только не говори…
— Да. Мы давно знали, что пойдем в долину вместе. Мое время пришло…
— Как мне жить с этим?
— Ты славно бился. Я горжусь тобой, человек из рода соколов. Я ухожу спокойно. Смерть — это всего лишь возможность быть ближе к праотцам. Это окончание договора…
— Договора?
— В момент, когда ребенок приходит в эту жизнь, праотцы подписывают договор со смертью и отмеряют ему время. Жизнь — это лишь путь к смерти. Она коротка, и очень важно, что ты успеешь. Бог смерти ненасытен. Он безостановочно ведет свою жатву, но он не слеп. Он видит то, что собирает, и он дал тебе величайший шанс. Помни об этом всегда, а моя жизнь — достойная плата за это.
— Что мне теперь со всем этим делать? Я запутался.
— У тебя доброе сердце. Оно знает. „Все пути одинаковы. Они ведут в никуда. Есть ли у этого пути сердце? Если есть, то это хороший путь; если нет, то от него никакого толку. Оба пути ведут в никуда, но у одного есть сердце, у другого – нет. Один путь делает путешествие радостным, сколько ни странствуешь. Другой путь заставляет тебя проклинать свою жизнь. Один путь дает тебе силы, другой — уничтожает тебя“. (2)
Энди еще слышал голос старика, когда четкие щелчки замка, напоминающие марш на плацу, уже грубо гнали его прочь. Резкий свет острыми бритвами полоснул глаза. Парень повернул голову и почувствовал… себя. Груда кусков, обмотанная паутиной вен, через которые продирается загустевшая кровь. Голос Дава, спектрально разложенный на тона, воспринимался неприятно.
— Ну? Тебе есть, что сказать?
— Fuck you.
— Удачная шутка в твоем исполнении. Смеяться могу?
— Да пошел ты!
— Не проблема. Я-то пойду, а ты останешься. Думаю, если постараюсь, обеспечу тебя жильем и жратвой лет на десять. Как тебе перспектива?
— Как вариант.
Смит стоял молча некоторое время, а потом вдруг присел и заглянул парню в глаза.
— Энди, когда ты поймешь, что я святой человек? После всего, что ты натворил, я согласен простить тебя и…
— Отвали. Лучше сдохну непрощенным и буду ждать тебя в аду.
— Ты хоть на минуту можешь представить, что такое тюряга? Ад начнется еще при жизни. Там ты ежедневно будешь удовлетворять человек двадцать, не считая обслуги! Твоя задница превратится в виноградную гроздь, из которой будет подтекать дерьмо! Ты этого хочешь?! Там таких, как ты, не жалуют! Энди! Будешь со мной, вновь станешь богом! Трудно понять?! Я хочу спасти тебя, неужели ты не видишь?! Ну, что сделать, чтобы ты понял?!
— Дай воды.
Смит отпрянул. Он не мог поверить собственным ушам. Не мог пережить унижение, в которое его вдавливал Энди.
— Ты сдохнешь здесь! Сгниешь в камере!
— Не кричи, — с трудом выговорил парень. — Я тебя слышу.
— Видимо, недостаточно хорошо! Ты всегда был дерзким и неблагодарным…
— Ты же тащился от этого. А, Смит?
Дав рванулся, припав возле парня на одно колено. Наклонившись к самому уху, он почти прошипел:
— А я и сейчас тащусь, потому и говорю тебе все это. Энди, я хочу помочь тебе…
— Уже, — парень хотел улыбнуться, но вместо улыбки по губам расползлась горькая усмешка.
— Я один могу все изменить. Скажи „да“, и я прощу тебе все, верну прошлую жизнь, только она станет лучше. Я обещаю.
— Она не может стать лучше, — шепотом ответил Энди. — По крайней мере, с тобой.
— У тебя нет выбора! — Смит резко выпрямился.
Выражение его лица изменилось. Надменный холод подергивал уголок рта, выдавая силу, которую Дав едва сдерживал.
— Со мной! Давай посмотрим, что без меня! Ты сейчас напоминаешь мешок, набитый дерьмом. Твой, как ты там его называешь, брат потерял работу и остался мне должен кучу денег. Тиа, вроде бы как, еще не закончила школу. Старик-колдун и бабка Тиу освободили место под солнцем. Видишь, как все печально? Кроме того, твой Маккена не жаждет тебя вернуть. Ты тоже мне должен кучу денег плюс нанесение вреда здоровью. Смотри, куда ты загнал ситуацию. Ты в дерьме по самые помидоры! У тебя проблемы! Хоть теперь ты понимаешь, кто твой благодетель? Ты, конечно, можешь еще раз послать меня, но что будет с ними? Разве тебе все равно? Ты же не дурак, чтобы не знать, что поможет тебе решить все эти проблемы очень быстро. Все счастливы и сыты, разве не чудо? Ты думай. У меня адское терпение, но не надейся, что оно будет вечным.
Энди не ответил. Просто отвернулся и закрыл глаза. Щелчок двери показался божественным спасением. Парень не спешил поворачивать голову, словно боялся увидеть размазанный фантом посетителя. Какое-то время Энди удавалось ни о чем не думать, но постепенно мысли возвращались. Мир изменился безвозвратно. Ощущение просто висело в воздухе. Стало еще хуже, чем парень мог представить. Мир, в котором нет Капель Дождя и Джил. Мир, в котором он сделал несчастными всех, кого любил… Плата за то, чтобы Рой жил, чтобы он получил назад все, что потерял. Мысль показалась чудовищной. Мост. Вода, что пахнет болотом. Рой. Энди думал. Где… где он так ошибся? Что сделал не так? Почему? И он понял. Он ошибся дважды: когда впервые сел к Рою в машину и когда не умер там, возле аптеки. Все эти годы он любил Роя, но сейчас впервые чувствовал, как теряет любовь. Она уходила медленно. Капля за каплей. Словно вода из губки. А за ней пустота. Выходит, он ошибся? Выходит, любви нет, и он просто придумал ее? Просто заполнил пустоту иллюзией? Придумал и верил? Наивно? Да. С чего он взял? Он столько раз обманывал и жизнь, и смерть, что должен был уже разозлить и ту, и другую. Они загнали его в тупик. Забили, как мяч, в ворота, и уже слишком поздно. Счет на табло передернулся, да и время игры закончилось. Смит прав, у него нет выбора. Он слишком заигрался, не заметив, как возросли ставки. Так он постепенно проиграл надежду, веру, любовь, жизнь и вновь проиграл, поставив на зеленое сукно игорного стола последнее, что еще оставалась — свободу.
Мелодия… легкое колебание невидимых нитей, словно где-то чьи-то пальцы касаются расстроенных струн, и каждый звук забирает у него что-то очень важное. Оно тает, исчезает над грудой наваленных камней. Рвется, цепляясь краешками невесомых волокон. Душа. Серебрящиеся оболочки. Энди чувствует, как теряет их одну за одной. Они падают, как лепестки, кружатся, опускаясь все ниже и ниже. Он бы мог подставить ладонь, чтобы удержать, но он просто молча смотрит. Они не нужны ему, пусть лучше свернутся и засохнут. Так лучше. Проще. Пусть. Они не будут звенеть, но он не почувствует и боли. Кольца его жизни. Они рвались, словно были сцеплены в цепочку. И теперь ее нет, и лишь груда искореженных обрезков простой проволоки. Он уйдет, построит свой мир из бетона, зальет толстым слоем, чтобы ни один росток не покоробил безразличного монолита. Он оставит мир, который разрушил, в котором принес столько горя всем, кого пытался любить… любил… Тонкая мелодия. Он еще может слышать ее,
